сумеет пробраться к терминалу и проникнуть тайком в какую-нибудь машину,
направляющуюся за бугор, - все равно ведь блокпоста не минуешь. А там
досмотр... И возвращаться некуда...
Ох, люди, люди... Сначала страну развалили, теперь вот до области
очередь дошла... Да и нечисть тоже хороша!.. Эти, к примеру, катакомбные...
Откуда они вообще взялись? До путча про них никто и не слыхивал... С виду
домовой как домовой, а туда же - задается почище лешего!.. Вы, говорит,
советской власти задницу лизали, с органами сотрудничали... Ну, допустим,
сотрудничали! А ты в это время где был?.. А я, говорит, в это время в
катакомбах сидел...
Ну, укажите в Сусловской области хотя бы одну катакомбу!
Анчутка завозился, устраиваясь поудобнее меж двух корней, и вскоре
накрыло его сновидением, да таким, что хуже не придумаешь. Приснился ему
старый, будь он неладен, знакомец - следователь НКВД Григорий Семенович
Этих. Сибиряк, наверное...
- Ах ты, вражина... - с каким-то даже изумлением оглядев
затрепетавшего во сне Анчутку, вымолвил он. - Существуешь, контра?
Материализму перечишь, прихвостень поповский?.. Ты же хуже Врангеля,
пр-роститутка!..
Анчутка попытался ему объяснить, что все не так, что никакой он не
прихвостень - сам, если на то пошло, от попов натерпелся при царском
режиме... На коленочке вон до сих пор шрамик - кадилом огрели...
Глаза Григория Семеновича просияли нежностью.
- В попутчики набиваешься? - вкрадчиво осведомился он. - Ах ты,
с-сукин кот, подкулачник... Думаешь, не знаем, в чьей ты избе обитал до
семнадцатого года?.. Ну ничего - дай срок, покончим с троцкистами, а там и
до вас, чертей леших, доберемся! Все ваше семя потустороннее под корень
выведем... - Потом вроде как смягчился, смерил оком, спросил ворчливо: - Ну
и что он там, этот твой новый жилец?.. Так целыми днями и молчит?.. Может,
хоть во сне бормочет?.. Ну там про Карла Радека, например?..
* * *
Внезапно домовой почувствовал опасность - и проснулся. Противоположный
берег был еще позолочен закатом, а по этой стороне уже воровато крались от
дерева к дереву сумерки лиловых денатуратных оттенков. Прямо перед Анчуткой
глыбой мрака квадратилась приземистая фигура в черной рясе. Но что самое
жуткое - вокруг фигуры, как солнечная корона в момент полного затмения,
сияла косматая, нечеловечески мощная аура алого цвета...
- Кто таков? - прозвучало сверху.
- Анчутка... - прошептал домовой, понимая, что пропал. Уж лучше бы он
на лешего нарвался...
Незнакомец помолчал, недоумевая. Действительно, встреча озадачивала:
домовой - и вдруг на лоне природы...
- Дом, что ли, сгорел?..
- Нет... - безрадостно отвечал Анчутка. - Сам ушел...
Слова гулко отдавались над вечерней водой.
- А-а... - Незнакомец понимающе покивал. - Беженец... А чего сидишь?
Собрался бежать - беги...
Анчутка всхлипнул:
- Плавать не умею...
Кажется, незнакомец усмехнулся.
- Вот и я тоже... - неожиданно признался он и, кряхтя, присел рядом.
Изумленно скрипнул от внезапной тяжести старый корень. Алая аура накрыла
Анчутку, обдав не то жаром, не то холодом. Домовичок обомлел, потом
осторожно скосил робкий выпуклый глазик. В теплом прощальном полусвете,
наплывающем с баклужинского берега, он теперь мог разглядеть своего соседа
в подробностях.
Был этот человек сутул и грузен. Пегая борода - веником, волосы на
затылке собраны в хвостик. Обширная выпуклая плешь, лицо - мрачное и в то
же время брюзгливо-насмешливое. От рясы будоражаще веет ладаном и прочей
наркотой. На правой стороне груди приколот деревянный орден, почему-то
внушающий невольный трепет.
- А ты кто? - отважился Анчутка.
Незнакомец хмыкнул, покосился весело и грозно:
- Про Африкана - слышал?..
Анчутка только ойкнул и вжался спиной в трухлявую кору пня. Слышал ли
он про Африкана? Да кто ж про него в Лыцке не слышал?.. Его именем бесов
изгоняли, не говоря уже о прочей мелкой нечисти...
- Ну, не дрожи, не дрожи... - Огромная ладонь грубовато огладила
вздыбленный загривочек Анчутки, и домовой наконец рискнул открыть глазенки.
- Или это ты от холода так?..
- Ага!.. - соврал Анчутка.
- А вот мы сейчас костерок разведем, - утешил страшный собеседник и
поднялся, хрустнув суставами. - А то и меня тоже что-то пробирать
начинает... Ну-ка, посторонись...
Анчутка поспешно отскочил от пня шага на четыре. Африкан же насупился,
воздел широкие ладони и невнятно пробормотал нечто такое, от чего домовой в
страхе попятился еще дальше. Разобрать ему удалось всего несколько слов:
"Из искры - пламя", - ну и, понятно: "Во имя отца и сына..."
Сухой пень громко треснул и полыхнул - да так яростно, будто солярой
на него плеснули.
- Увидят!.. - ахнул Анчутка, испуганно тыча лапкой в сторону моста,
наполовину утонувшего в сумерках.
- Да и пес с ними... - равнодушно отозвался Африкан, присаживаясь
перед пламенем прямо на траву. - Они ж еще ничего не знают... Может, я сюда
на рыбалку приехал... Так, значит, говоришь, Анчутка, выжили тебя из Лыцка?
Анчутка вконец оробел - и потупился. Спрашивал-то не кто-нибудь -
спрашивал первый враг всей лыцкой нечисти. Не жаловаться же, в самом деле,
Африкану на Африкана... Ой!.. А вдруг никакой он не Африкан?.. Мог ведь и
нарочно соврать! У людей это запросто... Нет, все-таки Африкан!.. Вон аура
какая... с протуберанцам... Аж обжигает...
- Выжили... - с судорожным вздохом признался домовой.
- Вот и меня выжили... - задумчиво молвил Африкан. Помолчал и
подбросил в костер обломок гнилой хворостины. - Так что оба мы теперь,
выходит, беженцы...
Бедная Анчуткина головенка пошла кругом... Да что же это творится на
белом свете? Ну ладно, домовой, допустим, сошка мелкая... Но чтобы самого
Африкана?.. Этак, пожалуй, скоро и сатану из пекла выживут...
Анчутка хотел со страхом взглянуть на внезапного товарища по
несчастью, но со страхом - не получилось. Вместо этого домовой ощутил вдруг
такой прилив доверия, что даже слегка задохнулся.
- А под мостом нарочно веревку натянули... - тут же наябедничал он от
избытка чувств. - И елеем пропитали...
- Ну а как ты хотел?.. - покряхтывая от неловкости, ответил ему
Африкан. - Борьба идет с вашей братией... Борьба...
- Да-а... - обиженно распустив губешки, протянул Анчутка. - Борьба! Ну
вот и открыли бы границу, раз борьба. Мы все тогда разом и ушли бы... Или
уж уничтожьте нас, что ли, совсем, чтоб не мучиться... - Последнюю фразу
домовой скорее прорыдал, нежели произнес. Пригорюнился - и умолк.
Сумерки к тому времени успели перебраться и на территорию суверенной
Республики Баклужино. Темнело быстро. Потрескивал, приплясывал костер. На
мосту включили пару прожекторов и принялись шарить ими вверх и вниз по
течению: не пытается ли кто пересечь государственную границу вплавь. Пламя
на левом берегу, надо полагать, вызывало сильнейшие подозрения и у лыцких,
и у баклужинских прожектористов. Обоих беженцев то и дело окатывало ушатами
света.
- Наивный ты, Анчутка... - промолвил наконец Африкан после
продолжительного молчания. - Бороться и уничтожать - далеко не то же самое.
Я тебе больше скажу: у нас в политике - это вообще понятия прямо
противоположные... - Подбросил в огонь еще одну гнилушку и, мудро
прищурившись на пляшущее пламя, продолжал с ядовитой усмешкой: - Надо тебе,
скажем, споить народ... Ну и объяви борьбу с алкоголизмом... Надо расшатать
дисциплину - объяви борьбу за ее укрепление... А уничтожают, Анчутка,
по-другому... Уничтожают так: бац - и нету!.. Никакого шума, никакой
борьбы... Была нечистая сила - нет нечистой силы. Не веришь - поди
посмотри, вон на стенке Указ висит: нетути... Отменена с сегодняшнего дня.
Число и подпись...
Он опять закряхтел, нахохлился и, низко надвинув пегие брови,
уставился в костер.
- Или, скажем, так... - сдавленно примолвил он как бы про себя. - Был
чудотворец Африкан - нет чудотворца Африкана... М-да...
Анчутка слушал - и помаргивал. Из сказанного он мало что уразумел,
поскольку в высокой политике не разбирался. Одно было ясно: плохо сейчас
Африкану. Может быть, даже хуже, чем самому Анчутке.
Внезапно по костру - будто палкой ударили. Прогоревший почти уже
насквозь пень ахнул и развалился, осыпав беженцев искрами и раскаленными
добела угольками. Анчутка подскочил, отряхивая шерстку. Африкан медленно
повернул голову и тяжко воззрился в исполосованный прожекторами сумрак.
- Ох, вы у меня там сейчас достреляетесь... - проворчал он, и до
Анчутки дошло наконец, что кто-то из пограничников пальнул по их костру из
снайперской винтовки.
- У них пули освященные... - торопливо предупредил он.
- Да знаю... - вздохнул Африкан. - Сам и освящал...
Согнулся, став еще сутулее, и зачем-то принялся медленно
расшнуровывать высокие ботинки солдатского образца. Разулся, скрепил шнурки
единым узлом и со вздохом поднялся на ноги. Повесил обувь на плечо, а потом
вдруг склонился к Анчутке и, раскрыв как бы через силу глубокие усталые
глаза, заглянул домовому в самую что ни на есть душу.
- Так что, дружок, дорога нам теперь с тобой - одна...
Эти произнесенные хрипловатым шепотом слова почему-то бросили Анчутку
в дрожь. Веяло от них жутью... Африкан взял домового в большие ладони и,
оступаясь, направился вниз, к воде. Да, но он же сам сказал, что тоже не
умеет плавать!.. Значит, где-то лодку припрятал в камышах... Обрадоваться
этой своей мысли Анчутка так и не успел, поскольку в следующий миг луч
прожектора обмахнул берег, не обозначив нигде ни лодки, ни даже камышей...
"Топиться идет!" - грянула догадка, и Анчуткино сердечко неистово
заколотилось.
Ну конечно! Назад пути нет, вперед - тоже... Сейчас ведь утопит!
Анчутка зажмурился и, вцепившись всеми четырьмя лапками в пахнущую ладаном
рясу, уткнулся в нее мордочкой, словно надеясь оглушить себя хотя бы этим
слабым дурманом.
Внизу зачавкало, потом захлюпало, потянуло холодом. Вода, надо
полагать, подступала все выше и выше. Берег - крутой, стало быть, еще шаг -
и скользкое дно уйдет навсегда из-под косолапых ступней Африкана... Но тут
в отдалении грянули, отразились от речной поверхности истошные человеческие
крики - и любопытство превозмогло. Анчутка не выдержал, осторожно приоткрыл
один глаз - и, к изумлению своему, обнаружил, что они с Африка-ном почти
уже достигли середины Чумахлинки.
Упрямо склонив плешь и уперев бороду в грудь, опальный чудотворец
пересекал государственную границу по воде аки посуху. Оба прожектора давно
уже держали его сутулую грузную фигуру в перекрестье лучей. Из-под босых
косолапых ступней Африкана при каждом шаге разбегались по наклонной речной
глади сверкающие концентрические круги... Если верить слуху, на мосту
творилось нечто невообразимое: беготня, суматоха... Потом, как бы
спохватившись, елевого берега забил пулемет. Первая очередь вспорола воздух
совсем рядом, и Анчутка, ойкнув, снова зарылся личиком в рясу.
Африкан недовольно мотнул головой - и пулемет заклинило. Оплетенный
древесными корнями баклужинский берег был уже в десятке шагов от
нарушителя...
Глава 2. ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА,
ВОЗРАСТА НЕ ИМЕЕТ, ДОКУМЕНТ
Соперниками Лыцк и Баклужино чувствовали себя с незапамятных времен.
Хаживали бесперечь стенка на стенку, а то и учиняли прелютые дрекольные
бои, доходящие во дни гражданских распрей до сабельных. Однако уже за годы
первых пятилеток грамотность населения заметно возросла, кулачных и прочих
физических расправ стало поменьше, сведение счетов приняло форму
доносительства в письменном виде, а там и вовсе переродилось в
социалистическое соревнование... Теперь же, после распада Сусловской
области, противостояние двух бывших районов, а ныне - держав, обрело четко
выраженный идеологический характер. Если в Лыцке к власти пришли
православные коммунисты, то на выборах в Баклужино победу одержало
общественно-политическое движение "Колдуны за демократию".
И это вполне естественно. Не зря ведь при царском режиме всех лыцких
обывателей дразнили богомольцами, а баклужинцев - знахарями да шептунами.
Перебирая архивные документы, постоянно ловишь себя на мысли, что Лыцк
и Баклужино больше всего на свете опасались как-нибудь случайно оказаться
по одну сторону баррикады. В исторических памятниках первое упоминание об
их вражде совпадает по времени с воцарением дома Романовых, когда Лыцк
единодушно признал законным государем Михаила Федоровича, а Баклужино столь
же решительно поддержало какого-то там по счету Лжедимитрия... Погожим
летним днем ватаги воровских казаков Заруцкого и еретицы Маришки перешли
Чумахлинку и осадили бревенчато-земляные стены Лыцка. По одним данным, вел
их атаман Неупокой-Карга, по другим (менее достоверным) - атаман Баловень.
Однако все без исключения источники утверждают, что мятежников на Лыцк
навели именно баклужинцы.
Пощады ждать не приходилось. Обычай атамана Баловня (да и прочих
атаманов) забивать пленникам порох во все интимные места, а затем его
поджигать, был в ту пору общеизвестен. Отразить приступ также не
представлялось возможным в связи с общей ветхостью городских стен и
подавляющим преимуществом противника. Кроме того, кто-то из баклужинских
знахарей, приставших к воровским казакам, применил разрыв-траву и с ее
помощью сбил засовы с крепостных ворот...
И тогда, совершенно справедливо рассудив, что заботиться пора уже не
столько о бренных телах, сколько о бессмертных душах, жители причастились,
исповедовались и вышли навстречу гибели с чудотворным образом Лыцкой Божьей
Матери.
Дальнейшее известно. Как только шествие с пением и плачем показалось
на гребне покатого земляного вала, кто-то из разбойников (тоже скорее всего
баклужинец) выпалил в икону из пищали и, что самое страшное, попал.
Осаждающими тут же овладело безумие, с оружием в руках кинулись они друг на
друга и, понеся крупные потери, расточились сами собой...
Впрочем, известный русский историк Костомаров сомневался в
достоверности этой легенды, указывая, что нечто подобное ранее имело место
при осаде Новгорода суздальцами. Не стоит упрекать его за это. При всей
своей проницательности ученый просто не мог предвидеть, что в 1919 году
чудо повторится. А оно повторилось. Только на этот раз чудотворная рассеяла
уже не воровских казаков еретицы Маришки, а - боязно молвить! -
красногвардейский полк имени товарища Марабу (возможно, Мирабо). К
сожалению, опираться здесь приходится лишь на устные предания, поскольку
документов, подтверждающих это ошеломительное событие, в архиве обнаружить
не удалось. Скорее всего бумаги чуть позже были изъяты и уничтожены по
личному распоряжению Лаврентия Павловича Берии...
Непонятно, правда, почему малое время спустя чудотворная не обратила в
бегство трех баклужинских чекистов, пришедших изымать ее из храма. Видимо,
батюшка просто побоялся вынести икону им навстречу...
В годы социалистического строительства борьба двух райцентров свелась
в основном к тому, что Лыцк и Баклужино всячески помогали советской власти
ущемлять друг друга. И советская власть, как правило, шла навстречу: то с
религией борьбу начнет, то с вредными суевериями...
Единственное, что объединяло подчас давних соперников, - это глубокая
неприязнь к областному центру. Собственно, все началось с того, что Павел
Первый со свойственной ему внезапностью разжаловал Баклужино с Лыцком в
селения и отдал первенство - кому?.. Даже вспомнить неловко, что это был за
городишко и как он в ту пору назывался!..
Впрочем, в данном случае все ограничилось неприязнью - до ненависти не
дошло. Город Суслов был всегда настолько зауряден, что отнестись к нему
всерьез соперники не могли при всем желании... Достаточно сказать, что,
когда ликующие россияне, развалив социалистическую державу, кинулись на
радостях возвращать градам и весям их исконные имена, Суслов даже
переиначить не удалось. До 1982 года он, оказывается, звался Бонч-Бруевичи,
а предыдущее имечко, нареченное ему в сердцах Петром Первым, звучало просто
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг