приятно было их надеть и ходить, не хромая!..
Но шайбы так и не было. Следовало предпринять решительные шаги.
Оля, старшая сестра, по указанию мамы или из-за своего зловредного
характера внимательно следила теперь за Леней.
- Она мне прямо дышать не дает! - пожаловался как-то Бубырь отцу.
- Ничего, сынок! - Отец шутя подтолкнул Бубыря. - А ты знай свое, дыши
помаленьку...
Бубырь принял эти слова как разрешение действовать.
Во всяком случае, уже на следующий день хоккей возобновился, и каждый
вечер стоило больших трудов загнать Леню домой. Он приходил до того
извалявшись в снегу, что на ворсе лыжного костюма каменели сосульки, а
снег нельзя было счистить. Едва держась на ногах от усталости,
розовощекий, с блестящими, потемневшими глазами, он победоносно
посматривал на сестру.
Оля и мама с ног сбились, пытаясь сначала выяснить, что же теперь из
домашнего имущества стало шайбой, а потом - хоть взглянуть на эту шайбу,
которая не давала им покоя. Но, конечно, шайба исчезала, как только они
появлялись поблизости.
Так прошли вторник, среда, четверг и пятница.
Наступила суббота.
Никто в Майске не подозревал, что сегодня наступил срок, установленный
академиком Андрюхиным для опыта с Деткой.
Вдоль всей трассы предполагаемой передачи через каждые триста метров стоял
сотрудник Института научной фантастики. Казалось, все было предусмотрено.
Луч, в который превращалась симпатичная черная такса, должен был
приземлиться примерно в восемнадцать часов сорок шесть минут семь секунд
на пустынном замерзшем болоте, среди чахлых кустиков, в трех километрах от
Майска. Там Детку должен был встретить целый отряд научных работников.
Андрюхин предложил снабдить Детку ошейником и выгравировать на нем адрес,
куда в случае отклонения от заданного пути нашедшему следовало доставить
таксу.
- Отклонения не будет, - воспротивился Паверман. - Я не понимаю, Иван
Дмитриевич...
- Ну хорошо, хорошо... - согласился Андрюхин. - Не хотите дать Детке
ошейник, не надо... - Глаза его тут же лукаво блеснули. - А вы проследили,
Борис Миронович, куда идет дальше трасса? Если луч все же пройдет дальше
заданной точки?
- Я не понимаю этих шуток, Иван Дмитриевич! - вскричал вконец
изнервничавшийся за последние дни Паверман.
- Ну-ну, спокойнее, дружок... Я хотел только сказать, что если продолжить
трассу, то она пересечет Майск, где живет знаменитый Леня Бубырин...
Помните картошку АГ-181-ИНФ? Ну не сердитесь, я шучу, конечно...
Все же, услышав о картошке, профессор Паверман распорядился надеть
ошейник...
...По субботам, как всегда, мама топила ванну. Ни хотя мама была занята
более чем обычно, ей бросилась в глаза непонятная суетливость и
озабоченность ее сына, наступившая после четырех дней безудержного
веселья. Маме, впрочем, и в голову не приходило, что эта смена настроений,
ванна и хоккей имеют между собой что-то общее.
После уроков, наскоро перекусив, что само по себе свидетельствовало о
смятении в душе Бубыря, и убедившись, что ванна затоплена, он сбежал во
двор.
Первой мылась обычно Оля. Она мылась не под душем, а напускала для себя
полную ванну воды. Это было ужасно. И на этот раз Оля хотела проделать то
же. Она долго возилась, что-то бурчала, так что наконец мама, не слыша
плеска воды, окликнула ее:
- Ты что, заснула? Когда же ты думаешь мыться?
- Не знаю! - сердито отвечала Оля.
- Ну, что тут еще? - Мама появилась в ванной. - Что еще стряслось?
- Куда-то засунули пробку, - вся красная и растрепанная, зло ответила Оля.
- Ищу, как дура, целый час...
И вдруг она, прервав себя на полуслове, молча уставилась на мать
вытаращенными глазами. Мать таким же остановившимся и очень
сосредоточенным взглядом рассматривала свою дочь, хотя видела, казалось,
вовсе не ее.
В следующее мгновение, накинув кое-как шубу, Оля выскочила во двор.
Там в это время шел жаркий спор.
- Отдай, - просил Леня Пашку, - только на сегодня. Сегодня все помоются, а
там опять три дня играй... А не то отнимут.
- "Отнимут"! - упрямился Пашка. - А откуда известно, что она у тебя? Нету,
и все!
- Все равно узнают, - тянул Леня.
Задыхаясь, с мокрыми кудряшками, прилипшими ко лбу, между ними появилась
Оля.
- Где пробка? - выдохнула она. - Давай живо, мама идет!
Леня молча, жалобно и укоризненно смотрел на Пашку, и тот, отвернувшись,
нехотя сунул ему наконец пробку от ванны, последнюю, быть может, самую
великолепную шайбу...
Бросив Лёне какую-то очень злую угрозу, Оля умчалась. Ребята потоптались
около Бубыря, посмеялись, повздыхали и тоже разошлись.
- Ладно уж, валяй домой, - сказал милостиво Пашка. - Не бойся, не убьют
дорогого сыночка...
И тоже ушел насвистывая.
А Лёне совсем не хотелось свистеть. Было холодно, скучно и одиноко, но
идти домой он не решался. Падал редкий снежок, но во дворе было так темно,
что и снежинки казались темными. Все люди сидели дома, и в окнах как будто
дразнились и хвастались приветливые разноцветные абажуры. А во дворе не
было никого и стояла такая неприятная и тяжелая тишина, как будто все
навсегда покинули Бубыря, ушли в свои веселые, теплые комнаты. А ему туда
нельзя. Как было тоскливо! Он слонялся по двору, обошел заваленный грязным
снегом скверик, лицо у него сморщилось, перекосилось, и, если бы
кто-нибудь в эту минуту сказал ему хоть слово, он бы немедленно заревел.
Но никого не было.
Петляя по двору, он все-таки незаметно приближался к своему подъезду. Но,
подойдя к нему, он снова не решился войти и присел на корточки, подперев
спиной замерзшую стену. Здесь было почти так же хорошо, как дома, между
письменным столом и платяным шкафом... Честно говоря, Бубырь немного
хитрил. Он ждал. Должны же были выскочить в конце концов встревоженная
мама или хотя бы Оля! Им давно уже следовало забеспокоиться...
Так он сидел, тыкая прутиком снег, немного тоскуя, немного боясь темноты и
немного сердясь на свое затянувшееся одиночество. Потом ему показалось,
что прямо перед глазами вспыхнула яркая лампа; он услышал какой-то треск,
легкий щелчок. Его удивил стремительный порыв теплого ветра. И тотчас
что-то живое мягко ткнулось в его валенок. Это было так неожиданно, что
Леня едва не взвыл от страха. Но тут он услышал жалобное тоненькое
повизгивание. Неужели щенок? С недоверием, недоумевая, Леня слегка
нагнулся вперед, всматриваясь. Вероятно, щенок был совсем черный, потому
что Лёне пришлось поднимать ему каждое ухо, лапы и даже хвост, чтобы
убедиться, что это щенок. Даже не щенок, а такса, вполне взрослая, хоть и
молоденькая...
- Черная, как муха... - прошептал Леня, все еще с недоверием
присматриваясь к песику.
Главное, что смущало Бубыря, - это совершенно неожиданное появление таксы
и еще то, что она была не то больна, не то сильно избита. В самом деле,
откуда в десятом часу вечера могла почти беззвучно появиться собачонка, да
такая, каких никто поблизости никогда не видел? И почему она так жалобно
визжит? Леня ощупал таксу со всех сторон, но она не взвизгивала сильнее,
как если бы встретилось больное место, а продолжала так же однообразно не
визжать даже, а стонать. И все время мелко дрожала, как будто ее бил
озноб...
Значит, она все-таки больна. И Леня решился. Он осторожно взял ее на руки
и, кряхтя, как столетний дед, приподнялся. Собачонка неожиданно завизжала
на весь двор, как будто ей сделали больно.
- Ты что? - испугался Леня. - Чего ты?
Он держал таксу на весу и пытался заглянуть ей в глаза. Ничего нельзя было
рассмотреть. Вдруг влажное, теплое прикосновение заставило Леню
рассмеяться.
- Он лижется! - в восторге вскрикнул Бубырь, прижимая к себе песика. - Ах
ты, дурачок!
Рука его, осторожно гладившая таксу по маленькой приплюснутой головке,
наткнулась на что-то твердое. Леня осторожно потрогал: кажется, ошейник...
Пододвинувшись к кухонному окну первого, этажа, из которого на снег падал
желтый свет, Бубырь нагнулся над ошейником. На нем что-то было написано,
вернее - выдавлено. Ошейник был из плотного материала, похожего на толстое
стекло.
Ощупывая каждую букву и водя по ней почти носом, Бубырь, все больше
пугаясь, прочел едва слышно:
"Просьба дать... по адресу: Г.....ая .....ть, п/я..."
- Опять п/я!.. - прошептал Бубырь, испуганно оглядываясь по сторонам.
Никого не было. Тогда он попробовал снять ошейник. Ничего не получалось.
Собачонка повизгивала, облизывала ему руки, доставала и до лица.
- Ш-ш!.. - успокаивал ее Бубырь, вертя ошейник во все стороны и нащупывая,
где же запор.
Сам не зная почему, он все больше тревожился. Ему чудилось приближение
чего-то непонятного. Все ясное и разумное было своим, все темное и
непонятное - чуждым. Снять ошейник нужно было как можно быстрей, пока
таинственные враги не явились сюда. А что, если они похитят Бубыря? Да кто
им даст, видели мы таких... Но пропял же куда-то Юра Сергеев после
картофелины, после этого п/я... Все-таки Бубырь мужественно сражался с
ошейником и наконец заметил, что он просто растягивается и снимается через
голову таксы.
Содрав его и спрятав за пазуху, совсем забыв о ванне, шайбе, пробке и
ожидавших его дома неприятностях, Бубырь, перепрыгивая через ступеньки и
крепко держа под мышкой собаку, помчался домой.
Он жил на третьем этаже и на полпути наскочил на самую вредную девчонку,
Нинку Фетисову, которую Пашка почему-то не велел никому бить.
- Куда катишься, Колобок? - спросила она, раскачивая перед носом Бубыря
кожаную сумку.
Леня даже не обратил внимания на обидное прозвище.
- Вот, видела? - Он торжествующе показал ей дрожащую таксу. - Моя!
Тут он сообразил, что было бы лучше спрятать собаку от Нинки, но было уже
поздно.
- Стащил, да? - Глаза Нинки вспыхнули интересом.
Она протянула руку потрогать, но Леня плечом отбросил ее руку.
- Уберите ваши лапы!.. Нашел я ее. Она сама ко мне появилась, - сбивчиво
объяснил он.
-Стащил! Стащил! - закричала Нинка и тотчас перешла на вкрадчивый шепот: -
Давай я ее лучше пока к себе заберу. Я знаешь как спрячу! Никто ни в жизнь
не найдет! Будем владеть ею вместе, понимаешь, коллективно...
- Иди, иди... - Леня упрямо пропихивался вперед.
- Лучше дай! А то всем скажу, что украл, что сама видела, как тащил из
сарая.
- Из какого сарая? Ты что! - испугался Леня.
Может, и справилась бы с ним хитрющая Нинка-пружинка, но в это время
наверху с треском распахнулась дверь и знакомый мамин голос, хоть и
сердитый, но очень приятный, крикнул:
- Марш домой!
- Тетя Лиза, он щенка украл! - тотчас закричала Нинка. - Я сама видела, на
соседнем дворе...
И покатилась вниз по лестнице.
Как будто идя на казнь, преодолел Леня оставшиеся до мамы пятнадцать
ступенек.
- Когда же это все кончится? - простонала мама, увидев своего Бубыря с его
находкой. - У всех дети как дети... Немедленно брось эту гадость!
- Это такса, - тихо сказал Леня. - Такая собака. Она больная...
- Больная? Ужас! Наверное, заразная! - закричала мама, пытаясь вырвать
таксу; впервые песик взвыл настоящим собачьим голосом. - Она еще кусается,
наверное? Брось сейчас же!
- Меня он не укусит, - упрямо сказал Леня.
Всю эту беседу они вели на пороге. Наконец мама, не выдержав, толкнула
Леню с прижатой к животу собачонкой в прихожую.
- Ну хорошо, - сказала она решительно, - сейчас я позову отца.
Как всегда в таких случаях, Леня внутренне дрогнул. Он не мог понять, в
чем тут секрет. Ведь мама распоряжалась дома всем, папа тоже ее слушался.
Но, когда нужно было пустить в ход самую страшную угрозу, она звала папу.
И это производило впечатление.
- Я больше не могу, - заявила мама, когда папа послушно выглянул из кухни.
- Он притащил домой больную собаку и не выпускает ее из рук.
Папа подошел ближе.
- А кто тебе сказал, что собака больна? - спросил он, с интересом
присматриваясь к песику.
- Да он же, он сам! Пришел и заявил: собака больна...
- По-моему, она здоровехонька, - папа слегка потряс таксу за длинное ухо,
и та, поворачивая голову за его рукой, смотрела так умно и внимательно,
что мама замолчала и, хмурясь, уставилась в живые, удивительно разумные
собачьи глаза.
- Теперь она здорова, - со вздохом сказал Леня.
И, не глядя на маму и приготовившись к тычку и даже подзатыльнику, Леня
осторожно опустил свою таксу на пол. Песик вильнул хвостом, метнулся к
папиным ногам, к маминым и, покорно перевернувшись на спину, заюлил всем
телом, принюхиваясь к халату хозяйки.
- Абсолютно здоровый пес, - весело сказал папа. - И безусловно неглупый.
- Чепуха... - растерянно сказала мама. Безропотная покорность таксы
произвела на нее впечатление. - Отлично, если она здорова, но мне не нужны
ворованные собаки.
Папа, слегка приподняв брови, вопросительно посмотрел на своего Бубыря.
- Я сидел у стены, - начал Леня, сразу увлекаясь, - вот так на корточках,
и ковырял палкой... Никого не было, и вдруг откуда-то свалилась эта вот
Муха... Это я ее так назвал, потому что она вся черная и очень веселая!
- Что ж, ее выбросили из окошка? - поинтересовалась мама. По тону и лицу
сына она все время чувствовала, что его что-то смущает.
- Я сам не знаю, как это случилось, но только не было ничего, и раз -
собака... Она ничья.
- Ну, вот видишь, - сказал папа, щекоча мягкий Мухин живот. - Она ничья.
- Пусть и останется ничьей, - неуверенно сказала мама и ушла на кухню. -
Только собаки мне и не хватало!..
Папа и Бубырь обменялись понимающим взглядом...
Вот так в квартире Бубыриных осталась неизвестная собачонка, которую стали
называть Мухой. Она не сразу привыкла к этому прозвищу.
Не раз в течение вечера мама, вспомнив о ее таинственном появлении,
останавливалась среди начатого дела и пробовала беседовать с Мухой.
- Непонятная собака, - говорила мама. - Что-то есть в тебе странное.
Откуда ты взялась? Сначала картошка, какое-то АГ-181-ИНФ, теперь этот
пес... Терпеть не могу секреты!
Леня сразу начинал беспокойно вертеться, но Муха только внимательно
прислушивалась к этим разговорам... Через час, привыкнув, она при первом
звуке маминого голоса, если в нем раздавался знакомый вопрос,
опрокидывалась на спину и весело шевелила хвостом, ожидая, когда ее
пощекочут по брюху.
- Во всяком случае, - заканчивала мама, - ты как будто действительно
здорова...
Бубыря очень беспокоило, что никак не удается надежно спрятать ошейник,
ужасную улику, по которой могли узнать, что это он захватил таксу. Леня
прислушивался к каждому стуку, а вид черных окон повергал его в трепет:
коварные враги проникнут оттуда, через окно!
Спрятать ошейник на глазах у мамы и Оли было невозможно. Бубырь решил, что
займется этим, когда все лягут спать. Правда, придется не спать самому, а
это будет нелегко.
Честно говоря, он не представлял, как это получится. Единственный раз в
жизни, когда они ездили в прошлом году к бабушке в Саратов, Бубырь
поднялся ночью, и то мама будила его почти полчаса... Как же он встанет
сам? Лучше всего не ложиться, но это отпадает: в кровать загонят
обязательно. А стоит ему положить голову на подушку, как он тут же спит.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг