- Назовите ваши имена, господа, - совершенно невозмутимо закончил
фразу этот бродяга...
Кстати, историческая справка. Андрюша нам вчера перед сном рассказал,
а его верный оруженосец подтвердил, что Петр Пустынник был именно простым
бродягой, каким-то невероятным образом сплотившим вокруг себя целую толпу
оборванцев. Впрочем, чему тут удивляться? У наших нищих тоже иерархия и
дисциплина существуют, да еще какие. Думаю, этот Петя был у средневековых
нищих, что у нас министр внутренних дел. Собрал руководителей ведомств и
заявил: хватит, мол, на госбюджете состоять, пора переходить на
самоокупаемость. Пойдем в Палестину и займемся там рэкетом, вместо того
чтобы подъедать крохи со стола местных рыцарских группировок. В общем,
калачом поманил.
А пока я вам тут о происхождении Петра Пустынника рассказывал, мои
менты любезно стояли с открытыми ртами, глядя на обнаглевшего бомжа. Ну,
виданное ли это дело, у милиции фамилии спрашивать? Круче этого может быть
только самовольная остановка рядом с постом ГАИ, оставление посреди дороги
вверенного транспорта и визит к гаишнику с требованием предъявить
разрешение на ношение оружия и ключей от дома, где деньги лежат. Как
думаете, что вам будет, если вы такую операцию провернете (к
непосредственным начальникам данного гаишника и прочим министрам мое
предложение не относится)? Правильно. Об этом лучше не говорить. Особенно
перед дальней дорогой. И все-то вы знаете! А вот Петр Пустынник не знал,
каким именно тоном следует знакомиться с первым встречным милиционером.
- Сеня, он охренел, - констатировал Жомов. - Дай я его разочек стукну?
- Только без членовредительства, - предупредил его Рабинович.
Омоновец покорно кивнул и слез с лошади. Подойдя к Пустыннику, он
сначала слегка погладил его резиновой дубинкой, стараясь не попасть по
кольчуге. Затем заехал в ухо именно с такой силой, которая и требовалась
для того, чтобы западноевропейский бомж ошалел, но остался в сознании. Ну и
под конец Ванюша вывихнул наглецу большой палец. Петр истошно завопил.
- Ваня, блин, дуболом ты стоеросовый! - рявкнул на него мой хозяин. -
Я же просил тебя обойтись без членовредительства.
- Сеня, ты ослеп? - удивленно спросил Жомов. - Член от пальца не
отличаешь?
Рабинович от такой наивной детской простоты на время потерял
способность к членораздельной, извините, речи, а Попов вдвое согнулся от
хохота, падая на дно своей телеги. Я сидел прямо напротив омоновца и, чтобы
не унижать его самолюбия, закрыл морду лапой. Ну его, еще увидит, что над
ним и псы уже смеются, не дай бог, застрелит кого-нибудь от обиды. Ну а
Сеня, когда наконец отошел от столбняка, просто покрутил пальцем у виска,
выражая свое мнение относительно умственных способностей Жомова с Поповым,
и, потребовав от Горыныча перестать болтаться в воздухе и принять
нормальный размер, пошел к Пустыннику вправлять ему палец и мозги.
Я всегда удивлялся, насколько вежливей и понятливей становятся многие
люди после приватной беседы с нашим Ванюшей. Ну прямо как шкодливые щенки
после хорошей дрессуры! Вот и наш заносчивый гость мигом перевоспитался и с
Сеней разговаривал, как с богом. Ну, почти как! Рабинович же закончил
обучение дикаря, разъяснив, в какой именно форме следует обращаться к
сотруднику российской милиции, когда он при исполнении, а затем отпустил
бедолагу сказать своим подчиненным, что уже можно приносить благодарность
спасителям. Естественно, размер и форму благодарности Рабинович оговорил
заранее.
Подрастерявшим большинство своего имущества во время бегства от
сарацин ландскнехтам пришлось попотеть, чтобы удовлетворить запросы моего
хозяина. Может быть, они бы с радостью плюнули на благодарность и
продолжили бежать по степи от сарацин, но, вспомнив о Горыныче, решили даже
не пытаться скрыться от благодетелей. Поднатужились, по сусекам поскребли и
наскребли признательности на колобок... Э-э, для Рабиновича то есть.
После того как все формальности были улажены и наше с Сеней имущество
заметно увеличилось, официальная часть встречи под Цивитотом была закончена
и все приступили к банкету, сооруженному, естественно, из припасов
крестоносного недобитого войска. Петр все время опасливо косился на Ванюшу,
уже забывшего о его существовании, но в общем чувствовал себя более
раскованно. Он и рассказал нам, что случилось с его личным составом.
Оказывается, накануне подчиняющаяся ему рать раскололась на две
половины, одна из которых пошла грабить какой-то городишко. Я не расслышал,
какой именно, но, по-моему, Еленополь. Верные Пустыннику люди остались
стоять под Цивитотом, раздумывая, как бы разграбить богатую Никею. Ничего
умного придумать Петру и его помощникам не удалось, зато хитроумный
Кылыч-Арслан решил использовать удачный случай. Этот сарацинский еврей (это
не я, а Пустынник его так обозвал), узнав о расколе вражеской армии, тут же
заслал в лагерь Петра лазутчиков, которые сообщили, что отколовшаяся часть
войска пошла не в Еленополь, а в Никею, которая теперь благополучно
разграбляется.
Естественно, соратники Пустынника, все до единого причем, жутко
возмутились подобным вероломством. Одно дело, когда раскольники пошли
какой-то зачуханный Еленополь разорять, а другое - взять богатую Никею.
Естественно, вся армия тут же бросилась вперед, чтобы успеть в сарацинский
город хотя бы к шапочному разбору. Почему-то ни один дурак не подумал: как
это малочисленному отряду удалось захватить хорошо укрепленный город? У
всех в голове была одна только мысль: урвать хоть кусок чужого счастья,
пока его из ассортимента не изъяли. В результате армия Петра с разбегу
угодила прямо сарацинам в лапы.
- Вот так мы и попали в засаду, - закончил командир разгромленной
армии бродяг свой рассказ. - Видели, как сарацины людей вербуют? А ислам
такая штука, что от него запросто, как от христианства, не отречешься.
Теперь защитников у Никеи значительно прибавится. А если бы не ваше
вмешательство, боюсь, армия Кылыч-Арслана пополнилась бы настолько, что
крестовый поход рыцарей прямо здесь бы и закончился.
- Теперь понял, Андрюша, какого хрена нас так далеко от Палестины
высадили? - поинтересовался у криминалиста мой многоумный хозяин. Попову
только и оставалось, что кивнуть головой да посмотреть на Пустынника с
ненавистью. Ведь это именно из-за его разгильдяйства нам теперь лишние
версты накручивать.
- Сеня, а может, нам еще Илханово войско следует на всякий случай
разбить? - робко предложил Андрюша. - Наверняка их султан послал с
отделившейся частью армии расправиться.
- Плевать! - отрезал Рабинович. - Мы, блин, не нанимались за каждым
уродом по степи бегать. Помогли под Никеей, и хватит. Больше воевать не
будем! И вообще, нам давно уже дальше двигаться пора.
- Вы собрались одни идти в Никею? - Петр посмотрел на нас так, будто
мы уже были привидениями. - С ума сошли. Вас же там быстро ислам принять
заставят...
- Запомни, мужик, настоящего российского мента против его воли никто и
ничего заставить сделать не сможет, - с ухмылкой перебил его Жомов.
И я с ним был абсолютно согласен.
Глава 6
Остатки разбитого войска Петра Пустынника разошлись с ментами, как
уссурийский тигр с императорским пингвином в средней полосе России: я тебя
не видел, ты меня не знаешь, и жене не говори, что меня так далеко от дома
встречал. Ландскнехты поплюхали обратно в Константинополь - нищенствовать
там, показывая страшные боевые раны, умело нарисованные красками. А
милицейская троица, в сопровождении Абдуллы и Ахтармерза, под охраной
Мурзика, естественно, направились прямиком в Никею - разузнать новости,
загрузиться припасами на дальний путь и подобрать Попову более комфортное
транспортное средство. Никея, прилепившаяся к берегу какого-то обширного
водоема, в отличие от практически голого Цивитота была обнесена добротной
каменной стеной, никак не меньше шести метров высотой. Издалека за этой
стеночкой путешественники еще могли разобрать разноцветные крыши дворцов и
минаретов, а вот прямо от ворот архитектура города не просматривалась, как
не просматривалось вообще ничего, поскольку ворота Никеи были тщательно
заперты и на громкий стук Жомова никто не отвечал.
- Повымерли они там, что ли? - удивленно пожал плечами омоновец. -
Какого хрена никто к дверям не подходит?
- Может быть, пойдем до берега прогуляемся? - предложил Попов. -
Стена-то наверняка прямо в воду обрывается, но, может быть, рыбаков увидим,
попросим, чтобы ворота кто-нибудь открыл.
- Нет ума роженого, не дашь и ряженого, - съязвил Рабинович. - А
Попову и не надо, ум ему - страшнее яда. - Он покрутил пальцем у виска:
- Андрюша, тут милицейскую форму еще не видели, и на твои запросы
отвечать никто не почешется. Нет смысла вдоль стен взад-вперед расхаживать,
как голодным гаишникам на перекрестке. Ломай, Ваня, ворота, или мы тут до
второго пришествия простоим!
Омоновец поначалу удивленно посмотрел на Рабиновича: дескать, спасибо
тебе, Сеня, что ты о моих возможностях столь хорошего мнения, но такую
дверку разве что танком ломать. А затем хлопнул себя по лбу, вспомнив о
бронебойной мощи резиновых дубинок. Поплевав на ладони, Жомов отстегнул от
пояса "демократизатор" и, тщательно прицелившись, влепил дубинкой по
толстым полосам меди, прибитым на края створок, изо всей своей былинной
богатырской силы. Снести ворота у омоновца, конечно, не получилось, но
запиравший их засов, толщиной с вековой дуб, от удара "демократизатора" о
металл разломился, словно бракованная спичка в жомовских пальцах. Городские
стражники, торчавшие за воротами и после рассказов о колдунах, услышанных
от солдат, гонявших по полю ландскнехтов Петра, ожидавшие решения
начальства о том, как поступить с подозрительными пришельцами, на добрый
десяток секунд намертво пристыли к брусчатке внутреннего двора. А затем,
покосившись на переломанный засов, с истошными воплями бросились
врассыпную. Попов удрученно покачал головой.
- Сеня, как-нибудь менее заметно надо было в город входить, -
пробормотал он. - Зачем нам лишнее внимание? Еще поесть спокойно не
дадут...
- Утухни, поросеночек, - перебил его омоновец. - Сеня, что еще
сломать? Мне понравилось!
Рабиновичу только и осталось в ответ горестно вздохнуть.
- Сам утухни, бульдозер белковый, - после секундной заминки
посоветовал он Жомову. - Пошли постоялый двор какой-нибудь поищем. Пора, на
самом деле, по-человечески поесть. - И тут Сеня предугадал Ванино
дополнение:
- Да и горло промочить не мешает, а то с самой бани ни грамма алкоголя
во рту не было.
Однако отправиться в трактир, постоялый двор, караван-сарай или что-то
еще чисто азиатское сразу не удалось. Пришлось решать две проблемы, и одну
из них выдумал Попов, проявивший неожиданное благоразумие. Хотя почему
неожиданное? Андрюша всегда отличался повышенной осторожность: никогда не
играл со спичками, не ковырял в зубах вилкой и на ночь надевал
презервативы. На всякий случай. Именно потому, что был с детства приучен
мамой беречь свою драгоценную утробу, Попов и предложил что-нибудь сделать
с Горынычем. Не в смысле физического насилия, хотя Ахтармерз именно так
предложение криминалиста и оценил, а для общей маскировки группы.
- Мужики, на фига нам надо, чтобы каждая сволочь нас подозрительно
разглядывала? - поинтересовался он со своей телеги у друзей, уже
направивших лошадей к центру Никеи. - Это мы к Ахтармерзу привыкли, а
здешнее население что-то излишне неприязненно его воспринимает. Как бы
сарацины на нас из-за него местных экзорцистов не натравили.
- Ах, значит, тебе раньше евреи во всем виноваты были, а теперь меня
за тхрубика отпущения держать надумал? - возмутился Ахтармерз. - Не
позволю!
- Заткнись, обломок топливно-энергетического комплекса, пока я из
твоих тощих шей косичку не сплел! - осадил его омоновец. - Поп, может быть,
первый раз в жизни дело говорит, в натуре.
После этих слов каждый из присутствующих счел своим прямым долгом
высказать предложение о том, под что Горыныча можно замаскировать. Версий
было множество. Начиная с той, согласно которой Ахтармерза следовало
выкрасить белой краской и выдавать за статую, кончая абсолютно извращенным
вариантом превращения огнедышащего второклассника в комнатную собачку путем
персонального пошива маскировочного костюма из содранной с кого-нибудь
шерсти. Перечислением всех этих экзекуций бедного Горыныча до того
запугали, что он стал стремительно уменьшаться в размерах. Наверняка, если
бы Сеня не остановил друзей, Ахтармерза в скором времени пришлось бы искать
на мостовой при помощи микроскопа.
- Нет, мужики, так дело не пойдет, - отмел предложения друзей кинолог.
- Статуя из Горыныча никудышная. Во-первых, он спокойно на месте и двух
минут не усидит, а во-вторых, он же хладнокровный. Не дай бог, под краской
переохладится или, наоборот, тепловой удар огребет. Кто ему искусственное
дыхание "рот в рот" делать будет? - Ответа не последовало, и Рабинович
закончил:
- Да и с костюмом облом. Даже если мы уговорим этого монстра все три
башки в одну варежку засунуть, это еще проблемы не решит. Представьте, что
будет, если ему в общественном месте кто-нибудь на ногу наступит? Раздуется
ведь, гад, до размеров слона. Нас тогда точно тухлыми яйцами и битым
кирпичом закидают.
- У меня предложение есть, - пискнул снизу Ахтармерз, обрадованный
такой поддержкой со стороны кинолога. - Вы же меня сами все время с
ящерицами сравнивали. Вот и посадите меня просто в мешок, а головы снаружи
оставьте. Я буду трех рептилий сразу изображать. Обещаю не говорить ни
слова и постараюсь не варьировать свои физические размеры!
Менты переглянулись и были вынуждены согласиться. Действительно, все
равно ничего лучшего придумать не получалось, а так хоть ахтармерзовского
торса людям не видно будет. Глядишь, и действительно за трех ящериц в одном
флаконе сойдет. Под маскхалат Горынычу тут же приспособили старый пыльный
мешок, найденный на скамейке у караулки, и трехглавый дебютант кукольного
театра тут же забрался внутрь, предварительно сожрав двух пауков, решивших
устроить внутри мешка загородную виллу.
Таким манером первая проблема была решена, но тут же возникла вторая.
У Абдуллы, как и у всех прочих азиатов, в каждом городе по целому вагону
родственников проживает, непоявление в домах которых считается почти что
одним из смертных грехов. Едва менты успели спрятать Ахтармерза в мешок,
как сарацин тут же плюхнулся на колени перед поповской телегой и попросил
отпустить его в увольнение. Рабинович, из врожденной недоверчивости
опасаясь, как бы Абдулла чего-нибудь способного доставить путешественникам
неприятности не учудил на стороне, не хотел сарацина отпускать, но Попов на
правах непосредственного начальника из чувства противоречия наложил на
ворчание Рабиновича вето и отпустил Абдуллу к родне. А тот на прощание
ткнул пальцем вдоль широкой улицы, уходившей куда-то в глубь Никеи.
- Караван-сарай там найдете, да благословит Аллах вашу лень и
ментовский характер, - с низким поклоном, предварительно, естественно,
поднявшись с колен, проговорил сарацин. - Я вернусь еще до наступления
темноты, и да не позволит всевышний к тому времени упасть хоть одному
волоску с ваших мудрейших голов.
- Да-а, для Попова это было бы трагедией, - съязвил Сеня, а Абдулла
снова поклонился и вприпрыжку помчался куда-то в сторону деревянных пирсов.
Прилегавшие к воротам районы, к удивлению путешественников, оказались
удивительно безлюдными. Менты недоумевали, пытаясь понять, куда делся
народ, и в итоге взяли на себя вину за это бедствие, но все оказалось
гораздо проще. Друзья не успели проехать в указанном Абдуллой направлении и
десятка метров, как над городом пронесся истошный протяжный вопль. Почти
такой же, какой издает ленивый кот, когда ему определенные части тела
какой-нибудь будущий Павлов выкручивать для эксперимента начинает. Вопль
летел над Никеей и, едва затихнув в одном конце города, тут же
возобновлялся в другом. Попов вздрогнул и завертел головой.
- Это еще что такое? - удивленно поинтересовался он.
- А, внимания не обращай, - махнул рукой омоновец. - Муэдзины вопят.
Намаз у них начался, все молятся, поэтому и людей в городе не видно.
- Так это что, и караван-сарай закрыт теперь? - обеспокоено
поинтересовался вечно голодный криминалист.
- А хрен его знает, - пожал Ванюша плечами, а затем успокоил друга:
- Откроем.
Впрочем, ломать в караван-сарае двери, как это было сделано при входе
в город, ментам не пришлось. Заведение было открыто, и из распахнутых
дверей лилась какая-то восточная музыка. Попов тут же определил, что играет
зурна, и принялся расписывать достоинства этого инструмента, да так
увлекся, что не заметил, как остался в одиночестве. Сеня с Жомовым, из всех
музыкальных инструментов любившие только магнитофон, не слушая поповских
рассуждений, следом за Мурзиком прошли внутрь караван-сарая.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг