- Лежать! - прикрикнула Анна Михеевна. - Действительно, бычок... Настоящий
бык. Никакая наука не может пока создать, брат, такое сердце, такие
легкие. - Приложив к туго забинтованной груди большое, в смешных волосиках
ухо и пристраивая его между бинтами, она, морща лоб, чтобы скрыть улыбку,
потянулась за протянутым Женей фонендоскопом. - Не болтать! - снова
прикрикнула она, заметив, что Юра собирается что-то сказать.
Выслушав его, она аккуратно свернула фонендоскоп и отдала Жене, продолжая
рассматривать Юру.
- Кормить атмовитаминами, начнете с номера пятого... Утром сделайте
вливание витоглюкозы...
- Вливание? - Юра умоляюще взглянул на Анну Михеевну.
- Запомните, - отрезала она, - вы находитесь на флагманском корабле нашего
флота, линкоре "Советский Союз". Родина и весь мир оказывают вам
величайшие почести. Вы - Человек-луч, Герой человечества и прочее... Но,
пока вы мой больной, забудьте об этом. Вы будете делать только то, что я
прикажу. Сейчас я приказываю спать. Женя, вы уйдете со мной.
- Но ведь я ничего не знаю! - пробормотал было Юра.
- Вот и отлично! - Анна Михеевна, пропуская Женю вперед, плотно закрыла за
собой дверь.
Он долго лежал с открытыми глазами, удивленно улыбаясь, иногда хмурясь,
вспоминая все, что с ним было, и думая о словах Анны Михеевны. Как он
очутился на линкоре? Что это все значит? Что обозначают ее слова о
почестях и прочем? Но слабость была еще так велика, что он не заметил, как
заснул...
Профессор Шумило была права: Юра, Женя и академик Андрюхин, профессора
Паверман и Ван Лан-ши, а также рабята - Пашка, Бубырь и Нинка возвращались
домой на линкоре "Советский Союз". Родина выслала за героями специальную
эскадру: линкор, флагман Краснознаменного Морского Флота и два крейсера.
Почти все страны мира просили разрешения участвовать в почетном эскорте, и
сейчас следом за нашими кораблями шло не менее семидесяти различных боевых
кораблей всех флотов мира. Здесь были китайский крейсер и итальянский
эсминец, английский авианосец и шведская подводная лодка, суда всех
рангов, флаги всех стран... Даже ночью, даже в самую злую штормовую погоду
корабли шли иллюминированные чуть ли не от ватерлинии до верхушек
радиомачт, словно целый лес огромных новогодних елок.
Еще в Биссе к советским кораблям присоединились китайский крейсер и
эсминец Индии. Каждый из них приветствовал нашу эскадру двадцатью одним
залпом, салютом наций; им отвечали советские крейсеры. Линкор молчал; все
знали, что там борется со смертью Юра Сергеев, Человек-луч. Корабли
присоединялись к великому каравану на всем длинном пути, и каждый раз
вновь и вновь звучали торжественные салюты, единственные залпы, радующие
сердца людей. С авианосцев, линкора и крейсеров в воздух то и дело
срывались, как стаи ласточек, самолеты. Фигурами высшего пилотажа, целым
каскадом головокружительных взлетов, падений, своим виртуозным мастерством
они пели песню бессмертному подвигу Сергеева, простого парня, хоккеиста,
секретаря заводской комсомольской организации. Устраивались парады,
банкеты следовали за банкетами; академик Андрюхин, осунувшийся и
постаревший, говорил, что никогда он не жил такой напряженной жизнью, как
в эти дни, а наедине с Паверманом даже признавался, что начинает
чувствовать свои восемьдесят семь лет. Теперь уже не сотни, а тысячи
корреспондентов пытались проникнуть к Сергееву, увидать академика
Андрюхина или хотя бы поговорить с членами экспедиции. Во время стоянки
кораблей на рейде в Сингапуре, когда Бубырь и Нина в сопровождении мистера
Крэгса отправились в порт в надежде походить немного по твердой земле и
посмотреть на заморские края, им даже не удалось высадиться. Необозримое
скопище лодок ожидало вестей с линкора "Советский Союз"; шлюпку окружили
еще за несколько километров от порта. Ей навстречу плыли яхты, джонки,
лодки любых фасонов и названий, так набитые людьми, что кто-нибудь то и
дело сваливался в воду. Двое фотографов долго плыли неподалеку от шлюпки
и, поддерживая друг друга, фотографировали Крэгса и ребят. Потом они
начали умолять, чтобы им сказали что-нибудь, что угодно, хоть несколько
слов. Нинка не выдержала, подтолкнула Бубыря, и не успели их удержать, как
они, хохоча, заорали:
- Ура! Ура! Ура!
Фотографы остались очень довольны! Потом выяснилось, что из этого вопля
Бубыря и Нинки они соорудили целую статью, в которой доказывали, что
Человек-луч безусловно выздоровел или выздоравливает со дня на день...
Пока же шлюпке с Крэгсом и ребятами пришлось спасаться бегством на линкор,
и старшина, командовавший шлюпкой, был рад-радехонек, когда очутился в
безопасности, на родной палубе.
Джонки не отставали от линкора ни на миг все то время, пока корабли
пробыли в Сингапуре. Стоило бросить что угодно за борт, как немедленно
сотни пловцов ныряли с восторженными воплями в воду. Чаще всего им
доставался окурок папиросы или спичечный коробок, но и то и другое
считалось величайшей драгоценностью, так как пришло оттуда, с корабля, на
котором плыл Человек-луч, на палубе которого иногда показывался академик
Андрюхин со своими друзьями. Миллионы людей собирались в районе портов,
куда заходил караван мира, составленный из военных кораблей всех стран.
Люди собирались только для того, чтобы хоть издалека посмотреть на
корабли, узнать, где среди них "Советский Союз", и потом, спустя долгие
годы, вспоминать это важное событие и клясться, что своими глазами видели,
как Человек-луч вышел на палубу и весело помахал им рукой...
Пожалуй, мир еще не видел ничего подобного! Ни сумасшествие, охватившее
американцев, когда они на заре авиации встречали своего национального
героя, Чарльза Линдберга, впервые перелетевшего через океан из Америки в
Европу, ни бурная радость москвичей, превративших улицы города в цветочные
оранжереи, когда победители полюса - Чкалов и его товарищи возвращались на
родину, ни обожествление Тенцинга, тигра снегов, впервые ступившего на
Эверест и ставшего для многих жителей Востока символом их возможностей и
будущего величия, ни встреча наших астронавтов, экипажа Константина
Потехина, первым из всех людей ступившего на Луну, - ничто не могло идти в
сравнение с тем безумием восторга, которое охватило человечество, когда
оно осознало грандиозность открытия Андрюхина и подвига Сергеева.
Два сейфа на линкоре были уже забиты орденами и почетными дипломами,
которые непрерывным потоком шли на имя Андрюхина, Сергеева и других членов
экспедиции от правительств, академий, организаций; даже Пашка, Нинка и
Бубырь получили около сотни почетных жетонов от детских организаций разных
стран. Пашка особенно гордился свидетельством, что он назначен юнгой
флагмана китайского флота.
Не обошлось и без неприятностей. Пронырливые корреспонденты узнали кое-что
о характерах и склонностях членов экспедиции, сообщили об этом всему миру,
и в один прекрасный день Бубырь узнал, что он избран почетным членом
французского гастрономического клуба "Чрево", а Нинка получила приглашение
немедленно возглавить Брюссельский дом моделей. Она очень испугалась.
- Что я там буду делать? - приставала она ко всем.
- Откажись, - мрачно бубнил Бубырь, сам удрученный нахальством французских
чревоугодников.
- Они прислали бумагу, с печатью! Что теперь будет! - ужаснулась Нинка.
Шел день за днем. Ребята уже несколько освоились на линкоре, два раза
видели самого адмирала, о котором говорили только шепотом, уже не только
Пашка, но даже Бубырь, даже Нинка различали флаги всех государств, чьи
корабли шли в почетном эскорте... Нинка успела целый день проходить в
сшитой для нее матросской форме и сбросила ее только под градом насмешек
Бубыря и Пашки. Пашка был в гостях у боевого расчета одной из башен
линкора, а Бубырь выиграл партию в шахматы у самого боцмана, отчего оба
игрока испытали крайнюю неловкость и смущение... В общем, все шло отлично,
если бы не одно обстоятельство.
С момента, когда вертолет опустился на экспедиционное судно "Ильич", и до
настоящего времени никто из ребят не видел Юру Сергеева... Больше того -
они не видели и Женю! Хотя ее поместили в одной комнате с Нинкой и
Бубырем, она даже не заглянула в эту комнату. Все дни и все ночи она
дежурила около Юры, которому было сначала очень плохо, а сейчас, говорят,
он уже приподнимается и учится сидеть в кровати.
Они чувствовали что-то несправедливое и жестокое в том, что им не
разрешают взглянуть на Юру. Нинка даже пыталась доказать, что это ухудшает
его здоровье.
- А что? - убеждала она Пашку и Бубыря. - Юра нас любит? Любит. Ему
хочется нас повидать? Хочется. А желание больных надо удовлетворять, их
нельзя нервировать...
Она попробовала изложить свою теорию Анне Михеевне, но Женя ее прогнала.
Тотчас Нинка решила, что их главный враг - Женя.
- У нее такой характер, - объясняла она. - Ей всегда хочется быть главной.
Командовать. Чтоб все ее видели...
Однажды Паверман, заблудившись на корабле, налетел на грустивших ребят.
Поправив очки и взъерошив и без того стоявшую дыбом шевелюру, он подступил
к Лёне и вдруг вспомнил, что должен готовить из него ученого.
- Что ты делаешь? - спросил он. - Мне кажется, ты теряешь даром время.
- Нет, мы думаем, - возразил Леня. - Мы соображаем.
- Вот как! Что именно?
- Понимаете, - Леня решил, что профессор Паверман может пригодиться, - нам
очень хочется повидать Юру. Мы же старые друзья! Никто из вас, даже
академик Андрюхин, еще не знал Юру, а мы уже были знакомы...
- Ты уверен, что знал Юру до академика Андрюхина? - сердито спросил
Паверман. - Что ты познакомился с ним раньше, чем мы?.. - Словно
спохватившись, он добавил: - А ты знаешь, что такое фамильярность?
- Нет, - сознался Леня.
- Но ты применяешь ее на практике! Ты называешь просто Юрой человека,
которого сопровождает на родину эскадра военных кораблей Советского Союза
и военные корабли всех стран! Он - Человек-луч, гордость нашего отечества,
а ты...
- Что ж, вы, может, думаете, если он Человек-луч, - немедленно вмешалась
Нинка, - так не будет играть за "Химика"?
- За какого "Химика"? Вы же ничего не понимаете! - Паверман схватился за
голову. - Дети...
Бубырь тотчас заерзал, оглядываясь по сторонам.
- Чего ты ищешь?
- Детей, - ухмыльнулся Бубырь. - Нет, правда, Юра будет играть за
"Химика", хоть сделайте его десять раз лучом! Давайте пойдем и спросим
его. Хотите?
- К нему, - торжественно заявил Паверман, - имеют доступ только Женя, Анна
Михеевна и академик Андрюхин...
Наверное, профессор Паверман все же поделился с кем-нибудь этим
разговором, потому что вечером, когда ребята уже укладывались спать, к ним
таинственно заглянул сам Иван Дмитриевич Андрюхин.
Он закрыл за собой дверь и, сунув руки в карманы широких брюк, принялся
прохаживаться между кроватями, хитро поглядывая на ребят, замиравших от
любопытства.
- Спите? - спросил он наконец.
- Ага! - радостно хихикая, хором ответили Бубырь и Нинка.
- Вот и чудесно. Животы, носы, руки, ноги в порядке?
- В порядке! - подтвердили Бубырь и Нинка.
- А может быть, вы бациллоносители? - подумав, спросил он страшным голосом.
- Нет, нет, нет! - завизжала Нинка.
А Бубырь просто не знал, что это такое.
- Очень хорошо, - сказал Андрюхин, щелкнул Бубыря по носу и ушел.
Ребята тотчас уселись на своих кроватях и вытаращили друг на друга глаза.
- Орлы, не спать! - завопил Бубырь. - Сейчас мы пойдем к Юре!
- Пойдешь ты, как же! - не удержалась Нинка, всей душой веря, что Бубырь
прав, и не спуская глаз с двери...
Но прошло полчаса, час... Заглянул приставленный к ним матрос и, ворча,
выключил свет.
- Спать, воробьи! - хмуро сказал Пашка и демонстративно повернулся носом к
стене.
На следующее утро их разбудили на рассвете. Женя вывела ребят на ют,
усадила в плетеные кресла, сунула по булке с маслом и велела сидеть.
- А если кто будет гнать, скажите - вам здесь приказал сидеть сам адмирал.
И ушла.
Вскоре появились во главе с боцманом матросы и принялись натягивать леера,
отгораживая именно ту часть палубы, где находились ребята.
- А ну давай отсюда! - хмуро брякнул боцман.
Проиграв партию в шахматы, он про себя совершенно твердо решил, что не
дело ребятам быть на боевом корабле.
- Нам сам адмирал позволил! - заявил Бубырь.
- Я тебе покажу адмирала! - И боцман, ухватившись за плетеное кресло,
поднял его было вместе с Бубырем, но откуда-то сверху начальственный голос
коротко приказал:
- Отставить!
Торопясь поставить кресло, боцман чуть не уронил его.
- Продолжать работу! - изрек тот же голос.
После этого боцман решил, что Бубырь - самое серьезное испытание для
моряка. Замкнув ребят в тугую ограду лееров, матросы ушли, зато вскоре
начали накапливаться пассажиры линкора - ученые, писатели, журналисты,
официальные представители правительств. Они толпились с двух сторон
отгороженного пространства, оставляя свободной сторону, обращенную внутрь
корабля. Ребята начинали чувствовать себя неловко. Было такое ощущение,
что их посадили в клетку, а вокруг собираются зрители, правда с очень
почтительными, даже радостными лицами, но явно ждущие чего-то. Ребята
заерзали в своих креслах, пряча глаза от толпящихся взрослых и внимательно
рассматривая зеленую бездну за бортом. Они не решались на глазах у всех
переговорить друг с другом и выяснить, что же это все значит.
Вдруг раздались негромкие, осторожные, ласковые аплодисменты. Все смотрели
в глубь корабля, на проход, по которому меж двух шеренг матросов в
парадной форме медленно катилось большое кресло.
В нем с растерянным лицом, встревоженным и радостным одновременно,
полулежал Юра Сергеев.
Ребята узнали его сразу, но сердца их сжались, когда они увидели, какой он
стал худой, слабый и бледный до желтизны. Какой он стал беззащитный!
Словно охраняя его, ни разу не взглянув по сторонам, не спуская глаз с
Юры, шли по бокам Анна Михеевна и Женя, а сзади - академик Андрюхин.
Ребята давно встали со своих плетеных кресел и, не зная, что делать, то
передвигали кресла в угол, то начинали тоже аплодировать, то оправлялись,
стараясь принять независимый вид. Леера приподняли, кресло проехало к
самому борту линкора, и тотчас на всех кораблях эскорта загремела музыка;
заглушая ее, понеслись радостные крики, суда одно за другим стали
выбрасывать сигналы: "Китайские моряки никогда не забудут этой минуты!",
"Мы постараемся быть достойными вашего подвига, товарищ Сергеев!",
"Человек-луч - ура!", "Да здравствует Человек-луч!.." При виде этого
величественного зрелища, при первых звуках музыки и восторженных криках,
приветствовавших его появление, Юра, забыв обо всем, хотел встать, но
твердые руки не дали ему даже пошевельнуться.
Тогда он негромко заговорил:
- Дорогие мои друзья... Мне жаль, что я не могу всем вам пожать руки! Но
произошла ошибка. Меня приветствовать не за что! Как и вы, я всем обязан
нашей Родине, давшей нам среди других чудес великую науку нового общества!
Многим мы с вами обязаны тем, кто ее создает, и прежде всего - великому
русскому ученому Ивану Дмитриевичу Андрюхину... Не могу скомандовать
кораблям салютовать в его честь, в честь науки... И все же я дам свой
салют!..
И он беспокойно зашевелился. Ему протянули трепещущий белоснежный комок -
голубя, затем другого, третьего... И вот один за другим из его рук
несколько голубей взмыли в сияющее небо...
Большинство голубей вернулись на "Советский Союз", но некоторых удалось
приманить другим кораблям. Потом рассказывали, что итальянские моряки,
сумев залучить к себе голубя, устроили великий пир; голубь, как почетный
председатель застолья, находился в золотой клетке в центре стола. Всю
дорогу его охраняли приставленные для этой цели офицер и матросы, а по
приходе в Неаполь голубь в специальном вагоне был доставлен в Рим и в
торжественной обстановке вручен президенту республики.
Пока же восторг от того, что они наконец увидели Человека-луча, что он
жив, безмерное преклонение перед подвигом Андрюхина и Сергеева вылились в
импровизированный парад. Один за другим корабли всех стран, украшенные
флагами, под звуки своих национальных гимнов проходили мимо "Советского
Союза", сбавившего ход. Эскадрильи самолетов то исчезали далеко в океане,
то появлялись, беззвучно мелькая над кораблями.
Пашка, Нинка и Бубырь, сбившись в кучу, растерянно и жадно следили за всем
происходящим, то и дело возвращаясь взглядами к Юре. К нему один за другим
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг