Впрочем, определенные плюсы в нашем положении все-таки имелись.
Теперь, по крайней мере, мы точно знали, что трое мародеров, садистов и
развратников, выдававших себя за моих ментов, были из параллельной
вселенной. После того как я пару раз понюхал оставленные ими вещи,
ошибиться было невозможно. Может быть, человек бы и спутал Сеню-оригинала с
Сеней-2, но мой нос меня никогда не обманывал. И уж я скорее поверю ему,
чем своим глазам: то, что не пахнет Рабиновичем, Рабиновичем в принципе
быть не может!
В общем, практически все были уверены, что наших двойников неизвестный
вражина вытащил из параллельной вселенной, и лишь один Андрюша то ли по
вредности характера, то ли из-за природной лени твердил, что
мародерствующая троица - это не кто иные, как сами доблестные российские
милиционеры, но деформированные коварным временем. А поскольку самого себя
поймать невозможно, то нечего и бегать за ними. И лишь когда во дворе дома
одного из местных маленьких султанчиков мы нашли дохлую акулу, пронзенную
тремя копьями и плавающую в бассейне кверху брюхом, только тогда Попов
заявил:
- Да это садисты какие-то! Раз уж они могли так с безобидной рыбкой
поступить, то меня точно среди них быть не может!
- Ничего себе безобидная рыбка, - хмыкнул Ваня, разглядывая акульи
зубы. - Слушай, Андрюша, а ты мне такого зверя достать не можешь? Я ее к
теще в ванну запущу, когда она мыться надумает. Вот интересно будет, кто из
них кого загрызет.
Попов только покрутил пальцем у виска, но отвечать на жомовский вопрос
не стал. Если честно, то я бы тоже не решился. Сомнения меня гложут, успела
бы акула из ванны сбежать, или Ванина теща из нее балык быстрее бы
сделала?.. А вот в том, что я-то ни за что ближе чем на три метра к
Ленкиной матери не подойду, даже после всего, что мне в скитаниях перенести
пришлось, уверенность была абсолютная. Я еще не самоубийца! И уж если Ваня
боится своей тещи, мне от нее и вовсе подальше держаться нужно.
В остальном, кроме ставок на бой "акула - теща", в нашей группе были
лад и согласие. Боэмунд, правда, первый день здорово чудил, стремясь
вызвать на поединок всякого, кто на Фатиму посмотреть посмеет, но Жомов его
быстро успокоил. Однажды, когда рыцарь раз в десятый за день схватился за
меч, омоновец не выдержал и легонечко стукнул его своим кулачищем по лбу.
Не знаю, слышали ли звон от этого контакта в Иерусалиме, но у меня уши
заложило и показалось, будто взрыв ста килограммов тротила по сравнению с
этим грохотом звучит, как камерная музыка.
После Ваниного урока Боэмунд присмирел. Не знаю, чего уж там у него в
голове омоновец своим ударом сдвинул, но рыцарь совершенно неожиданно
захотел учиться и начал приставать к Сене, чтобы тот преподал ему хотя бы
вводный курс для начальной школы. Однако Рабиновичу было не до того, чтобы
грамоте кого-то обучать. Поэтому образованием перстоносца занялся Абдулла.
Целый день он обучал Боэмунда рисовать арабской вязью какую-то фразу на
песке, и лишь к вечеру выяснилось, что рыцарь целый день писал "Аллах
акбар"! Как истый христианин, Боэмунд обиделся на сарацина и хотел ему даже
морду набить, но Попов не позволил. Поигрывая дубинкой, Андрюша заявил, что
если рыцарь еще до кого-нибудь докопается, то он сам, лично, займется
обучением любознательного Боэмунда.
- Спасибо, нет. Я уж лучше вовсе безграмотным похожу, чем полностью
звезданутым, - отказался рыцарь, и на этом вопрос о его обучении с повестки
дня был снят.
А, в общем, Боэмунд оказался очень полезен нашей экспедиции. За
несколько лет до начала крестового похода он бывал в Иерусалиме и знал этот
город, как свои пять пальцев. Правда, из всех этих знаний в голове
перстоносца твердо отложились лишь кабаки, девки да невольничий рынок, но
при виде резиновой дубинки у своего носа рыцарь тут же вспоминал, какие
храмы где находятся, в каких местах расположены христианские святыни и где,
по преданию, находится Гроб Господень. Сам он в этих местах не бывал,
поскольку, как объяснил Боэмунд, сарацины, науськанные сынами Израилевыми,
брали такую плату за входные билеты, что только помешанные на религии
европейцы могли себе позволить выложить столько денег, чтобы посмотреть на
иконы и прочие церковные атрибуты христианского Иерусалима. После этого
рассказа Попов тоненько захихикал и собрался сказать что-то язвительное в
адрес моего хозяина и всех его соплеменников, но нарвался на такой злобный
взгляд Рабиновича, что предпочел прикусить язык.
- Правда, один раз я на Голгофу все-таки сходил, - в конце своего
рассказа почему-то стыдливо признался нам Боэмунд. - У меня там один
знакомый раб есть, франк по национальности. Так вот, он в профсоюзе
уборщиков состоит, а эти проныры в любое закрытое место по десятку
секретных проходов знают. Вот и подрабатывают иногда тем, что туристов по
дешевке во всякие святые места пропускают. Как христианских, так и
сарацинских.
- Отлично, - кивнул мой хозяин. - Когда мы определимся, куда именно
нам попасть нужно, вот тогда ты с этим знакомым нам и поможешь.
Кстати, я заметил, что Сеня с Боэмундом начали подозрительно
сближаться. Стали подолгу ехать рядом на конях, всякие там торговые
операции обсуждать и о прочей коммерческой ерунде разговаривать. Поначалу я
думал, что мой хозяин поле деятельности для своих махинаций подыскивает, но
все оказалось проще. Оказывается, рыцаря с ментом сблизила неразделенная
любовь!.. Нет, Фатима, конечно, намного мягче стала с моим Сеней
разговаривать после того, как он ее от волков спас и вообще показал себя
настоящим джентльменом. Да и перстоносцу, упорно добивавшемуся расположения
танцовщицы всеми известными ему способами, парочка ласковых взглядов тоже
перепала, но основное внимание девица все же уделяла Жомову. По крайней
мере, красавчиком она больше никого не называла. Вот и тосковали вместе
кинолог с рыцарем, завистливо поглядывая в сторону омоновца.
Впрочем, их совместная тоска продолжалась ровно сутки. На второй день
нашего путешествия я проснулся со странным покалыванием по всей шкуре - это
так у меня иногда предчувствие чего-то необычного выражается. Покалывание
было до того нестерпимо настойчивым, что я даже по сторонам озираться
начал, ожидая каких-нибудь сюрпризов. Например, появления Кобелева прямо в
Иерусалиме и его встречи с нами, от которой в любом случае ничего хорошего
ждать не приходилось. Впрочем, начальника нашего отдела в этом месте и в
это время быть никак не могло, поэтому я немного успокоился. Но
предчувствие какого-то необычного события у меня все равно осталось.
Эту ночь мы провели на постоялом дворе маленького, но вполне опрятного
городишки в полудне пути к северу от Иерусалима. Сеня страшно не хотел
останавливаться здесь, истошно вопя о том, что три троглодита, выдававшие
себя за нас, уже, может быть, в город святынь въезжают. Я тоже этого
опасался, но останавливаться на ночлег все равно пришлось. Во-первых,
потому, что ехать на лошадях всю ночь не смог бы никто, даже наш железный
омоновец. Во-вторых, хороши бы мы были утром, после бессонной ночи, если бы
нам пришлось с какими-нибудь врагами схватиться. Ну а третьей причиной
нашей остановки на ночлег была Фатима. Мой бабник, хозяин то бишь, увидев
ее капризную физиономию, сразу заткнулся и повернул лошадь к постоялому
двору, больше о продолжении пути даже не заикаясь.
К моему удивлению, в отличие практически от всех населенных пунктов,
встреченных нами на пути от Антиохии до Иерусалима, здесь мы провиниться
еще ничем не успели. То есть, наших дубликатов тут еще не было, или они
этот городишко стороной обошли. Не знаю, какое из этих утверждений ближе к
истине, но здесь нам впервые не пришлось отбиваться от вооруженных
дрекольем аборигенов и пытаться хоть как-то обелить честь мундира,
испоганенную самозванцами. В общем, в городе все было спокойно. А особенно
мне понравилось то, что ничего общего с опостылевшими уже караван-сараями у
постоялого двора, на котором мы остановились, не было. Вполне европейская,
пусть и средневековая, обстановка: столы, стулья, кровати и шкафы в
комнатах. Каждому досталось по отдельному номеру, и я впервые уснул, не
морщась от смеси горынычевско-поповских ароматов.
Как я проснулся утром, уже вам рассказывал. Поежился, посмотрел по
сторонам и принялся будить Рабиновича. Во-первых, уже рассвело и пора было
отправляться в путь. А во-вторых, своим предчувствиям я верил и не хотел,
чтобы какие-нибудь неприятности застали моего спящего хозяина врасплох. Я
пару раз тихо гавкнул, и мой Сеня, давно приученный к подобным побудкам,
мгновенно проснулся. Рабинович посмотрел в окно и, одевшись, с
непрекращающимися тяжелыми вздохами взял в руки поводок... Вообще-то я его
не для этого будил, но раз уж хозяин к распорядку приучен, с моей стороны
оказание ему сопротивления будет крайне непедагогичным поступком.
Всю дорогу со второго этажа на улицу Сеня зевал, не переставая. Не
отказался он от этой затеи и когда мы на свежем воздухе оказались - разевал
рот так, что если бы поблизости был какой-нибудь завалявшийся слон, можно
было бы исполнить смертельный цирковой номер "голова слона в пасти
хищника". Рабинович, едва передвигая ноги, повел меня вокруг трактира, и я,
оставляя в положенных местах свои метки, в большей степени не гулял, а
прислушивался к тому, что в городишке творится.
Оказалось, что довольно много людей вставало очень рано. В это время у
нас в России мы с Рабиновичем были бы практически единственными
посетителями прогулочной аллеи, а здесь жизнь уже кипела вовсю. Одни
аборигены сновали по улице с какими-то мешками, другие гнали перед собой
скот, третьи несли на плечах мотыги, а откуда-то издалека доносился звук
топора. Кто-то что-то рубил с утра пораньше, и я подумал, уж не палач ли
местный это разминается, отрубая головы десятку-другому заключенных. Я уже
собрался потащить Рабиновича в сторону городской тюрьмы, откуда и
доносились глухие, слепые и немые звуки ударов, но не успел. Сначала удары
топора стихли, затем кто-то коротко взвизгнул, и после этого со стороны
тюрьмы вдруг раздался радостный крик. Вопила не одна, а минимум десятка три
глоток. Это я вам как специалист говорю. На футбольных матчах уже
натренировался различать, сколько человек и в каких секторах гадости всякие
скандируют.
Мой Рабинович, услышав вопль, тоже застыл и навострил уши. Пару минут
мы так и стояли, как два идиота, глядя в стену дома перед собой, а затем
Сеня круто развернулся и почти волоком потащил меня обратно на постоялый
двор. Я сопротивлялся, как мог, поскольку никогда не любил, чтобы меня на
поводке таскали, и Рабинович это знал. Но мой хозяин до того
переволновался, что обо мне вспомнил только около лестницы, ведущей на
второй этаж. Удивленно посмотрев сначала на поводок в руке, потом на меня в
конце поводка, Рабинович огорченно покачал головой и, щелкнув карабином,
вновь предоставил мне свободу действий. Правда, ненадолго!
- Сидеть, - скомандовал мне Сеня, указывая рукой на лестницу. -
Сторожи!
Кроме как подчиниться приказу, мне ничего другого не оставалось. Не
мог же я, в самом деле, бунт поднимать в тот момент, когда у Рабиновича
нервы совершенно расшатались. Все-таки, кроме меня, его поберечь некому.
Вот я и уселся покорно на нижних ступенях лестницы, намертво заблокировав и
вход, и выход со второго этажа.
Пока мои менты и прочие члены экспедиции собирались, я внимательно
прислушивался к шуму, доносившемуся с улицы. Собственно говоря, бунт в
местной тюрьме, с одной стороны, нас никак не касался. Тут у них свои
власти и свои соответственно органы внутренних дел. Но, с другой стороны,
все, происходящее сейчас в Иерусалиме и окрестностях, имело к нам
непосредственное отношение.
Погруженный в свои мысли, я немного утратил бдительность, поэтому не
заметил, как шум на городских улицах приблизился вплотную к нашему
постоялому двору. Аборигены снаружи визжали как резаные, улюлюкали и
распевали похабные частушки. Трактирщик, напуганный их воплями, бросился
запирать входную дверь, но сделать это не успел. От мощного удара снаружи
ее сорвало с петель и закинуло едва ли не к противоположной стене. Я
оскалился, приготовившись к схватке, и коротко гавкнул, призывая моих
коллег поторопиться.
А следом за дверью, познавшей радость полета, в трактир ворвались штук
двадцать аборигенов самого замызганного вида. В основном это были турки, но
среди прочих нападавших был один негр, один еврей, с еще большим, чем у
моего Сени, носом, и парочка типов вполне европейской наружности. Одеты они
были в какое-то замызганное рванье, небриты и воняли ничуть не лучше
козлов. Мне этот запах однажды довелось в цирке понюхать, когда мы с Сеней
там по вызову были. А поехали в цирк потому, что одна акробатка... Впрочем,
сейчас мне не до того, чтобы вам истории из милицейских будней
рассказывать!
Примерно половина ворвавшихся в трактир оборванцев, вооруженных к тому
же всяческим холодным оружием начиная от столового ножа и кончая огромной,
зазубренной алебардой, сметя хозяина заведения, помчалась на кухню, а
вторая часть бандитов бросилась прямо в мои объятия. Я, конечно, пес
опытный и в боях закаленный, но каждый дурак знает, что против лома нет
приема. У напавших на меня оборванцев ломов, правда, не было, но зато была
алебарда и прочая гадость. Да к тому же они меня в десять раз по
численности превосходили. Трезво оценив ситуацию, я рыкнул на аборигенов и,
изобразив попытку прыжка, заставил их отшатнуться. Оборванцы на секунду
замешкались, решая, как побыстрее со мной разделаться, но мне этого хватило
для того, чтобы отойти на несколько ступенек наверх. А тут и мои менты
подоспели.
- Это что тут за козел на моего пса оружием машет? Убью, блин, гада! -
завопил Сеня и, перепрыгнув через меня, бросился в атаку.
Позади, на лестнице, тут же раздались грузные жомовские шаги, и я,
прекрасно зная, сколько еще народа побежит следом, чтобы не быть
затоптанным, вынужден был рвануться вперед и с ходу врубиться грудью в
толпу аборигенов. На глаза мне попалась чья-то грязная рука с кривым ножом.
Я брезгливо поморщился, а затем вцепился в эту конечность клыками. Абориген
заорал, выпустил нож и свалился на пол, каким-то странным способом пытаясь
отпихнуть меня ногами в сторону. Честное слово, большего идиота в
преступном мире я еще не встречал! Если ногами собирался от меня
отбиваться, то нечего падать было. Ну а раз уж упал, лежи, не шурши. Мне
ведь недолго руку отпустить и в горло вцепиться.
Сеня мой тоже времени даром не терял. Перепрыгнув через меня, он
резиновой дубинкой вколотил алебарду в пол так, что наружу от нее только
древко торчать осталось. Не теряя темпа, Рабинович огрел "демократизатором"
по давно не мытой башке еще одного оборванца и приготовился наставить шишек
третьему, но сделать это не успел. Все до единого аборигены, даже те, кто
уже на кухню пробрался, бухнулись на колени, повернувшись лицом к лестнице,
по которой торопливо, но неуклюже спускался Попов. Не обращая никакого
внимания ни на моего хозяина, ни на Ванюшу, аборигены троекратно прокричали
"Гип-гип-ура!", а затем один из них подполз на коленях к застывшему в
оцепенении на нижних ступеньках лестницы Попову.
- Простите, ваша светлость, не губите! - отрывисто завопил он, а
остальные бандиты дублировали каждое слово. - Мы же не знали, что вы уже
здесь.
- Кто здесь? - оторопел Андрюша. Да, собственно говоря, не он один.
Ваня с Рабиновичем так и застыли, как манекены в витрине исторического
магазина, да и я от неожиданности покусанную руку из зубов выпустил.
- Вы здесь. И ваши друзья здесь! - дрожащим от страха голосом пояснил
абориген. - Клянусь здоровьем моей жены, пять лет назад умершей, мы просто
даже представить не могли, что вы в этом трактире окажетесь. Прошу вас...
Но узнать, что именно оборванец просит, мы так и не смогли. По
лестнице, ведущей со двора внутрь трактира, раздались тяжелые шаги, а затем
удивительно знакомый голос поинтересовался, что здесь происходит и какого
хрена "эта шваль" посреди неразграбленного трактира на коленях сидит.
Аборигены удивленно обернулись в направлении говорившего, да и мы оторопело
смотрели на осиротевший дверной проем, поскольку оттуда вышел не кто иной,
как Андрюша Попов собственной персоной. А следом за ним показались и
остальные: Жомов, Рабинович и я.
Бр-рр, зрелище было дикое! Мы хоть и знали о существовании двойников и
готовились к встрече с ними, но все равно холодок по коже пробежал, когда я
без помощи зеркала смог увидеть свою собственную и в то же время абсолютно
чужую морду и найти пять отличий. Менты тоже удивленно смотрели на свои
копии, и я был уверен, что и они мысленно сравнивают себя со своими
дубликатами. А выглядели наши двойники точно так, как их описывали
аборигены. Попов-2 действительно был немного выше оригинала и значительно
стройнее его. У Сени-дубля висело неприлично большое для его худобы брюхо,
отчего копия моего хозяина казалась оплодотворенной самкой, а не доблестным
сотрудником милиции. А копия Жомова была украшена устрашающего вида шрамом,
проходившим наискосок через весь лоб, и вообще выглядел он настоящим
дебилом... Ну, хоть в этом с Ваней они были похожи. Правда, нашему
омоновцу, для того чтобы приобрести такое же, как у дубликата, выражение
лица, потребовалось бы выпить не меньше литра водки, но это ни о чем не
говорит. Может быть, Иван-второй всю жизнь во хмелю проводит?!
- Оба-на, блин, в натуре, чисто конкретно типа похожи, - просямкал
дубликат Жомова, поочередно тыча пальцем в каждого из ментов. - Е-мое, они
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг