пришел! Механик!.. Эх... - И пояснил: - Мы здесь только что очень весело
играли в ракетную атаку на Пиредрову задницу... хрящеватую...
кумулятивными снарядами тандемного типа, простыми-то не возьмешь, и вот не
успели зайти на "восьмерку", как механик - фьюить! - стопроцентное
снижение тепловизионной контрастности ландшафта. Комплексный отказ.
Садись, поддержи компанию. По наперстку и зайдем на отстрел задницы
Скифа... Дело нешуточное, она ведь у него бронированная, с динамической
защитой...
Шейла рефлекторно прижала бутылку к животу:
- Эрлену... нельзя. Джон, прекрати.
Эрликон тоже сморщился:
- Джон, я не хочу о Скифе.
- Ну нет, почему же? - Кромвель пересел, устраиваясь поудобнее, но так,
чтобы не потерять химической связи с Одихмантием. - Ты не суди Скифа
строго. Знаешь, ведь он тебя любит. По-своему. Просто у него оригинальный
взгляд на педагогику... Вот признайся, перед первым этапом ты хотел
покончить с собой?
Эрликон лишь замычал от отвращения - он без труда сообразил, о чем пойдет
речь. Еще одна тошнотворная разгадка его печальных тайн.
- Не надо, юноша, считать роботов слепыми. Он решил, что тебе не повредит
маленькая встряска... для освежения взгляда на жизнь. И согласись, он спас
тебе эту жизнь. Его люди подставили тебе в двигатель такую штучку, а в
компьютер всадили соответствующий вирус. Вот бедняга не ожидал, что из
этого выйдет! Шейла, виски для пилота.
За время своей педагогической деятельности Кромвель в значительной степени
успел отучить экипаж от употребления стаканов, так что бдительная Шейла
отняла "гордоновского вепря" от самых Эрленовых уст.
- Я знаю теперь, почему ушел из Контакта мой отец, - сказал Эрлен. -
Весельчак Дин. Он просто не выдержал.
- Не болтай глупостей, - посоветовал Дж. Дж. - Никакого Контакта ты пока в
глаза не видал. Тебе приоткрыли самый краешек игры, чуть-чуть показали
правила. Тебе повезло, сейчас ты знаешь, как играть.
Но виски уже затронуло Эрликона.
- Скиф избавился от отца, - прошептал он, - избавится и от тебя, Джон.
Знаешь, что он сделает? Воскресит Шарквиста, твоего покойного шефа,
великого диктатора. Каково тебе придется, а?
Однако удивить маршала - хоть пьяного, хоть трезвого - было невозможно.
- Я не боялся Шарквиста живого - что ж, не побоюсь его и мертвого. -
После чего Кромвель добавил вообще нечто удивительное: - Но я с тобой
полностью согласен, что Скиф нашим делам будет серьезная помеха. С ним
надо решать, не откладывая на всякое там потом.
Так впервые Эрлен узнал, что Кромвель намечает на будущее какие-то дела,
напрямую не связанные с высшим пилотажем, причем о возвращении в Институт
и продолжении учебы, само собой, и речи не шло. У пилота, естественно,
мелькнула мысль о грядущем чемпионате мира, но и по этому поводу его ждал
очередной сюрприз.
- Вынужден открыть тебе небольшую коммерческую тайну, - сказал Дж. Дж. -
Надеюсь, ты не станешь превращать это в трагедию, советую вообще не
обращать внимания. Видишь ли, Бэклерхорст дал нам не совсем тот, а точнее
сказать, совсем не тот самолет.
- Как это - не тот?
- Да уж вот так. Легендарный истребитель-бомбардировщик века - это не наш
"Милан", а "Мираж-4000", он-то и был заявлен. Правда, не спорю, мы с тобой
многих заставили усомниться.
- А что же тогда "Милан"? - устало спросил Эрликон.
- "Милан" - экспериментальная модель, и совсем недурная, а теперь от него
все вообще без ума... Хозяин - барин, бизнесмен имеет право
подстраховаться. Мы немного заблудились в каталоге, ну, а Бэклерхорст не
стал спорить. Зато мы сделали нашему горбатому любимцу сумасшедшую
рекламу, да и Вертипороха вывели в люди.
- А на чемпионат он опять нам что-нибудь подсунет?
- На чемпионат он нам дает "четырехтысячный" и, кстати, приносит все
возможные извинения. Ты видел контракт? Эрли, ты самый высокооплачиваемый
пилот в мире.
- Это ты... оплачиваемый, а мне, Джон, извини, на все эти игры наплевать.
На этом разговор закончился, ни о каких иных видах на будущее не было
сказано ни слова, но стало ясно, что у Кромвеля зреют какие-то замыслы.
Однако и по прибытии в Стимфал речь о них зашла далеко не сразу.
В Стимфале их настигло короткое письмо Инги, в котором она извещала, что
уже приезжала, уехала и скоро будет снова.
- Я буду ждать ее. - Эрлен посмотрел на маршала безумными глазами, и тот
подозрительно легко согласился.
Остановились они, разумеется, в "Томпсон-отеле". Скоро, однако,
выяснилось, почему Дж. Дж. был так уступчив. Пока Эрликон предавался злому
и мертвящему безделью, Кромвель властно оборвал в команде запой и с
головой погрузился в политическую жизнь. Он прочитал и прослушал все
выступления лидеров всех партий, побывал во всех штаб-квартирах,
повращался в парламентских кулуарах, благо никакого пропуска не
требовалось, и несколько дней провел в коридорах власти на Рэдисон-сквер,
внимая переговорам премьера и кабинета. Потом, взяв с собой Вертипороха,
отправился в гости к Дитриху Гессу, нынешнему председателю
национал-демократической партии, основанной когда-то в горькие
послевоенные времена мятежным генералом Сашей Брусницыным.
День для посещения, надо заметить, они выбрали на редкость неудачный -
восемьдесят девятую, предъюбилейную годовщину битвы при Крайстчерче -
событие, которое НДП, а вместе с ней и значительная часть оппозиции весьма
пышно отмечали как дату начала кромвелевских "освободительных походов".
Друзей поначалу даже вовсе не хотели пускать, поскольку шел прием
делегаций, время было строго расписано, а позже Дитрих должен был
выступать с речью на торжественном собрании.
Пришлось Кромвелю пускать в ход свои чары, и скоро ответственный секретарь
доложил председателю Гессу, что прибыл Одихмантий Вертипорох из
московского отделения и срочно требует его принять.
- Какого отделения? - растерянным шепотом спросил механик. Пугаться
кромвелевских выходок он уже отучился, а вот удивляться еще нет.
- Такого, - загадочно ответил маршал. - Ты вот что, друг, ученость-то
свою пока оставь.
Но московское отделение сработало.
- У вас две минуты, - предупредил убеленный сединами цербер, пропуская их
в кабинет. - Господин председатель очень занят.
Много удивительного ожидало в тот день бывалого функционера. Во-первых,
беседа продолжалась не две минуты, а больше часа, и началась она, если не
соврала закрывающаяся дверь, со слов: "Ну, насмотрелся я на вашу
хреновину". Во-вторых, председатель Гесс, известный не то чтобы
аскетическим, но вполне умеренным образом жизни, неожиданно потребовал в
апартаменты выпивку и закуску, так что, когда подошло время выступления,
выяснилось, что он безнадежно пьян.
- Дитрих, ты не сможешь говорить, - заявил Людвиг Дениц, заместитель по
партии. - Дай мне текст и иди спать, мы скажем, что ты заболел.
- Я не смогу говорить? - изумленно откликнулся Гесс, энергично вставая с
места. - Что за фантазии? Едем, и немедленно.
Неизвестный делегат с Земли тоже вызвал некоторое недоумение, но
председатель объяснил и это:
- Наши связи с братской украинской унией должны расти и крепнуть. Верно,
Дима?
На что незнакомец не вполне понятно ответил:
- Тебе виднее, Джон.
Все решили, что у землянина не совсем гладко с языком. Под фотографиями в
газетах так и написали - механик потом с гордостью показывал Эрлену и
Шейле: "...делегат от ультраправых украинских националистов Д. Вертипорох".
Как и всегда, для своих сборищ национал-демократы арендовали зал собраний
Военного музея, где Одихмантий вдруг оказался сидящим в президиуме как раз
под исполинской черно-гранитной головой своего приятеля Джона Кромвеля.
Помещение, мало уступающее по размерам стадиону, было заполнено до
последнего места, но председателю Гессу этого показалось недостаточно.
Несмотря на возражения охраны, он распорядился открыть двери и впустить в
проходы всех желающих, затем приказал убрать кафедру - чтобы не отдаляться
от народа - и поставить микрофон, к которому незамедлительно подошел,
бросив все заранее заготовленные тексты на колени потрясенному Людвигу
Деницу.
По плану речь Дитриха Гесса должна была занять двадцать минут. На самом
деле он говорил около часа, ни разу не заглянув ни в одну бумажку. В
прессе это выступление вызвало самые разноречивые суждения. Журналисты,
близкие к правительственным кругам, писали, что все выступление было
набором популистских приемов, в скрытой форме призывающих к реваншу.
Газеты правого, оппозиционного толка, напротив, утверждали, что Дитрих
Гесс поставил перед партией и нацией задачу духовного обновления и наметил
новые, доселе неизвестные пути. Все поражались его невиданной манере -
председатель говорил необычайно образно, вступал в диалог с аудиторией, и
хотя нельзя сказать, что употреблял непристойности, но выражался временами
необычайно цинично, вставляя богохульства и не стесняясь слов "быдло" и
"холуи-мазохисты". Было также отмечено ("Обсервер", "Таймс"), что Гесс
подверг резкой критике состояние партийных дел и поведал несколько
совершенно неизвестных подробностей из военной истории и личной жизни
самого диктатора Шарквиста. В целом, несмотря на парадоксальность и во
многом откровенно издевательский характер, речь оценивалась как
выдающаяся, а контакт оратора с залом - как фантастический. Было слышно,
писал "Монитор", как пощелкивают перегревшиеся софиты, пока Гесс в течение
трех минут (!) цитировал по памяти Экклезиаста. Зато по окончании и
партийная элита и пришедшие с улицы участники митинга устроили не то что
овацию - это слово не подходит, а настоящий шквал, рев и бурю. Вернувшись
на место, председатель посмотрел туда, где он только что стоял, и произнес
странную фразу: "Откуда он все это знает?", после чего уснул мертвым сном
и проспал без всякого, впрочем, вреда тринадцать часов и по этой причине в
устроенном потом банкете не участвовал.
Следствием этих событий для команды стала телеграмма Вертипороху от
руководства "Дассо Бреге", в которой механику в мягкой форме рекомендовали
воздержаться от политической деятельности, и тот разговор, который
состоялся между Кромвелем и Эрликоном.
Усевшись на крыше-террасе отеля, Дж. Дж. начал так:
- Настало нам время поговорить о будущем. Выслушай-ка меня серьезно. Черт
возьми, как ты куришь? На табачной фабрике так не воняет!
- Это уж мое дело, - возразил Эрлен.
- Не только твое. Не забывай, у тебя сердце. Вообще, ты мне в последнее
время не нравишься.
- Какое совпадение, - хмыкнул Эрликон. - Представь, я тоже себе не
нравлюсь.
- Ладно, хорошо. Как я понимаю, возвращаться в разведку ты не собираешься.
Для Кромвеля все контактные службы оставались разведкой.
- Ты правильно понимаешь. Не собираюсь.
- Я почему-то так и подумал. Хочу предложить тебе свой план действий на
дальнейшее... Надеюсь, он тебе понравится. Первое, чтобы не подводить
Бэклерхорста, отлетаем чемпионат мира, никаких затруднений я тут не вижу.
Кроме того, Шелл продал "Милан" каким-то арабам, летными качествами они
удовлетворены, но хотят посмотреть боевые. Знаешь, это довольно забавно -
на земле строят город, в воздухе летают разные самолеты, ракеты,
перехватчики... все это надо уничтожить. В принципе можно посадить любого
пилота, но Шелл очень любезен и приглашает нас. Тебе будет интересно - я
хорошо стреляю, это мой конек... ну, и недурно оплачивается.
Эрлен слушал, не соглашаясь и не споря. Маршал продолжал:
- Но нельзя летать всю жизнь. Эта профессия не для таких, как мы. Можно
выступать время от времени, почему же нет, однако есть вещи посерьезнее,
пилоты всегда найдутся. Для начала тебе надо упрочить финансовое
положение, чтобы не думать о деньгах. На пенсию от Скифа пока рассчитывать
не приходится. История тут простая - еще во время войны я кое-что
припрятал на черный день. Все это до сих пор в целости и сохранности. Как
только закончим с делами, зафрахтуем приличную машину - там, видишь ли,
кроме нас, ни одна собака не сядет, и погрузим малую толику. Хватит и
детям, и внукам. Ничего предосудительного здесь нет, работы, как я
предполагаю, у нас будет много, времени - мало, а деньги нужны в первую
очередь для того, чтобы купить время. Станешь постарше, поймешь.
- Все это похоже на грандиозную увертюру, - заметил Эрликон.
- А это и есть увертюра. Действие же такое... По твоим теперешним
заслугам тебе полагается звание почетного гражданина Стимфала, а это и
есть автоматическое гражданство. Этот Гесс, он дядька ума невеликого, но
иметь с ним дело можно. В марте, как ты слышал, здесь выборы, и если мы
ему поможем, то и он нам окажет поддержку, и уже в следующем году ты
сможешь стать мэром в каком-нибудь городе на юго-западе, у них там сильные
позиции.
- Я - мэром? - переспросил Эрлен. Да, в умении удивлять Кромвелю отказать
было нельзя.
- Конечно. Дело нехитрое. Женим тебя на девушке из хорошей семьи...
- О боже.
- ...и еще через некоторое время будешь баллотироваться в губернаторы, а
годам к тридцати пяти - ты уже сенатор, молодых у нас любят.
- Джон... - Эрлен покачал головой, отвернулся и стал смотреть в сторону
океана. - Вот оно что. Ты снова хочешь власти. Ты сделаешь меня - то есть
себя - президентом, прикончишь Скифа, чтобы не мешался, и начнешь новую
войну. Я не судья, ты верно когда-то сказал, но прости, это не для меня.
Пусть кто угодно, но я не политик. Я уже хлебнул дерьма, и с меня хватит.
Я уже знаю, что это такое. Скиф на Скифе.
- Вот типично юношеский идеализм, чтобы не сказать - идиотизм, -
отозвался Дж. Дж. - Как зелен нынче виноград! Очень просто отказываться от
того, чего у тебя нет и не было. Политика, юный друг мой, это единственное
достойное занятие в жизни, это вершина вершин, ибо все решают кадры, а
кадрами управляет политика. Только руководя людьми, ты можешь приблизиться
к совершенству... Но для тебя это пока что звук пустой. Поясню по-другому.
Расскажу тебе притчу. - Маршал на секунду устремил взгляд в неведомые
выси. - Во время оно, давным-давно, я был таким же молодым, как ты. И вот
этот старый геморрой Эл Шарквист дал мне две баржи уголовников, ветхий
крейсер - эдакий "Мэйфлауэр" - и послал осваивать Северо-Западный сектор.
Кроме шести расшлепанных пушек да интереса к жизни, у нас ничего не было.
Мы там построили города, создали науку... и цивилизацию вообще и защищали
ее, да так, что дядюшка Эл струхнул и вызвал меня обратно. К нам потек
народ, были даже поэты... Однако речь не о том. Мы там творили свой мир,
как боги, и сами держали в руках свою судьбу. И это были самые счастливые
годы моей жизни.
- Я читал эту книгу, - ответил Эрликон. - Ну ту, толстую, твою биографию.
Там сказано, что первым делом ты расстрелял половину своих каторжников.
Кромвель, как всегда, ничуть не смутился:
- Естественно. Я им предложил законный выбор, но некоторые почему-то
решили, что у них появилась возможность диктовать мне свои условия. Я
переубедил их как мог. Кто захотел, тот остался, каждый все решает за
себя, такова одна из прелестей жизни. Не всем суждено вновь увидеть родной
Бахчисарай, но кто вернется, станет большим человеком. Я предлагаю тебе
присоединиться к когорте избранных, и ты убедишься, что это единственный
вариант достойной жизни для мыслящего человека.
- Джон, я же сказал: я знаю, что это такое. Снова такие, как Пиредра и
прочая мерзость, пусть даже и на более высоком уровне.
- А никто и не обещает тебе манну небесную. Я отнюдь не заставляю тебя
радоваться законам природы, но спорить с ними - это уж и вовсе глупо. Да,
теперь ты представляешь себе игру. Тем лучше, попробуй внести что-нибудь
свое. Уверен, тебе понравится.
На это Эрлен уже ничего не ответил и продолжал смотреть на море.
Разговор тогда так ничем и не кончился, и Кромвель больше не возвращался к
этой теме, но Эрликон чувствовал сквозь усталость и неприязнь, что маршал
хитер, упорен и не собирается отказываться от своих замыслов. У Эрлена же
сил не было не то что для борьбы, но даже и для того, чтобы как-то
обдумать сложившееся положение. Плюю на вас всех, говорил он, и дальше
этого ни одна мысль не шла.
Сегодня же предстояла встреча с Ингой. Эрликон в который раз повернул к
себе часы. 10.10. Да, можно идти, наверняка они уже там - черт знает, как
проходят репетиции у всех этих музыкантов, скорее всего, что и ждать
придется, и неизвестно сколько. Он натянул куртку, взял сигареты,
зажигалку и перед выходом заглянул в соседнюю комнату. Там обитал
Вертипорох и время от времени - маршал, когда не оставался у Шейлы и не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг