зной. Мощные солнечные лучи усердно преломлялись в оконных стеклах, и
поэтому на стекла больно было смотреть. Полюс холода, сугробы и снегопады
существовали где-то в другом, далеком от реальности мире.
Серафим Валентинович еще раз вздохнул и придвинул к себе поближе
экзаменационную ведомость. Бумага тоже была теплой от солнца. За спиной
учителя, там, где висела доска, шел монотонный, словно размякший от жары,
ученический рассказ о некоторых физических явлениях, объединенных
вопросами одного билета.
Теплая ведомость отражала точное положение дел. На текущий момент в
ведомости были восемь четверок и четыре пятерки. Троек и двоек не было.
Один ученик отвечал, трое других у доски готовились к ответу - против их
фамилий были поставлены точки. Остальные графы были пока пусты -
взволнованные и напряженные, остальные ученики сидели на своих местах и
ждали очереди.
Учитель немного поколебался и украдкой расстегнул еще одну пуговицу на
своей белой полотняной рубашке. Расстегивать дальше уже не позволяли
правила поведения в обществе. Рубашку очень хотелось снять совсем, но на
экзамене об этом нечего было и думать. За спиной продолжался монотонный,
словно резиновый, ответ. Послушав еще немного, Серафим Валентинович мягким
голосом сказал: "Хорошо!" - и клетчатым носовым платком вытер лоб.
Одно из оконных стекол преломляло солнечные лучи хуже, чем все
остальные. Серафим Валентинович вдруг увидел в нем свое отражение -
толстенький, маленький и кругленький человек в белой рубашке и в белых
полотняных брюках, сидя за кафедрой, совершенно изнывал от жары. По лицу
человека, мешая видеть как следует, струились противные ручейки пота. Весь
внешний вид был далек от должной экзаменационной строгости и
торжественности. Учитель вздохнул, вывел в ведомости очередную четверку и,
сделав усилие, повернулся назад.
Справа и в центре доски дела шли именно так, как и должны были идти:
Лариса Свечникова и Аркаша Исаченков, твердые четверочники, бойко стучали
по доске кусочками мела, возводя на ней именно те физические построения,
которые можно было оценить твердыми четверками. За Ларису и Аркашу
беспокоиться не было никаких причин. В левой части готовился к ответу Витя
Сайкин, ученик, в физике ненадежный и способный преподнести на экзамене
любой неприятный сюрприз. Серафим Валентинович безрадостно пригляделся и
пожал плечами. Витя Сайкин успел уже исписать две трети своей части доски,
почему-то опередив и Ларису, и Аркашу. Насколько можно было оценить с
первого взгляда, ошибок на доске еще не было. Учитель снова отвернулся к
классу и, изнывая, украдкой стал вытаскивать под столом ноги из ботинок.
Словно съежившиеся от жары, ботинки казались орудием утонченной пытки,
окончательным результатом долгих экспериментов святой инквизиции.
Учитель подождал еще несколько минут. Минуты текли медленно, время
хотело остановиться совсем. За спиной, в левой части доски, перестал
постукивать мел.
- Сайкин, - без особого энтузиазма сказал Серафим Валентинович, - ваша
очередь отвечать, Сайкин!
Он вытащил наконец ноги из ботинок и с облегчением поставил их на пол.
Доски пола были блаженно прохладны. Безжалостные солнечные лучи под стол
не проникали; он был надежно закрыт с трех сторон - маленькая и уютная
кафедра...
2
...В конце концов Витя увидел, что Серафим Валентинович даже привстал
со своего места и оглядел его с ног до головы так, словно видел впервые в
жизни.
- И благодаря своей односторонней проводимости, - продолжал Витя
невозмутимо, - электронная лампа используется для выпрямления
электрического тока. Если рассмотреть последовательно всю электрическую
цепь...
Учитель кашлянул и снова сел.
Витя рассмотрел последовательно всю электрическую цепь, и этим ответы
на вопросы билета были исчерпаны. Встревоженным голосом учитель задал Вите
один за другим несколько труднейших дополнительных вопросов. Уловив
мгновенную мысленную подсказку Мозга, Витя ответил и на них. У Серафима
Валентиновича вид после этого стал таким, словно бы он услышал, что законы
Ньютона в действительности были совсем недавно открыты школьной буфетчицей
тетей Ниной. От такого неожиданного сравнения Вите стало очень смешно, и,
чтобы скрыть улыбку, он стал смотреть в пол, усыпанный обломками мела.
Глядя в пол, Витя вдруг припомнил, что кто-то из учеников десятого "А"
прозвал Серафима Валентиновича Мостиком Уитстона (опыт с Мостиком Уитстона
был излюбленным опытом учителя), и от этого ему стало еще веселее.
В кабинете физики было теперь очень тихо. Со всех сторон Витя
чувствовал на себе десятки удивленных, недоверчивых, настороженных
взглядов учениц и учеников десятого "А". Мостик Уитстона, толстенький,
маленький, кругленький, снова встал в полный рост и полез в карман белых
полотняных брюк за платком. Вытерев с круглого лба пот, он некоторое время
напряженно оглядывал доску с безукоризненными Витиными записями. Потом
дрогнувшим голосом Мостик Уитстона начал:
- Смогли бы вы мне ответить...
Витя обернулся туда, где лежал его черный портфель, и стал ждать
вопроса. На круглом лице Мостика Уитстона отражалось невероятное душевное
напряжение. Серафим Валентинович, не договорив, снова сел и вдруг
безразлично, едва слышно пробормотал:
- Пятерка!
Вытирать доску было, пожалуй, даже немного жаль - под тряпкой должны
были исчезнуть все эти великолепные физические построения, выполненные
его, Витиной, рукой. С исчерпывающей, ужасающей полнотой были изложены
ответы на оба вопроса билета, задача на параллельное и последовательное
соединение электрических проводников решалась тремя равноценными
способами. Вытерев доску, Витя вернулся к своему месту и очень бережно
взял за ручку черный портфель. В классе стояла невероятная тишина. Витя
слушал тишину, и на него вновь, как это уже бывало, волнами стало находить
удивительное ощущение того, будто бы все происходящее на самом деле
происходит с кем-то другим, лишь присвоившим себе его, Витин, внешний вид,
внутренний мир, фамилию и имя. Ощущение, впрочем, уже заглушалось
поднимающейся откуда-то изнутри огромной и жаркой волной совершенно
неописуемой, неправдоподобной радости.
- Но как же, - растерянно вдруг молвил вслед Вите учитель, словно бы
вот только сейчас до конца осознав все, что произошло. - Ведь вы... да
ведь прежде...
Витя обернулся. Мостик Уитстона, в своих белых брюках, в белой
полотняной рубашке, зачем-то сделав какие-то странные движения ногами под
столом, уже вылезал из-за кафедры и секунду спустя, смешной рысцой
пробежав через класс, оказался рядом с Витей. Со странным выражением на
лице учитель огляделся вокруг и приблизился чуть ли не к самому Витиному
уху.
- Послушайте, Витя, - зашептал он, горячо дыша, - как же это так, а? Я
не хотел говорить этого вслух, но ведь вы... Да что там говорить, разве я
мог ожидать... Вы, как бы это сказать, - толстяк запнулся. - Чтобы средний
ученик... Феноменально! Я не слышал такого ответа за все тридцать лет...
Взгляд учителя постепенно подергивался какой-то неясной дымкой.
Несколько секунд спустя Серафим Валентинович очень по-приятельски хлопнул
Витю Сайкина по плечу и дрогнувшим голосом произнес:
- Молодец!
Витя крепче сжал ручку портфеля и, ликуя, толкнул тяжелую дверь.
3
Школа вся была в розовом свете. Выскочив в коридор, лишь неимоверным
усилием воли Витя заставил себя остановиться. Больше всего хотелось
подпрыгнуть высоко вверх, чтобы достать рукой до больших электрических
часов, висевших под самым потолком, а потом, наверное, стремглав
промчаться по коридору и кубарем скатиться по лестнице до самого первого
этажа.
Солидных размеров плакат, висящий как раз напротив дверей физического
кабинета и требующий от всех тишины ("Тише! Идут экзамены! Тише!"),
казался розовым. Розовыми казались шеренги цветочных горшков,
выстроившихся на широких розовых подоконниках. Отменным розовым блеском,
казалось, сверкали старательно начищенные паркетные половицы, розовыми
выглядели укрепленные на стенах коридора и знакомые до мелочей стенды:
большой стенд, посвященный жизни и научной деятельности великого русского
физика, изобретателя радио Александра Степановича Попова, стенд с
многочисленными геологическими образцами, собранными в Подмосковье
учащимися старших классов во время туристских походов, и стенд, на котором
висела общешкольная газета "Очевидец". Все еще сдерживаясь, Витя сделал по
коридору несколько шагов и не узнал своей привычной походки. Походка была
теперь упругой и легкой, даже чуть-чуть пританцовывающей, под ногами
приятно пружинили паркетные половицы. С фотографий и рисунков огромного
стенда за каждым Витиным движением удовлетворенно и одобрительно следил
великий русский физик Александр Степанович Попов. Витя улыбнулся великому
ученому еще издали и подошел к стенду поближе.
Шариковая авторучка появилась из кармана на свет словно сама собой. В
коридоре было пусто и тихо. Витя занес авторучку и стал оглядывать стенд,
еще толком не зная, что именно он сейчас сделает. Очень хотелось
каким-нибудь письменным способом выразить свое уважение всей науке физике
вообще и великому физику в частности. Подпись под одной из фотографий
стенда утверждала, что великий ученый запечатлен на ней в окружении своих
любимых учеников. Фамилии учеников приводились, и, секунду подумав,
завершая длинный и блистательный перечень, Витя старательно вывел свою:
"Сайкин В.Н.". Подумав еще секунду, Витя дописал: "профессор и академик".
Александр Степанович поощряюще улыбался.
Сдерживаться становилось все труднее, чувства кипели и требовали
немедленного выхода. Прямо перед Витей коридор пересекала широкая
солнечная полоса, падавшая из окна. Преодолев полосу одним гигантским
прыжком, Витя перестал сдерживаться и в мгновение ока очутился в вестибюле
первого этажа. Позади медленно оседала взорванная грохотом каблуков
торжественная экзаменационная тишина.
Но нянечка тетя Соня, строгая и принципиальная, одиноко сидевшая в углу
с двумя спицами и клубком белой шерсти, крайне неодобрительно подняла
голову, и Витя, дав выход первому, самому бурному потоку радости, перешел
на обычный шаг. Дверь, разделявшая мир мраморной вестибюльной прохлады и
мир жаркого, нагретого солнцем дня, была распахнута настежь. Прошмыгнув
мимо тети Сони, одним своим взглядом наведшей в школе должный порядок и
снова взявшейся за вязанье, Витя радостно шагнул из одного мира в другой.
Школа стояла в маленьком и уютном саду. По бокам аллеи, что вела от
школьных дверей к воротам сада, разместились несколько уютных скамеек, на
них падали тени от больших и развесистых лип. Витя опустился на одну из
этих скамеек - на ее спинке чьей-то рукой была вырезана убийственная
характеристика "Глеб - козел!" - и осторожно положил рядом с собой свой
черный портфель.
Еще некоторое время у Вити продолжалась счастливая реакция на экзамен.
Сначала он просто сидел на скамейке, подставив лицо солнечным лучам,
пробивавшимся сквозь завесу из листьев, и блаженно ощущал, что наконец-то
сдан самый последний экзамен, самый трудный предмет, и теперь окончен
десятый класс, приобретено среднее образование, и жизнь вступает в новый
период.
Потом Витя удобно вытянул ноги и стал насвистывать запомнившийся мотив
"Батуми". Просвистев мелодию до конца, он с наслаждением начал
восстанавливать в памяти вереницу событий, только что происшедших в
физическом кабинете, - и то, как он вытащил билет и сел готовиться за
передний стол, и как Мозг, телепатически ознакомившийся с содержанием
билета, когда Витя мысленно повторил его вопросы, стал ему подсказывать
издали подробные и обстоятельные ответы на них, диктовать формулы и
рассказывать, как надо рисовать чертежи; как Витя записал все это на
листочке, а потом с листочка переписал на доску, когда вышел к ней
отвечать; как легко было отвечать, если Мозг подсказывал, что говорить,
едва Витя делал малейшую паузу; и, наконец, как это было приятно, когда в
ведомости появилась пятерка - первая за весь этот тяжелый и ответственный
экзаменационный период. Пятерка, которая станет для родителей несомненным
семейным праздником.
Вспомнив о родителях, Витя спохватился. Вскочив с места, он кинулся к
будке телефона-автомата, стоявшей возле школьных ворот, и позвонил маме в
библиотеку. Взволнованный Витин рассказ на другом конце провода был
воспринят именно так, как этого следовало ожидать. От радостных маминых
интонаций мембрана завибрировала так, что Вите даже пришлось слегка
отстранить трубку от уха. Выслушав все, что сказала мама, Витя повесил
трубку на рычаг и некоторое время зачем-то смотрел на старенький и
потертый телефонный диск.
Человека, только что лучше всех из класса сдавшего физику, вдруг снова
кольнула совесть. Причиной Витиного успеха был не он сам, а Мозг,
аккумулировавший в себе множество самых разнообразных знании, и в том
числе обширные знания по физике. Путь к успеху был, следовательно, не
очень-то честным. Не снимая трубки с рычага, неожиданно для себя самого,
Витя вдруг набрал зловещий пожарный номер 01 и послушал, как в тишине
будки долго замирает жужжание диска.
Потом он вышел из будки и шагнул на асфальт. Толчок совести был
мимолетным и почти незаметным, совесть куда-то бесследно спряталась уже
секунду спустя, вновь уступив место нестерпимой радости. В голову Вите
пришло совсем другое - наверное, Мозг надо было как-то поблагодарить. Витя
остановился, не дойдя до своей скамейки.
Конечно! Каким же неблагодарным надо быть, если такая мысль не пришла
ему в голову сразу, едва он вышел из класса. Вместо того чтобы
поблагодарить, Витя оставлял на стенде А.С.Попова легкомысленные автографы
и прыгал через полосы солнца. Мозг делал для него все, что он просил,
Мозгу будет приятно, если ему показать, как его ценят и как он необходим.
Витя пытался найти какие-нибудь подходящие к случаю слова благодарности.
Сказать хотелось очень красиво и вместе с тем точно выразить свои мысли. В
голову почему-то не приходило ничего путного. "Мозг, - подумал Витя с
невольной тоской, - наверняка мгновенно подсказал бы, как его лучше всего
поблагодарить..."
К скамеечке с убийственной характеристикой, адресованной неизвестному
Глебу, Витя вернулся, так ничего и не придумав. Он присел на самый краешек
сиденья, досадуя на себя так, как только можно было досадовать в такой
ситуации. На черный портфель он не мог поднять глаз.
- Ну, - добродушно поощрил баритон, - а чего бы тебе хотелось теперь?..
Витя приподнял голову. "Вот-вот, - подумал Витя, - он снова предлагает
мне свою помощь, а я даже не знаю, как мне его за это благодарить..."
- Не стоит! - неожиданно сказал баритон. - Не стоит благодарностей. Я
лишь делаю то, что должен.
Витя вопрошающе уставился на портфель.
- Не забывай о телепатической связи, - пояснил Мозг добродушно.
Витя облизал пересохшие губы и немного смутился.
- Вот я и говорю - благодарностей не стоит!
Черный портфель сделал паузу.
- Лучше бы мне знать, - повторил баритон секунду спустя, - в чем я могу
помочь тебе теперь?..
Витя Сайкин огляделся по сторонам. В уютный школьный дворик долетал шум
машин с Новопесчаной улицы. От недавно подстриженных газонов поднимался
жаркий сенный настой. Раскаленный асфальт, казалось, вот-вот прожжет
подошвы. Было вполне достаточно жизненных трудностей, которые хорошо было
бы разрешить. Наверняка Мозг мог легко справиться с любой. Если у Вити и
были на этот счет какие-либо сомнения, после объяснения с родителями,
когда Мозг продемонстрировал глубокое знание психологии взрослых, и после
экзамена по физике, где Мозг был по-настоящему велик, сомнения
растворились бесследно. Владельцу Мозга с колоссальным жизненным опытом
позавидовал бы кто угодно.
Витя вздохнул и не очень уверенно посмотрел на черный портфель. Он
встретился взглядом с невидимым взглядом Мозга и почувствовал, что взгляд
полон дружеского участия и готовности немедленно прийти на помощь.
- Теперь? - переспросил Витя и слегка покраснел. - Вы говорите -
теперь?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг