Бубырь отлично знал это ужасное свое качество...
Все-таки он попробовал посидеть подольше. Уже около десяти он затеял
выпиливать лобзиком рамочку с очень сложным рисунком, где, по замыслу
художника, два слона должны были поддерживать хоботами мамину фотографию.
Мама не раз огорчалась, что Бубырь, когда-то начав эту рамочку, давно ее
забросил, и сейчас, принимаясь снова выпиливать, Бубырь рассчитал все с
математической точностью. Помогло и то, что Оля уже спала, папа сидел над
своими переводами с английского, а мама затеяла генеральную уборку в
коридоре.
Так прошло около часа, и, когда мама спохватилась, было уже без четверти
одиннадцать. Она тотчас начала с шумом загонять Бубыря в постель, но,
увидев над чем он пыхтит, оставила его в покое. Он выиграл, правда,
немного, всего минут десять, потому что даже рамочка не могла, в конце
концов, примирить маму с таким недопустимым нарушением режима. Тогда
Бубырь начал тянуть. Каждый чулок он снимал чуть ли не по пяти минут и
рассматривал их с таким вниманием и интересом, как будто в них скрывалась
потрясающая тайна. Потом он полез в кровать, не помывшись. Лишь несколько
секунд он наслаждался мыслью, что мама ничего не заметила. Впрочем, пока
она сообразила, что произошло, и выдернула его из кровати, прошло еще
несколько минут.
- Время работает на нас, - пробормотал довольный Бубырь и подмигнул сам
себе.
- Что? - крикнула мама, вталкивая его в ванну.
Но он не пожелал отвечать.
Уже в ванне Бубырь вдруг содрогнулся от ужаса.
Нельзя дольше тянуть! Он не рассчитал! Скорее в кровать! И пусть все
немедленно ложатся! Иначе они не заснут до двенадцати, а тогда все
пропало! Тогда он тоже так заснет, что не встанет!
Он моментально очутился в кровати, и это вызвало у мамы подозрение.
Конечно, он не мыл ноги! Леня захныкал, делая вид, что спит на ходу, но
вызвал сочувствие только у папы. Мама была беспощадна. Она сама вымыла его
толстые, в царапинах и синяках колени, все пыталась смыть синяки, потом
удивительно долго вытирала полотенцем, так что Леня, нетерпеливо
переступая ногами по коврику, начал возмущенно фыркать. В полном
расстройстве он нырнул наконец в постель и тотчас принялся канючить, чтобы
потушили свет.
Папа послушно лег, но мама оставила в спальне ночник и продолжала
возиться. Бубырь ворочался, скрипел пружинами, дрыгал ногами, так что
стонала задняя спинка кровати, и все-таки загнал маму в постель.
- Что за противный мальчишка! - ворчала она укладываясь.
Но ночник она не потушила. Более того: она зашуршала газетами, собираясь
читать.
Бубырь знал, что это не опасно, но у него уже иссякли силы. В ту самую
секунду, когда он готов был застонать, мама уронила газету на пол и
легонько всхрапнула, как будто пробовала какую-то носовую струну. Словно
дожидавшийся этого, папа поспешно прошлепал босыми ногами, потушил ночник
и улегся, едва слышно покрякивая от холода. Заснули быстро.
Лежать в темноте, не спать и слушать храп, пусть даже собственных
родителей, не очень увлекательное занятие. Чтобы все-таки не заснуть, Леня
начал вспоминать стихи. Он любил стихи про войну, походы и сражения, в
крайнем случае - смешные стихи или хотя бы про драку, и сейчас силился
вспомнить такие, но почему-то в голове у него завихлялись совсем другие
стишки, которые он учил еще малышом в детском саду:
Плутишка зайка серенький
Под елочкой сидит...
Леня увидел этого зайчишку, его веселые рыжие глаза, плотно прижатые уши,
похожие на две варежки, и тонкие, прямые кавалерственные усы... Заяц
белыми лапами лихо бил по красному барабану и тоже читал какие-то стихи, а
рядом стоял черт первого разряда и ядовито ухмылялся...
Потом исчезли и заяц и черт, а Леню словно кто-то толкнул. Он приподнял
голову и испуганно оглянулся, не в силах сообразить, почему он проснулся,
но смутно чувствуя, что он обязан что-то сделать. Леня посмотрел на
тусклые в свете уличных фонарей стенные часы: без пяти час. И тотчас все
вспомнил.
Он подскочил на кровати; она жалобно всхлипнула, и он, вздрогнув,
оглянулся на кровать родителей. Нет, спят... Сопя, почесываясь, он оделся
довольно быстро, но, натягивая штаны, понял, что забыл надеть лифчик и
чулки. Подумав, он махнул рукой и сунул в валенки голые ноги. Еще вечером
он решил, что прятать ошейник в квартире опасно. Лучше всего было
схоронить его в сарае.
Дверь в коридор была открыта. Он вышел, гордясь тем, как ловко у него все
выходит, и сожалея, что никто этого не видит. Он надел пальто, шапку и
шагнул было к двери, но замер, понимая, что сейчас чихнет. Это было
ужасно. Он ничего не мог поделать и чихнул... С перепугу Леня сел на пол.
Храп на кровати прекратился. Леня не дышал, ему сразу стало так жарко, что
он безнадежным жестом снял шапку. Пружины заскрежетали, это заворочался
папа. Он словно прислушался, но через мгновение снова принялся
подсвистывать. Леня вытер со лба пот, тяжело поднялся и вышел в коридор,
осторожно закрыв за собой дверь.
Это было сделано как раз вовремя, потому что Муха, спавшая в кухне, с
радостным визгом выскочила в коридор, явно мечтая принять участие в
необычайной прогулке. Она так старательно терлась о Ленины валенки, так
умильно виляла хвостиком, что он решил поскорее ее выпустить и взять с
собой.
Беззвучно сняв цепочку, он открыл тугой английский замок и потянул дверь.
Муха вырвалась на лестницу, вильнув между его ног. Леня вышел следом и
осторожно запер дверь. Все. Выбрался.
Слегка подсвистывая Мухе и радуясь, что захватил ее с собой, Леня
спустился в сонный подъезд и, стукнув дверью громче, чем следовало, вышел
в холодный, темный, очень тихий двор. Он окончательно проснулся, и теперь
все казалось легким и веселым. Пока Муха металась где-то у чужих сараев,
Леня открыл дверь своего сарая и остановился, жалея, что не захватил
фонарик. Пробираясь меж сложенных поленниц в угол, он решил, что запрячет
ошейник в один из старых противогазов.
Присев и положив на колени противогаз, Леня достал ошейник и снова стал
его рассматривать. Подумав, что на свету удалось бы, пожалуй, разобрать и
другие буквы, Леня решил сделать это завтра же вместе с Пашкой, а пока
сунул ошейник на самое дно сумки, под коробку, и, поеживаясь, выскочил из
сарая. Запирая дверь, он осторожно свистнул Мухе. Она не откликалась.
Тогда он посвистел громче, потом тихонько позвал:
- Муха... Муха!
Ее нигде не было. Леня прошел вдоль сараев, заглянул за угол, посвистел и
позвал громче, но Муха не отзывалась... Во дворе было все так же тихо и
темно, но теперь казалось опаснее. Вобрав голову в плечи, Леня перебежал
двор. За каждым углом будто кто-то таился; Бубырь окликал Муху голосом,
дрожащим и от волнения и от холода. Из-под одного сарая ему в ноги
метнулось что-то черное, но это промчалась потревоженная кошка. Мухи не
было...
Не могла же она исчезнуть! И Бубырь, чувствуя все большую тревогу, метался
по двору, звал, даже умолял Муху отозваться... Как было бы хорошо, если бы
она выкатилась сейчас к нему, ласково повизгивая, и у самых ног
кувырнулась на спину! Честное слово, он не стал бы ее ругать. Они поскорее
побежали бы домой...
Бубырь метался так до тех пор, пока родители, вне себя от тревоги,
полураздетые, не выскочили во двор и от радости, что нашли сына, принялись
тут же шлепать его и справа и слева. Мама ухватила Бубыря за ухо, а папа,
сопя и кряхтя, подталкивал свое чадо, не слушая его воплей.
- Муха пропала!..
К его удивлению, родители остались почти равнодушны. Мама сказала, что
пропажа Мухи ее не удивляет. Собака, сумевшая так таинственно появиться,
должна была и исчезнуть необыкновенно. Лёне стало ясно, что Муху искать не
будут. Он вспомнил об ошейнике и даже застонал от огорчения, что снял его.
Пусть бы уж пропадал вместе с Мухой!
- Что еще? - свирепо крикнула мама, дергая его за ухо.
Ну что можно было ей ответить!
- Холодно, - простонал Бубырь первое, что пришло ему в голову. - Я без
чулок...
- Боже мой! - Мама в полном отчаянии подхватила его на руки, а папа бежал
сзади и уверял, что она надорвется...
Никто, конечно, не знал, что пропавшую Муху прежде звали Детка, что она
прожила необыкновенную и очень важную жизнь, что ее ищут и за ней
охотятся...
Глава десятая
ПОИСКИ
В Академическом городке в эту ночь все были на ногах. Детка пропала!
Андрюхину не сразу разрешили вести открытые поиски Детки. Слишком серьезно
было все, что связывалось с проведенным опытом, результаты которого и даже
организацию не следовало разглашать.
Но делать было нечего: выбившись из сил, став похожим на сумасшедшего,
профессор Паверман за двое суток обшарил каждый кустик на трассе - и без
всякого успеха.
Следовало искать таксу в городе. С семи утра диктор местного радио через
каждый час оповещал жителей о пропаже собаки и призывал доставить беглянку
за большие вознаграждение на стадион. Майск немедленно стал похож на
огромную выставку собак. Никто и не предполагал, что в городе их так
много. Фотографии с изображением пропавшей таксы появились только к
двенадцати дня, но и после этого вели псов всех мастей. Вой стоял над
городом. Наверное, среди собак прошел слух о грозящем поголовном
истреблении, и они, рыча и огрызаясь, отказывались идти. Их тащили чуть ли
не волоком, везли в автобусах, в грузовиках; мальчишки принесли столько
щенят, что город пропах ласковым запахом псинки и молока.
Весь этот собачий базар проходил на большом футбольном поле. Зимой поле
стало малым, хоккейным, и вокруг оставалось много места, чтобы разместить
собак, их хозяев и бригаду из Института научной фантастики, возглавлявшую
поиски пропавшей таксы.
Руководил этой бригадой профессор Паверман. Голова его все еще была
забинтована. Сквозь сильные очки глаза казались маленькими и злыми.
Профессор ни на мгновение не оставался в покое. Он бегал по наскоро
сколоченной трибуне, мимо которой проводили собак, то и дело соскакивал на
поле и кричал, хватая хозяев собак за рукава и отвороты пальто:
- Вы что, издеваетесь, да? Разве это собака? Это теленок! Зачем мне ваши
овчарки? Такса! Понимаете? Маленькая, черная, веселая, добрая, умная такса!
На него не обижались: видели, человек не в себе. А собак привели, чтобы
хоть чем-нибудь помочь: может, пригодятся.
По радио передали короткое выступление академика Андрюхина с обращением к
жителям Майска и окрестных колхозов:
- Дорогие товарищи! От имени всего коллектива наших ученых прошу вас
оказать всяческую помощь в поисках пропавшей собаки! С ней связано важное
для нашей страны открытие. Собаку необходимо отыскать срочно, в противном
случае поиски станут бесцельными...
В середине дня над стадионом повис вертолет. К трибуне, где бегал Борис
Миронович Паверман, сбросили вниз лесенку. По ней, словно большой темный
жук, быстро перебирая ступеньки, спустился незнакомый большинству человек
с отличной бородой и веселыми, яркими глазами. Это был Андрюхин.
- Ничего?
Паверман отчаянно махнул обеими руками, едва не задев Андрюхина по шапке.
- ...Вообще ни одной таксы!
Конечно, были и таксы, правда немного. Каждый раз, когда среди визжащих,
рычащих, старающихся мимоходом цапнуть кого-нибудь псов появлялась
приплюснутая, с висячими до земли ушами раскоряка такса, словно карикатура
на настоящую собаку, вся бригада ученых сбегала с трибуны и мчалась ей
навстречу, наступая на разнообразные лапы и хвосты... Впереди всегда
оказывался Борис Миронович. Хотя руки у него, много раз перевязанные
бинтами и даже просто носовыми платками, были все изгрызаны неблагодарными
псами, он первый хватал таксу на руки. Но все было напрасно.
Вертолет, сделав круг над стадионом, ушел вертикально вверх и исчез.
Профессор Паверман не бросал и не опускал очередную таксу: он ронял их так
небрежно и одновременно с таким отчаянием, что, даже слыша визг своей
собаки, ее хозяин только расстраивался, что и этот пес не тот...
Папа еще затемно уехал в командировку на кирпичный завод, но мама узнала
все рано утром, когда ходила в магазин за молоком. В магазине все говорили
о пропаже ученой собаки. Мама обрадовалась, что ее Бубырь в школе, и про
себя решила строго его предупредить: она ничего не желает слышать ни о
каких собаках! Пусть ищут где хотят, у них собак не было и нет. Незачем
путаться во всю эту историю... и слушать бесконечные расспросы: ведь
помочь уже все равно нельзя! Мама не знала, какие испытания в эти первые
утренние часы выпали на долю ее Бубырю. Обращение Андрюхина, текст
объявлений, расклеенных по городу, - все это было сообщено школьникам на
уроках. Никто, правда, не заметил, как побагровел и вспотел Бубырь, хотя
ему казалось, что все мгновенно уставились на него и даже обличающе
вытянули в его сторону указательные пальцы...
Пашка и еще несколько мальчишек удрали с уроков, искренне уверенные, что,
пока они не возьмутся за это дело, собаку не найти. Бубырю тоже очень
хотелось удрать, но куда? Куда удерешь от ошейника?
Это был ужасный день, который к тому же не обогатил Бубыря знаниями, хотя
он, трепеща, просидел все уроки. Потом он поболтался на школьном дворе,
чтобы только не слышать всех этих разговоров о Мухе, и наконец
нерешительно поплелся домой...
Он совсем забыл о встрече на лестнице с Нинкой Фетисовой... Когда Бубырь
подходил к дому, Нинка выскочила и помчалась к нему во главе знакомых
мальчишек. Бубырь похолодел. Она летела к нему со всех ног, зажав в кулаке
содранное с забора объявление с фотографией черного песика. На фотографии
Детка казалась старше, крупнее, но Леня сразу ее узнал.
- Муха! - простонал он горестно, вырывая у Нинки фотографию.
- А где же она? - тотчас затараторила Нинка. - Где? А? Я все видела, я все
помню! Ты теперь не отвертишься! Я все равно от тебя никогда не отстану...
Лучше давай вместе сдадим, вдвоем. Так и понесем! Сначала ты, потом я.
Хочешь?.. Знаешь, какие мы станем известные? На весь город! Могут даже в
газетах написать: "Пионеры-отличники Бубырин и Фетисова вернули академику
Андрюхину его замечательную научную собаку..."
- Заткнись! - диким голосом заорал Бубырь, не в силах дальше терпеть. -
Нет ее у меня!
Нинка не сразу поверила, что собаки действительно нет. Не поверил и Пашка
и другие ребята. Бубырю пришлось рассказать всю историю, но все
окончательно убедились в его правоте, только когда он, сопя и незаметно
слизывая слезы, открыл сарай и, добыв из дальнего угла противогаз, вынул
ошейник.
Леня совершенно правильно предположил, что днем удастся разобрать все
буквы. Он первый прочел: "Просьба дать знать о собаке по адресу:
Горьковская область, п/я 77"
Пашка хмуро проверил и, не глядя на Бубыря, осведомился:
- Сообщил?
- Ночью... ничего не видно было, - дрожащими губами выговорил Бубырь.
- Дураки! Ах, дураки! - закричала Нинка, с невыразимым презрением глядя то
на Бубыря, то на Пашку. - "Мы, мальчишки! Мы самые умные! Все можем!"
Тьфу! Дурачье! Упустили такую собаку...
- Что же теперь будет? - тоскливо спрашивал всех Бубырь. - Ох, и попадет...
- А ты думал! Ясно, попадет, - отрезал Пашка. - Ну, и что? Пошли.
Он вскочил со скамейки и потащил за собой упирающегося Бубыря.
- Ждите нас!
- Куда мы бежим? - испуганно пискнул Бубырь.
- На стадион!.. Ты слышал, они там... ну, эти, ученые... Сейчас мы им все
выложим. Пусть ищут!.. Будь уверен, найдут!..
- Попадет... - простонал Бубырь, сморщившись.
- За это ничего. Можно... - Пашка деловито на ходу высморкался. - Пусть
даже выдерут, не обижайся. Чего там! Даже легче станет. Правильно Нинка
тебя ругала. Она бы не упустила собаку, хоть девчонка... Может, эта собака
такая, что через нее люди будут жить вечно. Павлов, тоже был когда-то
академик, на ком все свои самые знаменитые опыты ставил? На собаках! И в
Космос первыми собаки летали. Ученые им верят. И Андрюхин тоже. Собака
выдержит, тогда на человеке пробуют...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг