Дядюшка, между тем, говорить не спешил, потому что прекрасно понимал,
что то, что он уже сказал, и без того слишком много.
- Наукой доказано, - заговорил наконец он, - что, умирая, человек
отнюдь не прекращает своего духовного существования, и ты это прекрасно
сам знаешь. Светящееся Существо в момент перехода в иной мир видели сотни
и тысячи людей, которые с того света каким-то образом сумели удрать до
времени. Ну так вот, это Светящееся Существо, встречая каждого вновь
прибывшего на тот свет, пристрастно допрашивает: кто ты, что ты, что
сделал, хотя прекрасно Само знает про нас все. Ну так вот, - еще раз
сказал он, проглотив комок, - если это Господь Бог или Вселенский Разум,
или концентрация энергии Этической субстанции, способная направлять
дальнейшее развитие нашего разума и духа, то, что касается меня, я не
знаю, что я скажу этому Существу, когда пробьет мой час. Не знаю потому,
что сегодня я обнаружил, что все, что произошло в этой жизни, а произошло
в ней у нашей семьи только хорошее, произошло по моей вине.
Видишь ли, я не Господь Бог, я не хочу заниматься работой Бога, и я не
имел права переделывать тот мир, который я своею волею переделал.
И вот, дружок, я пришел к тебе для того, чтобы сказать это тебе одному.
Мир совсем не таков, как Ты лицезрел его в течение сорока с лишним лет. Он
иной. И ты, конечно, не согласишься поменять его на тот, который тебе
известен. Но хоть знай о нем. Почему я выбрал тебя для этого разговора?
Ну, во-первых, ты мой единственный наследник, а во-вторых, я читаю твои
произведения, и мне кажется, что ни физик, ни химик, ни астроном и ни
механик не смогут помочь мне, а только ты - человек, который берет за
основу любую фантастику и превращает ее в реальность.
Конечно, ты можешь считать меня выжившим из ума стариком, но это не
подвинет нас к решению той задачи, которую я хочу тебе предложить. Только
ты можешь исправить это положение.
Дело в том, что ты родился в год Лошади и в месяц Водолея, так вот, ты,
конечно, знаешь, мы уже в начале нашей беседы об этом говорили, что
большевики объявили свое собственное специальное российское время и
произошло это в год Лошади, в восемнадцатом году, в месяц Водолея; с
первого февраля начал действовать новый закон о времени.
И вот я установил путем нехитрого эксперимента, что только ты можешь
поставить историю на те рельсы, с которых сбросила ее моя амбициозность и
нелюбовь к балагану.
К тому же сегодня утром я обнаружил, что я не могу умереть, хотя я уже,
как все старики, жду и готовлюсь (прости меня, я знаю, что ты не любишь
этих разговоров) к своей смерти, потому что после того, как это
произойдет, восстановится пространственно-временное соотношение, и будущее
России, твое будущее, твоей мамы, моей памяти, твоего отца, твоего
любимого Гумилёва, - он протянул руку и пошуршал страницами, лежащими на
моем столе, - будет непредсказуемо, может быть, даже наступит распад нашей
Галактики. Я бы этого не хотел, даже находясь на том свете, а вовсе не
убоявшись, что распад Галактики каким-то образом отразится на дальнейшем
развитии моего духа.
Знай, мой дорогой племянник, в далеком восемнадцатом году я совершил
преступление. Я объясню тебе какое и почему я это сделал.
Я это сделал потому, что, пропутешествовав в этом временном шаре по
всей нашей эпохе, обнаружил, что было бы, если бы к власти тогда всерьез
пришли большевики.
Представь себе, что меня бы не было уже на свете в тридцать четвертом,
и ты думаешь я попал бы под трамвай? Нет', меня правоверные большевики
выбросили бы из окна пятого этажа дома в этом городе, дома, где сейчас
находится военное ведомство. Там у них находилась бы внутренняя
контрразведка, кажется, НКВД, я немножко подзабыл сейчас аббревиатуры, но
тебе скоро придется поехать в то время, и ты всему научишься разбираться
во всем сам.
Отца твоего унижали бы всю жизнь, всех родных твоей матери уничтожили
бы и она осталась бы одинокой девчонкой, которая в восемнадцать лет бежала
бы из Германии, куда попала не по своей воле, и в один прекрасный момент в
поезде, идущем откуда-то из страшной, непростительной глубинки в Москву,
встретила бы твоего отца.
То, что они встретились бы, и в том времени невероятно, видимо, даже
Вселенские преступления перед временем не властны над чувствами. Ты все
это знаешь в другой временной ипостаси, и поэтому поверь мне, если бы
можно было изменить эту историю таким образом, чтобы конкретно для твоих
близких все осталось нетронутым, я бы подсказал тебе этот вариант, но это
невозможно, поэтому историю, ту историю, которую ты знаешь, потому что это
псевдоистория, придется поменять, ибо в случае моей смерти начнется распад
частиц Вселенной.
Дядюшка был прекрасен. И пока он говорил, я уже все понял.
Конечно, мне придется совершить это странное путешествие...
...и воочию убедиться в том, что, несмотря на всеобщий развал и распад
в мире, отчего-то будут продолжать рождаться женщины.
Я не знал, как мне туда собраться. Ведь я ехал в непостижимое, поэтому
в чемодан мой возможно должны были бы быть аккуратно уложены не только
Северная и Южная Америка, но и кусок Антарктиды с аккуратно заштопанной
озоновой дырой. Хотя для того, чтобы радоваться, хватило бы и клочка
бумаги с перечислением необходимых в хозяйстве вещей. "Луна - одна штука;
радуга - один комплект; весенний дождь - три лужи, родительские советы -
одна бесконечность и еще сорок три пункта".
Я никогда не встречал человека, который, хотя бы в какой-то миг своей
жизни, не мечтал совершить путешествие во времени. Быть может, для того,
чтобы что-нибудь исправить или добавить в своей жизни. И это им не
удается, я знаю почему. Потому что всяческие исправления могут привести к
катастрофе. И я не исключение. Мне с детства дано такое свойство: я всегда
стараюсь примирить непримиримые вещи и чаще мне это удается, поэтому,
конечно, когда я поеду в ту историю, раз у меня есть такая возможность, я,
конечно, спасу дядюшку от позора преступления, в котором он сам только что
признался. Преступление его заключалось в том, что он помог большевикам
изловить их вождя Ленина и вместе с этими большевиками потом сдал его в
руки правосудия Антанты. В общем-то не свойственное для дворянина занятие.
Вот вам и парадокс времени - он же смягчающее дядюшкину вину
обстоятельство: если бы он не сделал этого, его бы самого в тридцать
четвертом уничтожили.
А с другой стороны тоже парадокс. Его и уничтожили в тридцать
четвертом, потому что в восемнадцатом он был готов совершить это
преступление. Чем это кончилось, вы прекрасно знаете, но были вещи,
которые, мне казалось, дядюшка просто присочинил, хотя у меня не было
никогда оснований ему не доверять, но он, например, говорил, что от
репрессий в лагерях (в случае прихода большевиков к власти)
погибло бы около сорока миллионов человек, он говорил, о том, что в
сороковых годах Россия вела большую войну с Германией, потом эта война
продолжалась на территории Европы и называлась она второй мировой.
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С тевтонской силой темною,
С германскою ордой, -
писал учитель Рыбинской гимназии Боде в 1916 году. И эта песня была бы
актуальной и во вторую мировую, если бы та состоялась.
Можно было бы, конечно, никуда не ездить и все это сочинить, но
провидение ведь уже все сочинило, нам остается быть только незримыми
свидетелями фильма, показываемого нам самим Небом.
Говорил дядюшка и еще много удивительных вещей. Например, он достал из
старомодного портфеля и положил мне на стол описание лагерей смерти на
территории Великороссии. Я взглянул на автора этого трактата и его имя мне
ничего не сказало - Солженицын (лишь потом я вспомнил, уж больно
неординарная фамилия, что мне известны его, впрочем, весьма посредственные
работы по истории и филологии - "акватории" Рязанского университета) может
быть, вполне достойный человек для своего времени, но мне, сегодняшнему,
который занят иными вещами, а именно собой, сочинительством и решением
совершенно других задач, все это начинало претить.
Поэтому, я надеюсь, вы не будете очень строго осуждать меня за то, что
я, еще не дослушав дядюшку до конца, уже твердо решил, что, конечно, его
просьбу я исполню, в другое время поеду, но по возможности постараюсь
сделать там все так, чтобы моим близким, моему окружению и, конечно же,
моей стране жилось бы столь же прекрасно, как сегодня.
- Между прочим, - напутствовал меня дядюшка, - ты даже не
полюбопытствовал, откуда в роду нашем оказалось это бюро. Так вот, я хочу
тебе сказать, что построено оно было в России в конце позапрошлого века,
по-видимому, в имении твоих предков - Лукиницах, но попало в Россию при
весьма странных обстоятельствах. Его привезли из Италии, привезла твоя
прабабушка, племянница флибустьера, урожденная Лагорио.
Это бюро сначала плавало на пиратском корабле вместе с ее дядюшкой, а
потом в качестве приданого было передано твоему прадеду для того, чтобы он
хоть как-то мог адаптироваться на первых порах с итальянской женой.
Это все, как в сказке Андерсена про Стойкого Оловянного Солдатика,
которого проглотила рыба, потом рыбу поймали, и он оказался в той же
комнате, где жил когда-то раньше.
- Ну вот так-то, малышик, - сказал дядюшка и стал раскланиваться.
Я секунду посидел и подумал над его словами, а потом встал и проводил
его до двери, не стал задерживать. Наши с ним разговоры могут продолжаться
и день, и ночь, и два дня подряд. Дядюшка превосходный собеседник, но, к
сожалению, он не способен изложить откровения, часто его посещающие, на
листах бумаги. Если бы пас соединить, из нас получился бы неплохой
писатель.
Договорившись встретигься с дядюшкой у него дома, потому что
путешествие во времени мне надлежало совершить из его квартиры, а он жил
неподалеку, здесь же, на Каменноостровском, я вернулся к своему столу,
однако, тотчас же спохватившись, нажал кнопку селектора, позвонил
привратнику, чтобы дядюшку усадили в машину - все-таки ему уже лет много.
Дядюшка, хотя ему ехать было всего три минуты до дома, дразнить слишком
долгой паузой меня нс стал, а прямо из машины сообщил, что Аляска по его
теории истинного времени, оказывается, американцами России возвращена не
была. Более того, на ней было в 1964 году землетрясение.
Кирилл Николаевич, вероятно, решил, что для меня как для члена Русского
Императорского Географического общества это главный аргумент в пользу
того, чтобы я как можно скорее собрался н этот временной вояж.
- И, пожалуйста, без метерлинкщины, - заявил мне дядя на прощание.
ЧАСТЬ II.
НАШЕ ВРЕМЯ
Глава 4
Доктор Сильвано Черви был очень солидным и респектабельным человеком.
Он был высокого роста, крепок и широкоплеч, с благородными европейскими,
северными чертами лица, седовласый и всегда невероятно спокойный. Когда он
степенно 'пел по московским улицам, то многие оглядывались ему вслед
просто из любопытства: в России солидность, неторопливость и спокойствие
перестали быть нормой бытия, и суетным людям, конечно, интересен был
встреченный человек.
Сейчас он с ощущением полно прожитого дня засыпал в своей постели,
совершенно позабыв о том наваждении, которое только что испытал и которое
успел, не полениишись, зарисовать.
Комната снова погрузилась во мрак, буйство странных мыслей постепенно
утихло, и сон безудержный, сон отдохновенный стал постепенно сковывать его
огромное тело.
Не знал засыпающий Спльвано Черви, что мерцающий таинственным светом
белый шар, который он видел сегодня в начале третьего ночи, отнюдь не
исчез, он лишь растворился в его сознании, стал невидимым взору, принял
иную форму, п произошло это с тем, чтобы продолжить преподавание
степенному итальянцу того урока, который был сутью его программы.
Поэтому то, что Сильвано Черви видел во снах, снами отнюдь не было. Это
были не сны, это были картинки его прошлой жизни, отсветы которой в его
сознании и рождали ассоциации того, что все это с ним уже когда-то
происходило.
Сон липкий, сон желтый, сон, похожий на южное марево угасающего дня,
сковал Сильвано Черви до такой степени, что ему стало трудно дышать. И
вот, казалось, уже в ту секунду, когда он вот-вот задохнется, ибо какая-то
косматая лапа набросила свои пальцы-щупальцы на его шею и перехватила
дыхание, именно в этот миг вдруг ощутил он себя в удивительно красивом
вечернем девственном лесу, на какой-то благоухающей поляне, полной цветов
и лиственных деревьев, стал дышать полной грудью и совершенно этому не
удивился, потому что те силы, которые экзаменовали его мозг, заставляя из
осколков и уголков сознания выискивать память прошлого, были
запрограммированы таким образом, чтобы отнюдь пс испугать современного
интеллигентного человека, а лишь приблизить его своим уроком к истине.
Поэтому одно слово скользнуло в сознание Спльвано Черви, и этим словом
было "сои".
Совершенно успокоившись этому слову, Сильваио и в самом деле уверился,
что он спит, и стал с удовольствием смотреть сон про самого себя, нимало
не заботясь о том приятном, впрочем, факте, что во сне он был молодым и
бодрым, веселым и подвижным более, чем теперь. Но что это? Почему вокруг
нет никаких строений и его не гложут мысли о телефонах, о работе, почему
на этой дивной поляне единственной его заботой в этом сне были поиски
какого-то цветка, который назывался "лесной тюльпан".
Объяснений всему этому не было, да доктор Черви и не искал их.
Последняя связь его с реальным миром произошла в ту секунду, когда уже
во сне, видя самого себя, он понял, что этот некто, совсем еще юный и
красивый молодой человек, ищущий лесной тюльпан, он сам, но только в
какой-то далекой первой жизни.
И тогда почел себя вправе спросить его-ссбя: "А что это за цветок?"
И хотя не был ботаником, более того, к природе относился всегото на
уровне передач телевидения, касающихся природы, все равно заинтересовался
по-настоящему, и, отметив про себя, что когда он досмотрит сон до конца и
утром проснется и поцелует жену, он обязательно найдет с утра время для
того, чтобы обнаружить в энциклопедии такое растение, которое снилось ему
в этот вечер. Обязательно это надо сделать: быть может, в этом есть
какой-то свой символ.
После короткого эпизода самоконтроля, мозг Сильвано Черви настроился
таким образом, что уже больше самоконтроля не допускал и весь оказался во
власти сил сна.
Все глубже и глубже опускался Сильвано в лесную чащу. Казалось, он
летит на невидимых санках с незаснеженного холма. Впереди был лес, по
сторонам - отталкивающая пустота, а темный дол манил его и вместе с тем
пугал. Тяжелые ветви лиственных и хвойных деревьев стлались по земле. И
вот он уже не скользит, а тяжело идет по хлюпающему мху, он видит
крошечные полянки, редкие полянки в лесу, но не останавливается, куда-то
идет, наблюдая, как по этим полянкам подпрыгивают и низко летают в
ожидании грозы большие птицы.
Мир вокруг обнаружился множественно населенным. Сильвано увидел вдруг
прямо под ногами пустой муравейник; он нисколько не удивился, потому что
знал, - это не страшно, ведь если нет муравьев, это значит, что они
спрятались и скоро пойдет дождь. Он взглянул на небо, увидел там, на сером
его фоне мчащиеся грозовые тучи. Быстро темнело, и хотя Сильвано помнил
эту лесную дорогу, ибо прожил в той славной жизни почти двадцать лет, и
все его предки жили в деревне, находящейся на краю этого леса, он убыстрил
свой шаг, потому что оставаться одному в лесу, да еще совершенно без
всякой надежды спастись от дождя, ему не хотелось.
Внезапно справа от него раздался звук дикий, но узнаваемый.
Было ощущение, что с корнем вырвали кустарник. Взглянув туда, он
заметил что-то белое, блеснувшее в страшном лесу, но не испугался, а
рассмеялся: в чаще леса исчезал перепуганный несущейся грозой и ее
предвестьем - тишиной, обыкновенный шерв - лесной олень, который
пробирался к своему семейству, надеясь успеть защитить его, когда грянет
гром.
Сильвано, следуя логике двадцатого столетия, мог повернуть назад,
опасаясь за собственную безопасность, потому что то предприятие, которое
он затеял, было в сущности не столь уже важно с точки зрения даже
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг