не возвращение билета, а наоборот - получение волчьего. Прежде всего еще
надо уметь вернуть билет. Это не так просто, как удавиться. В
действительности это требует еще большего труда и квалификации, чем
некоторые так называемые пути к Богу. Только для того, чтобы объяснить,
что это значит - настоящее возвращение билета, или подлинное самоубийство,
мне потребовалось бы исписать целые тетради эзотерических текстов, если
учесть все импликации. Я уже не говорю о практике. Так что отговорите
как-нибудь вашего приятеля. Больше этой глупости ничего нет, если не
считать концепции, согласно которой наш мир, физическая Вселенная, вмещает
всю реальность. Когда живешь в век глупцов, надо следить за собой.
- Да он просто не то от тоски, не то от любви. Влюбился в девчонку, у
которой становятся невероятной красоты глаза, когда они заполняются
слезами.
Ничего, мы его подлечим... А все же, ох, сдохнуть запросто - и то
нельзя... - вздохнул из своего угла Игорь. - Эх, хорошо бы выпить сейчас,
ребята. Самое время...
- Да почему же не выпить? - согласился Саша. - Понемногу очень даже
неплохо.
И вдруг откуда-то появилась бутылка.
- Ну вот она, родная, завалящая. А то пироги сохнут во рту, -
обрадовался Олег.
И радостный напиток был разлит по стопочкам. Загудел холодильник.
- Вздрогнем, - засиял Олег.
- Вздрогнем!
И все чокнулись.
- Но можно было бы и без водки, - выпивши, заключил Саша. - Чай с
пирогами где-то не уступает водяре. А, как, господа? Может, вернемся к чаю?
Все как-то растерялись от этого предложения.
- С вами забудешь об интеллекте, - вдруг проурчал, обращаясь к Саше,
Игорь.
- Это вы хорошо сказали, - одобрил Саша.
- Круг, круг - мой любимый, но недоступный символ, - медленно
проговорил Виктор.
- Он у него распадается, - заметил Олег.
- Да, что-то у меня пропало, - сказал Виктор. - То, чего, может быть, и
не было у многих других... И не знаю - найду ли?
- А если найдете, захотите ли опять потерять? Потерять, в высшем
смысле? - спросил Саша.
- Ну уж нет! Зачем?! Никогда. Я буду держаться за свое сокровище.
Игорь вдруг встал и, весьма многозначительно кивнув на Сашу, поманил
Олега.
- Мы выйдем ненадолго с Олегом - поболтать... Вот с этой водочкой, -
проговорил он.
И они ушли в комнату, закрыв за собой дверь.
Виктор и Саша остались одни. Фигура Саши как-то потемнела.
- Я мучаюсь, - спокойно и медленно говорил Виктор, закурив, - потому
что не могу найти то... вечное, высшее. Я... Все распадается, как сказал
Олег, но он многого не понимает. Саша молчал.
- Полнота... - продолжал Виктор. - ...Найти себя... И почему я
разрушаюсь, когда другие живут без всякого намека на это вечное Я, и
прекрасно живут.
...А я разрушаюсь!.. Без этого. Но об этом долго рассказывать. Обо
всем, что со мной случилось. И о внутренней катастрофе. Тогда было бы
более понятно.
Его глаза чуть расширились, и он пристально посмотрел на своего
собеседника. И усмехнулся.
- Вы, Саша, очень странный. И так много видите. Но загадка в том,
почему вас совершенно не интересует то, о чем я говорю: т.е. высшее. Я...
Вы ведь должны это понимать. Но я вижу: вы это знаете, но вас это не
интересует.
...Можно, я пырну вас ножом?
Саша сделал какое-то непонятное движение рукой, и Виктор рассмеялся.
И вдруг он взял книгу, которая лежала на подоконнике. То была
Bhagavad-Gita, и он показал ее гостю.
- Читаете? - спросил Саша.
Да, и это из лучшего, что я читал. Но от теории до практики - у меня во
всяком случае - большой шаг. Ведь этим надо овладеть практически...
реализовать на себе.
- Это священная книга. И что же вы в ней нашли, хотя бы теоретически? -
спросил Саша, в какой-то задумчивости, и глаза его вдруг стали совершенно
отсутствующими.
- Путь к единству с Богом, обретение вечности...
Саша вдруг возвратился и посмотрел на Виктора.
- Давайте чайку?... К единству с Богом, так вы сказали. Очень хорошо!
Но ведь оно нам в потенции дано, это соответствует внутреннему в нас,
отвечает нашему высшему чистому беспредметному состоянию... В сущности,
хотя большинство, как слепые в этом плане, это очень просто... Помните
Ramana Maharshi, может быть? И как жаль, если вы думаете, что потеряли
его, хотя я не могу понять, как такое могло с вами случиться? Тут что-то
не то. Может быть, вы и не имели ничего?
- Долго рассказывать.
- Ладно, оставим, - голос Саши был тих, и уходил куда-то вглубь. Слышно
было даже тиканье часов на стене. - Но вот один момент. Так ли это
запредельно, раз оно нам - в принципе - дано? Но ведь вы, кажется, и не
стремитесь к истинно-потустороннему? ...Вот эта священная книга, - и Саша
взял ее со стола, - одна из величайших Книг, написанных свыше, от Духа...
Но главное там, как и в некоторых других подобных книгах, - то, чего там
нет. Самое главное находится не в буквах, а между буквами. То, что там
есть, в самом тексте - только тело, а не само трансцендентное. Эти книги
надо прочесть так, чтобы увидеть в них то, чего в них нет. И ни в каких
комментариях, даже самых эзотерических, вы это "то"
не найдете. Но если увидите, только тогда вам начнет открываться то,
что не содержится ни в религиях, ни даже в высшей восточной метафизике, по
крайней мере, в ее "тексте".
- Хватит, хватит, - вдруг заговорил Виктор, и глаза его наполнились
слезами.
- Я не понимаю, о чем вы говорите. Я люблю эту книгу, и с меня хватит
ее.
Я
боюсь, что она мне не поможет, ибо со мной что-то происходит... А вы
очень странный человек, очень, очень. Простите, что я хотел пырнуть вас
ножом.
Вы почти не среагировали на мои слова, потому я и не двинулся. Лучше
уходите.
Простите меня.
- Уйду, Виктор, уйду. Это не проблема. Раз вам так плохо. Мы просто
мирно поговорили. За пирогами.
- Но с другой стороны, лучше не уходите.
- С другой стороны я и не уйду. Я уйду только с одной стороны.
- Да. Налейте-ка водки.
- Прошу. Тут еще осталось. О чем это они шушукаются, там в комнате.
Наверное, обо мне. Этот ваш Игорь чересчур нервный. Но ничего,
обойдется.
Игорь и Олег, раскрасневшиеся, с горящими глазами и почти опустошенной
бутылкой, вдруг появились на кухне.
Конец встречи прошел как-то тихо, сумрачно и безболезненно. Быстро
доелись пироги, внезапно остановились часы на стене, куда-то заторопился
Игорь.
Вышли на улицу, где уже гулял обезумевший ветер, и простились.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Через два дня Олег встретился с Берковым и Закауловым рано утром у
памятника Пушкину и рассказал им о посещении Виктора Пахомова.
- Ты понял что-нибудь? - спросил Берков.
- Ровным счетом ничего, - пожаловался Олег.
Это было непохоже на него, не в его манере было признавать черту, за
которой виделась для него одна тьма.
Впрочем, он добавил:
- Были весьма необычные, парадоксальные вопросы со стороны Саши.
- Интересно.
- Кроме того, мы с Кравцовым часто уходили в другую комнату: он вел
себя как-то сумеречно в присутствии Саши. Виктор оставался с Сашей
наедине, и я не знаю, о чем они говорили.
- И ничего о человеке Востока?
- Ничего.
- Кто же теперь следующий?
- Мы же решили: Ларион Смолин.
- О, это крепкий орешек, - усмехнулся Борис. - Пойдем на этот раз
втроем, я, ты и Леша, только надо выбрать время.
- Я договорюсь, - ответил Олег, - а теперь двинемся в Ленинскую
библиотеку.
- А мне не до книг сейчас, - вздохнул Закаулов, все еще расстроенный
недавней встречей со Светланой Волгиной. - У меня душа чего-то не того. Я
- в другую сторону.
Ленинская библиотека, и до известной степени Историческая, сыграли
особую роль в жизни и истории неконформистского общества. В 1957 году
книгохранилище библиотеки внезапно стало более или менее доступно для
читателей. Книги, которые раньше немыслимо было достать, теперь можно было
прочесть в читальных залах библиотеки; особенно явно были сняты оковы с
мистической и оккультной литературы. В 1959 году этот период кончился, но
до этого времени много книг было переснято, прочитано и т.д.; и кроме
того, возникла традиция встреч в кулуарах обширных читальных залов, да и
смягчения некоторые в смысле выдачи книг остались. Поэтому посещения
продолжались. Вокруг читальни создались целые легенды; много людей,
подпольных интеллектуалов, мистиков, поэтов, художников, писателей и
всяких ищущих встречались, знакомились здесь, проводили время, читали
ранее недоступную литературу, старые журналы, в перерыве - курили,
обсуждали, и не только книги, но и события жизни, и саму жизнь.
Кулуары, курильни превратились в клубы, где каждый узнавал своих по
особым знакам. Читальня переросла свое назначение; отсюда уходили на
вечеринки, чтения на квартирах; здесь можно было встретить людей из разных
кругов. Появились завсегдатаи читальни, бродяги-интеллектуалы. Многие
приходили сюда уже не читать, а встречаться. Здесь обсуждалось все: от
христианства до дзен-буддизма.
Потом значение читальни стало падать: духовное подполье разрослось
невероятно, откуда-то появились частные библиотеки с редкими книгами, по
рукам стали ходить книги, переводы, перепечатки... И никакие читальни
Москвы уже не могли вместить ищущих: все расползлись по квартирам,
кружкам, дачам...
Интересы в основном были гуманитарные: искусство, литература, религия,
метафизика, оккультизм и т.д.
Вскоре этот гуманитарный неконформистский (или "подпольный") мир стал
невероятно сложен и богат, с различными направлениями интересов... Здесь
было все: и глубинное погружение в русскую классику 19-го века, и открытие
скрытых имен русского искусства 20-го века; новаторские искания нового
времени, и уход в принципы древнего искусства. Философские имена,
задевающие за живое, естественно, не оставались без внимания... В сфере
чистого духа также было много исканий, главным образом в русле Православия
и восточной метафизики. И кроме того, некоторые пытались создать свое: и
возникали то глубоко оригинальные, невероятные идеи и течения, то попытки
таинственного, озаренного синтеза.
Не особенно отставала и практика.
К концу шестидесятых, началу семидесятых годов перестал даже быть, на
некоторых уровнях, "подпольным" неконформистский мир: его гуманитарные
интересы стала разделять и часть официальной интеллигенции. Все достаточно
усложнилось и перемешалось: на одном и том же вечере или чтении
встречались и профессора, ученые, представители обычной интеллигенции,
самые отчаянные поэты и художники, неконформисты, работающие ночными
сторожами.
Однако читальня Ленинской библиотеки, сыгравшая такую роль в начале
неконформизма, никогда не забывалась полностью.
Вот в эти-то кулуары и направились Олег с Борисом. Сначала они заказали
книги, получили их и углубились в чтение в пустынном утреннем зале.
Одинокие девушки, в нежном свете, льющемся из окон, проходили иногда мимо
них и рассаживались по своим местам. Одна, севшая рядом с Берковым, даже
глубоко вздохнула, когда бросила взгляд на заглавие книги, которую он
читал.
Часа в три друзья потянулись и направились в курилку. В коридорах
библиотеки они встретились с Андреем Крупаевым, который считался в
московском подполье немного загадочной личностью. Это был человек лет 36,
худой, с взъерошенными волосами и горящими глазами, которые иногда вдруг
тускнели и как бы уходили в небытие.
Выражение крайнего напряжения на его лице часто сменялось безличной
покорностью судьбе. Отец его, профессор биологии, отсидел свое при
Сталине, потом вернулся, больной и измученный, и поселился в Рязани. Мать
Андрея во времена Сталина отказалась от отца, скрылась на Севере. И Андрей
рос полным сиротой. Он, однако, окончил консерваторию и в юности вел
беспорядочную и пьяную жизнь; но потом вдруг все бросил - и зажил
отшельником и анахоретом. В чем лежали его подлинные интересы - никто не
знал, но постепенно он вышел из тьмы и стал приобретать в неофициальной
Москве известность как библиофил. У него была одна из лучших богословских
библиотек в Москве - и неизвестно было, как он все это умудрился
приобрести. Говорили, что помогали дальние родственники. И кроме того, у
Андрея были самые невероятные связи на черном книжном рынке, некоторые
книги в его библиотеке были настолько редкими и ценными, что к нему
частенько заглядывали профессора богословия из Духовной академии. Но у
него были и другие книги:
тоже редкие и ценные, но уже по колдовству, древней русской магии и
что-то из глубин веков. Часто у него появлялись какие-то совсем непонятные
типы, и всю ночь горел свет в окнах его квартиры в деревянном домике на
Плющихе. Его жена, Зина, совершенно тихое, молчаливое существо, во всем
подчинялось ему. Часто он ездил к отцу в Рязань, тот женился там и жил
благополучно.
- Что слышно у вас, Андрей? - осторожно спросил его Берков.
- У меня никогда ничего не бывает слышно, - ошеломил его Андрей. -
Слышно бывает у вас: и всякое неприятное...
Разговор не состоялся, и Олег с Борисом прошли в курилку, где уже
виделись хорошо знакомые лица: не говоря о Муромцеве, который сумрачно
стоял в стороне, здесь оказались Владимир Омаров, солидный
художник-иеконформист лет 40, который держал у себя дома настоящий
художественный салон, и еще двое ребят из Института мировой литературы.
Последние, несмотря на большое официальное положение, отличались широтой
взглядов и свободным посещением подпольных чтений и выставок.
Они окружили Олега и Бориса, и сразу завязался разговор, правда
довольно спокойный. Потом, когда подсоединился Валя Муромцев, беседа
приняла более волнующий оборот. Наконец, один из литераторов, Солнцев,
спросил Олега:
- Олег, все-таки считаете ли вы возможным существование литературы,
которая творится только в подполье, в самиздате, и нигде не публикуется?
- Да она же есть налицо, - удивился такому вопросу Берков. - Вот вам ее
представители...
И он показал на Олега и Муромцева.
- О нет, я подразумеваю психологическую сторону. Как возможно такое?
- Очень возможно, - холодно ответил Олег, - и даже есть ряд преимуществ.
Например, свобода: полная свобода, какой не было нигде и никогда, -
продолжал он уже горячо, - потому что даже в самых лучших условиях всегда
было давление:
общественного мнения, условностей, самой гласности. Мы же абсолютно
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг