Эрнст Малышев.
Необычное интервью
Шутка
Эта необыкновенная история случилась со мной несколько месяцев назад. На
днях поделился ею с редактором, но он, вопреки здравому смыслу, горячо
порекомендовал мне обратиться к его знакомому психиатру, лицу довольно
известному, часто выступающему с консультациями в нашей газете. Когда я
пришел по адресу, указанному в визитной карточке, то был весьма удивлен
неожиданно теплой встречей.
Доктор назвал меня по имени и отчеству, - видимо, редактор уже успел
позвонить ему, - провел в свой кабинет, вежливо усадил за столик с двумя
глубокими креслами и куда-то позвонил.
Пока он настойчиво расспрашивал, не было ли у меня в роду душевнобольных,
вошла молодая сестра в коротком, выше колен, белоснежном накрахмаленном
халате с двумя ароматными чашечками кофе. Пока я с удовольствием
разглядывал ее стройные загорелые ножки, в дверях встали два дюжих
санитара и, скрестив руки на груди, грозно поглядывали в мою сторону.
Сестра вышла. Доктор, повертев у меня перед глазами молоточком, сделал два
круговых движения руками. Затем по очереди оттянул пальцами хижине веки
обоих глаз, поочередно заглядывая в каждый в тщетной надежде что-либо там
увидеть и, удовлетворенно потерев руки, произнес:
- Что же, теперь я готов выслушать историю этого, как вы называете
"необычного интервью".
Я недоуменно пожал плечами, глядя на эти странные приготовления, и
подробно рассказал доктору о встрече с одним изобретателем.
Летом по заданию редакции я выехал в Харьков, откуда пришла жалоба на
местных руководителей, якобы не желающих внедрить в производство
"изобретение века".
Когда я позвонил в дверь по указанному на конверте адресу, мне открыл
бодрый старик лет семидесяти пяти в черной академической шапочке и
шлепанцах на босу ногу. Приоткрыв на цепочке входную дверь, он почему-то
шепотом спросил - кто я и откуда. Я, естественно, тоже шепотом, ответил,
что из газеты и протянул свое удостоверение. Старик долго изучал его, то и
дело вглядываясь в меня и сличая фотографию с оригиналом, затем вернул его
обратно.
Цепочка щелкнула; меня впустили в темную, заставленную шкафами с книгами
прихожую и провели в комнату; больше напоминающую лабораторию
средневековых алхимиков, чем жилище современного человека. Повсюду стояли
реторты и мензурки. На столе высилось нагромождение стеклянных пробирок,
колбочек, соединенных между собой змеевидно изогнутыми трубками и
опутанными разноцветными проводами. Все это сооружение кипело, булькало,
издавало непонятные звуки и стоны.
- Вот, - сказал старичок, указывая па стол, -- вот мое изобретение.
- Что это? - удивился я, глядя на стеклянно-резиновый хаос.
- Ну, что вы, отнюдь нет, это, так сказать, мое предприятие, а производная
вот, - и протянул мне на ладони малиновый маленький шарик.
- Видите эту пилюлю? Она стоит, по крайней мере, двух Нобелевских премий.
А мне никто не верит. До сих пор никто не собирается налаживать
производство этого беспрецедентного в истории средства.
- Какого средства, отчего? - я с недоумением уставился на старика.
- Как, разве вы не по моему письму?
- По вашему.
- Но вы хоть прочитали его?
- Прочел, но ничего не понял.
- Видите, вот видите! - обрадованно засуетился старик, - Все буквально все
мне отвечают одно и ;те же. И никто, никто не удосужился проверить.
- В чем все-таки дело? Объясните, наконец, - потеряв терпение, я повысил
голос. - Давайте скорее, у меня в кармане обратный билет на восемнадцать
тридцать.
- Ах так, уже обратный билет, - обиделся старик. - Вот она, тяга к
прогрессу и знаниям? Ну, раз вы так торопитесь, то я предлагаю проделать
небольшой эксперимент. Дайте-ка эту пилюлю любой собаке.
- Ну и что?
- Как что? Она будет говорить и ответит вам на любой вопрос.
- Что? - заорал я, - Вы издеваетесь надо мной!
- Ну, погодите, не горячитесь. Вы же ничего, буквально ничего не теряете.
Суньте пилюлю в конфетку и бросьте любой собаке. Она съест ее и станет
говорящей.
- А если она сдохнет? - подозрительно осведомился я. - Кто отвечать будет?
- Я... За все отвечу я.
- Ладно, давайте сделаем так. Вы на моих глазах сами бросите эту пилюлю
любой собаке, на которую я вам укажу. А я попытаюсь с ней пообщаться.
- Идет, - согласился старик.
Выйдя на улицу, мы прошли в тесный переулок между домами. Там было много
"собачников". Они гордо прогуливали овчарок, водолазов, бульдогов со
свирепыми мордами.
"Да, - подумал я, - сунет старик пилюлю собаке, а она возьмет и слопает
меня вместе с редакционным магнитофоном и моими собственными фирменными
джинсами, недавно приобретенными в кооперативном магазине на всю зарплату
штатного сотрудника газеты. Пожалуй, рискованно".
- - А можно собаку поменьше выбрать?
- - Ради бога, любую, какую хотите!
И вдруг я увидел привязанного поводком к скамейке небольшого коричневого
пуделя. Хозяйка сидела на другом ее конце и о чем-то оживленно беседовала
с двумя женщинами.
Я посмотрел на собаку. Пудель как пудель.
- Ну, бросьте-ка вот этой, - сказал я.
Старик бросил конфету перед пуделем. Тот подошел, понюхал и, недовольно
помахивая своим шариком-хвостом, брезгливо фыркнув, отошел в сторону.
- Ну, что же вы? - нетерпеливо спросил я старика.
- Видите - не ест.
- А вы попробуйте поднести на ладони, может, с земли они не едят?
- И то дело! - обрадовался старик, вытащил из кармана шоколадную конфету,
разломил ее пополам, сунул туда свою злополучную пилюлю и протянул пуделю
ладонь.
Тот нехотя подошел, снова понюхал и слизнул коричневый комочек шоколада.
- А теперь что делать?
- Как что? Задавать вопросы. А он будет отвечать. Вообще делайте все, как
полагается. По-моему, это называется взять интервью. Так вот и берите.
Я недоуменно хмыкнул, пожал плечами, невольно подумав: "Господи, когда же
этот сумасшедший старик от меня отвяжется", - и включив магнитофон,
подошел к собаке ближе.
- Простите за беспокойство, я из редакции, - пробормотал я, оглянувшись по
сторонам, не слышит ли кто-нибудь наш разговор, а то вызовут "скорую" да и
отправят в психиатрическую лечебницу.
Но никому до меня не было дела. Собаки важно прогуливали своих хозяев,
которые степенно беседовали между собой. А хозяйка пуделя по-прежнему
что-то горячо доказывала своим подругам.
К моему удивлению, пудель раскрыл пасть и человеческим голосом, путь
картавя, произнес:
- Слушаю вас, сэр.
Уже более почтительно, я нагнулся и шепотом попросил:
- Разрешите мне взять у вас интервью?
Далее я привел доктору стенографическую запись нашей беседы с пуделем. Сам
магнитофон вместе с кассетами у меня отобрали, когда при возвращении
домой, в поезде, я попытался взять интервью у двух обвешенных цепями
молодых людей, своих соседей по купе. Мне хотелось выяснить насколько их
интеллект выше собачьего. Но был не понят. Мне навесили под глаз "фонарь"
и отобрали магнитофон вместе с фирменными джинсами. При этом пригрозили,
если я вякну, то они меня на всякий случай выкинут из окошка. Вякать я не
решился, а когда они сошли с поезда, то сердобольная проводница одолжила
мне свою старую клетчатую юбку. Мне удалось под видом шотландца добраться
до редакции без происшествий.
Дальнейший текст стенограммы - интервью выглядит следующим образом. Я, то
есть журналист, в дальнейшем для краткости, себя буду обозначать буквой
"Ж", а своего собеседника - от начальной буквы его имени "Лакки" - "Л".
Ж. Обычно мы берем интервью у интересных, содержательных личностей. Мы
задаем вопросы, а нам отвечают, но возможности правдиво. Как вы смотрите
на такую форму собеседования? Ваше подлинное имя?
Л. Лакки-Нильс-Лорд-Джон III. В принципе я не возражаю.
Ж. Расскажите о вашем происхождении.
Л. Хотя лично у меня в настоящее время нет письменных подтверждений, но я
за своих предков абсолютно спокоен. Мои предки ведут свою родословную от
старинных ирландских пастушеских собак. Их шерсть была очень длинной и
никогда не лезла. Отсюда и пошло название породы "кудель" - "пудель". У
одного из ирландских королей была такая собака. Она верно служила ему всю
жизнь и даже спасла от смерти. С тех пор каждый ирландский король считал
за честь иметь у себя собаку такой породы. Отсюда и пошло название
"королевский". Что касается прямых предков, то я наследник одного из
знаменитых родов. Например, мой дед был лучшим производителем ФРГ, а
бабушка - чемпионка королевства Англии по экстерьеру. Отец в раннем
детстве не сошелся характером с родителями и вместе с одним из дипломатов
был интернирован в Советский Союз. Здесь он близко сошелся с коричневой
сукой, которая, к сожалению, не смогла подтвердить своей родовитости. И
вот я, как видите, несмотря на мой замечательный окрас и экстерьер,
вынужден прозябать в этом загроможденном домами пыльном городишке.
Скученность населения жуткая! Кругом автомобили, газонов нет, извините, но
даже нет возможности наедине побыть с самим собой. Кроме подобия сквера
между домами в районе моего постоянного места жительства, кругом каменные
тротуары и мостовые. Но пришлось смириться. Вот, как видите, так я живу,
вернее, влачу жалкое существование.
Ж. Что, у вас очень плохие жилищные условия?
Л. О чем вы спрашиваете? Какая-то жалкая однокомнатная конура. В ней даже
и кости не разомнешь как следует. От стены до стены не больше шести
метров, не говоря о прочих неудобствах. Даже горячей воды нет. Какая-то
колонка газовая или что-то в этом роде. I am sorry, я не уверен, что
правильно назвал это сооружение.
Ж. Недавно создали клуб "Фауна". Надо обратиться к общественности. Разве
можно держать животных в таких невыносимых условиях, особенно собак вашей
породы!
Л. Вот именно. В глубоком детстве по личному знакомству меня за чисто
символическую плату передали этим... Я сожалею, сэр, но вынужден назвать
вещи своими именами, - этим недоноскам. Правда, я их держу в руках. Они у
меня достаточно послушны, я их воспитываю, разумеется, по-своему. Начну, к
примеру, ничего не есть. Тут они как задергаются, забегают, заохают и
начинают вокруг меня танцевать. "Ах, сынуля, ах, маленький, ну съешь
кусочек сырого мясца, ну, печеночки, ну, хоть курочки". А я - ноль
внимания, фунт презрения. Они в панике начинают звонить докторам, лапать
мой нос. Видите ли, они проверяют насколько он холодный. Дался им мой нос!
Ну, я их несколько выдержу, затем сподоблюсь чем-нибудь закусить. Пары
сырых бифштексов мне достаточно для начала. Ну а они рады. Так и лезут со
своими, пардон, слюнявыми поцелуями.
Ж. Да, видать в семью вы попали неважную.
Л. Ну, что делать! Выбирать мне не приходилось. Зато я их несколько
дрессирую.
Ж. Вот это интересно. А каким образом?
Л. Ну, для начала я их вожу па поводке.
Ж. Как это?
Л. Видите ли, во дворе дома много беспородных и больших собак, здесь их
называют "надворными советниками", глядишь, какая-нибудь и укусить может.
А кожа у меня нежная. Таким образом, я взял за правило приносить им
поводок, прозрачно намекая, что нечего дремать, надевайте-ка этот ошейник
и выхолите на улицу. Хозяйка, естественно, выходит, я ее помотаю по
кустам. Сам-то ростом не удался, а хозяйка верзила, фунтов шести росту, да
и хозяин такой же. Так что эти беспородные, так называемые дворняги, меня
стороной обходят. Уж больно громоздки мои так называемые приемные
родители. Вывел я как-то на поводке свою mather, в кавычках, на улицу. А
на нас. водолаз бросился. Глаза горят, клыки огромные. Ну, я, как водится,
к ней на руки запрыгнул и рявкнул на это лохматое чудище. А мамуля как
завопит тонким голосом, как завоет, меня прижимает, не дает свободы. Тут
люди сбежались, собаку оттаскивают. Я ничего, смело сижу и лаю. Да, если
бы она меня на руки не схватила, я б ему показал, как бросаться на принцев
голубой крови.
Ж. Что вы можете сказать об отдельных чертах вашего характера? Например, о
смелости, боевитости.
Л. Ну, этого мне не занимать.
Ж. Обычно представители клуба "Фауна" жалуются, что им приходится спать
под дверьми, на коврике.
Л. Ну, я своих выдрессировал. Скорее можно сказать, они у меня спят на
коврике. Правда, в кровать я их иногда пускаю. Мое любимое место - спать
на подушке. Mather приютится с краюшку, я ничего, не протестую. Пускай
спит, не жалко. Бывает жарко летом, я слезу с кровати, полежу у балконной
двери, а потом обратно в кровать. Mather только разоспится на моем месте.
Ну, я ее лапой по физиономии, по физиономии. Понимает, сразу освобождает
место и в свой уголок - прикорнет. А я, естественно, поперек подушки
разлягусь. А она, I am sorry, big pig, радуются моей сообразительности.
Будит своего мужа и говорит: "Смотри, как наш маленький спит на спине,
лапки раскинул и всю подушку занял". Тот встает и оба млеют от восторга,
только спать мешают. Затем тихонько, чтобы, не дай бог, меня не
потревожить, она и примостится с краюшку.
Ж. Многие представители клуба "Фауна" жалуются, что часто линяют. Как у
вас обстоит дело с решением этого вопроса?
Л. У меня-то нет проблем. Я вообще никогда не линяю. А вот father, тот
лезет хуже самой облезлой кошки. Боже мой, если бы вы только знали, как он
облезает! Нельзя даже лечь в приличную постель. Везде его черные волосы,
тьфу. Я на днях подошел к своей миске горло промочить, так он умудрился и
там насорить. Целых три волоса нашел. Чуть не подавился. Дал задание
mather, чтобы чаще мыла и стригла его. Обещала исправиться. Теперь
приходится каждое утро прежде чем пить, в чашку заглядывать. Не набросал
ли этот облезлый тип туда своих волос? И вообще, как вы понимаете, по
теории относительности господина Эйнштейна, три волоса на голове - это
слишком мало, а найти их в своей миске - это слишком много.
Ж- Считаете ли вы себя очень талантливым?
Л. Безусловно и очень. На днях по телевизионному экрану передача была. Там
какой-то музыкант, по моему мнению, достаточно известный, на фортепиано
заиграл Моцарта. Так во мне гены так заговорили, что я завыл, sorry запел.
Мои обезумели от радости. А как, спрашивается, петь, если мои приемные
родители не то что пианино в свою конуру занести не могут, в ней клавир-то
не поместится! А как бы я мог петь, как бы мог! А они заведут свой
магнитофон и кайфуют под бредовую современную музыку. А мне нужна
классика. Настоящая классика, Моцарт, Бах, на худой конец, Чайковский.
Ж. Так вы уверены в своем таланте?
Л. Разумеется, у меня абсолютный музыкальный слух и голос, дай бог каждому.
Ж. Могли бы вы бросить профессию домашней собаки и заняться чем-нибудь
более серьезным? Допустим, служить на границе или в таможне, выискивая
наркотики.
Л. Пожалуй, нет. Я уже в некотором роде привык к своей относительно
спокойной жизни, если ее так можно назвать. Да и вроде моих шестифутовых
бросать жалко. В принципе, они люди безобидные. Пусть не дворяне,
простолюдины, но что делать? С интеллектом, правда, у них плоховато. Но
"Jedem das Seine" - "каждому свое".
Ж. Завидуете ли вы своим коллегам?
Л. Безусловно. Их, видите ли, и на выставки водят, и медали вручают. А мои
бездарные, с позволения сказать, родственники даже не могли мне
элементарную родословную оформить. Чтобы я хоть на людях мог показаться.
Одним словом, разве с такими неудачниками можно медаль получить... А вы
поглядите на меня. Какой окрас, какая фигура и оскал! Посмотрите-ка, какой
оскал, а прикус, а зубы, посмотрите, какие зубы и череп, один мой череп
чего стоит. По теории Ламброзо я - пес уникальный, причем исключительно
арийской породы. Да я бы все медали взял на выставке. Пардон, но даже и
говорить об этом не хочется.
Ж- Какую роль в вашей судьбе играет отец?
Л. Да никакую... Иногда видимся. Так он делает вид, что меня не знает.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг