вашей цивилизации, чем в тысячах научных трактатов. Если в вашем
государстве все люди такие, каким был учитель, погибший за своих учеников,
вам не страшна никакая гуолла. Но все ли такие? Я сомневаюсь не в
искренности и чистоте ваших побуждений, а всего лишь точности информации.
Вы не спрашивали меня до сих пор, почему "Дрион" приземлился в таком
пустынном месте. А ведь это не случайно. В программу "Дриона" входит
избегать многолюдных центров цивилизации. Общение с правительствами,
учёными, деятелями культуры неизбежно заставит меня посвящать каждой
планете много времени. А я спешу. Я должна искать планеты, поражённые
гуоллой, и спасать их. На планете, где всё благополучно, я остаюсь не
более двух суток. А там, где есть гуолла, приходится задерживаться.
Больные гуоллой ни за что не признают себя больными. Хотите, я расскажу
вам об одной из таких планет?
- Мы слушаем вас, Миэль.
В голосе Плавунова вновь зазвучала тревога. Что-то в речах Миэль
настораживало его. Она продолжала:
- Это была прекрасная и густонаселённая планета. Два небольших
континента, остальное - безбрежный океан. На суше - сплошные города и
сады, в океане - миллионы надводных и подводных судов, в воздуха -
беспрерывный гул от бесчисленных летательных аппаратов. Пришлось "Дриону"
приземлиться на севере среди вечных льдов, в расположении
метеорологической станции, которую обслуживало три человека. От них я
узнала, что планету тысячелетиями лихорадит от приступов гуоллы. В момент
моего прибытия там назревала новая опустошительная война. Мысль о ней
приводила людей в ужас. И тем не менее они наотрез отказались от лечения.
Они пытались убедить меня, что сами справятся со своими проблемами, сами
исцелятся от гуоллы. И я поверила им. Я уже удалилась в "Дрион", чтобы
покинуть прекрасную планету, как вдруг услышала их исступлённые вопли о
помощи.
Я снова вышла к ним и узнала, что страшная опустошительная война на
планете только что разразилась. Обезумевшие от страха за своих близких, за
свою родину, люди забыли обо всём и умоляли помочь им. Я остановила воину,
хотя она успела причинить планете огромный ущерб. Я спасла эту
цивилизацию, тяжело раненную, полуистреблённую, но спасла. Она будет жить,
будет жить всегда:
Миэль умолкла. Плавунов посмотрел на Юру, хотел что-то сказать, но лишь
вздохнул сокрушённо и поднялся с кресла. Юра последовал его примеру.
- Насколько я понял, вы не поверили в наши возможности: - глухо
проговорил Плавунов, вперив в Миэль тяжёлый взгляд.
- Сегодня вечером, друзья мои, я приду к вам проститься. Сразу после
заката. А пока позвольте проводить вас к выходу, - сказала она,
уклонившись от прямого ответа.
Они молча пошли за ней, подавленные одной и той же мыслью: "Она не
поняла нас!.."
ЛАПИН ВЫХОДИТ ИЗ СТРОЯ
- Миэль не поняла нас, нашей жизни:
Этими словами Плавунов закончил свой рассказ о посещении "Дриона" и о
переговорах с представительницей Союза Тысячи Планет. В палатке воцарилось
глубокое молчание. Даже Расульчик присмирел и лишь тревожно заглядывая в
лица взрослых. Его поразило, что взрослые, собравшись в палатке
начальника, не послали его побегать, а оставили наравне со всеми. Это
могло означать только одно: беда свалилась такая небывалая, что и от детей
ее решили не скрывать.
Первым тяжёлую тишину нарушил Петр Лапин. Он встал, одёрнул гимнастёрку
и спросил:
- А чем она лечит от этой самой гуоллы, Николай Фёдорович? Ведь
людей-то эвона, два миллиарда! Пока каждому сунешь по пилюле, тысяча лет
пройдет!
- Причём тут пилюли, Пётр Иванович! Она выпускает в атмосферу планеты
какой-то газ. Люди дышат, частички газа мгновенно проникают в клетки
организма, и в результате меняется весь характер людей. Они становятся
медлительны и благодушны, как черепахи.
- Значит, газом травит, - злобно подвёл Лапин. - А как вы думаете,
Николай Фёдорович, что это на ней за одежонка? Пуля её пробьёт или нет?
- Вы к чему это, Пётр Иванович?
- А к тому, что если эту "красивую, умную, добрую" не удастся уговорить
по-хорошему, то неплохо бы с ней поступить, как с обычной контрой!
- Не торопитесь, Лапин! - остановил его Плавунов.
Но Лапин продолжал с той же энергией:
- Если пуля - это незаконно и некультурно, то можно и по-другому. Можно
просто связать её, чтоб двинуться не могла, кинуть через седло и умчать в
Шураб. А уж там с ней разберутся. А "Дрион" этот нашему Советскому
государству представим.
Как вам такой план?
Опять поднялся шум. Радикальные меры, предложенные Лапиным, не всем
пришлись по душе. Тогда он махнул рукой и сел, показывая своим видом, что
никто его не переубедил.
Слова попросил Искра.
- Мне понравилась решительность Петра, - сказал он. - Но к Миэль, мне
кажется, такие меры не применимы. Возьмёт ли её ещё пуля? Она посетила уже
несколько сот планет, и нигде с ней ничего не случилось:
- А у нас случится! - крикнул Лапин.
- Погоди, Пётр, я не кончил. Думаю, что будет правильнее спокойно
убедить Миэль в нашей правоте. Она ведь ещё не сказала, что собирается нас
лечить. Ведь не сказала, Николай Фёдорович?
- Прямо не сказала, но и так всё понятно: она нас не понимает.
- Надо сделать так, чтобы поняла. У нас в руках судьба всей планеты.
- Ладно, попробуем:
Все понимали, что это малонадёжное средство, но оно было единственным,
и это тоже все понимали.
И вот настал час прихода Миэль. Встречать её послали Наташу, Искру и
Расульчика.
В палатке Плавунова навели порядок, зажгли свечи. Служившие столом три
пустых ящика из-под консервов накрыли чистыми полотенцами.
С каждой новой встречей удивляли те разительные перемены, которые
происходили с Миэль. Теперь в палатку вошла энергичная женщина, с горящими
золотистыми глазами, с властным выражением лица. Это была та же Миэль, в
той же серебристой одежде, но что-то новое появилось в её прекрасных
чертах, и назвать её "доброй"
никто бы теперь не решился.
Она стремительно вошла в палатку и обвела присутствующих лучистым
взглядом.
Плавунов, Лапин и Карцев встали, как по команде, и молча ей
поклонились. Миэль прошла к столику и села на приготовленный для неё
раскладной стульчик. Вошедшие вслед за ней Искра, Наташа и Расульчик
присели на кошму у входа. Карцев и Лапин тоже опустились на свои места.
Стоять остался один Плавунов. К нему Миэль и обратилась:
- Я ничего не сказала вам о результатах, друг мой, потому что не хотела
огорчать вас преждевременно своим личным мнением. Все полученные от вас и
вашего друга сведения поступили в координатор "Дриона". Его совет я и
пришла вам сообщить.
Разум, поражённый гуоллой, лишь в очень, редких, абсолютно
исключительных случаях обладает способностью справиться с болезнью
собственными силами. Решить вопрос о том, представляет ли цивилизация
вашей планеты именно такой исключительный случай, координатор "Дриона" не
может. Это под силу только Великому Координатору Союза Тысячи Планет.
Ответственность слишком большая.
Прежде всего, координатор "Дриона" посоветовал испытать вас ещё раз. Вы
должны ответить на мой вопрос. Скажите, у вас есть враги?
Плавунов медлил с ответом, взглядом советовался с друзьями. Каждый
незаметно кивнул ему.
- Да, Миэль. У меня есть враги - твёрдо сказал Плавунов. Я сторонник
мира, труда, равенства и братства для всех людей. Тот, кто тянет
человечество в бездну гнёта, бесправия и жестокости, мой заклятый враг.
Проще сказать, я против гуоллы, а все, кто за неё, мои враги.
- Это понятно. А теперь скажите, друг мой. Борясь со своими врагами, вы
способны щадить их?
На сей раз Плавунов не колебался.
- Смотря при каких обстоятельствах. Если враги признают себя
побеждёнными и сдаются, я дарю им жизнь и возможность исправиться. Это
один из принципов нашего гуманизма.
- Хорошо. А теперь представьте себе такую ситуацию. В бою ваш заклятый
враг загнал вас на край пропасти. Ваша гибель в этой пропасти неизбежна.
Но у вас ещё есть возможность увлечь в эту пропасть и врага. Как бы вы в
такой ситуации поступили - подарили бы езду жизнь или заставили бы его
разделить вашу гибель?
Плавунов провёл рукой по бороде и пожал плечами.
- Странный вопрос, - заговорил он хрипло. - Вы говорите, что ситуация
ваша возникла в бою? Так сказать, в пылу сражения?
- Да, в сражении, в бою.
- Если бой, так бой! - решился наконец Плавунов, - В бою за правое дело
я не могу щадить ни себя, ни врагов.
- Благодарю вас за откровенность, друг мой.
Миэль обвела присутствующих взглядом. Все с напряжением ждали, что она
скажет. И она сказала:
- От имени Союза Тысячи Планет, пославшего меня, считаю своим долгом
объявить вам, друзья мои что ваше человечество страдает гуоллой в самой
тяжёлой форме и что в силу этого лечение вашей планеты неизбежно.
Последнее испытание, проделанное мною по совету координатора "Дриона",
полностью подтверждает это.
- И это решение нигде и ни перед кем нельзя опротестовать?
- Нет, нельзя.
И снова тишина, давящая, страшная, как тишина глубокого подземелья.
Оборвал её внезапно резкий, полный неукротимой ярости голос Петра Лапина:
- Ну, это уж слишком! Что мы у неё, пешки какие-нибудь? Ещё посмотрим,
кто кого!
Он бешено рванул кобуру пистолета.
В тот же миг в чуть приподнятой руке Миэль оказался маленький блестящий
предмет, похожий на фонарик. Сверкнул тонкий луч. Он мелькнул, как лезвие
шпаги, коснулся головы Лапина и тут же погас.
Пётр, успевший уже выхватить пистолет, вдруг преобразился. Выражение
ярости исчезло с его лица, искажённые гневом черты разгладились; глаза
стали кроткими, ясными, как у ребёнка; на губах расцвела безобидная
радостная улыбка. Он с недоумением повертел в руке пистолет, рассматривая
его, как совершенно незнакомую вещь, и в конце концов с отвращением
швырнул на пол. Посмотрев на Плавунова, сказал:
- Николай Фёдорович, а коней-то на водопой сегодня забыли сгонять.
Может, сейчас сгонять?
Плавунов ему не ответил. А Миэль опустила руку с фонариком и сказала:
- В течение этой ночи и завтрашнего дня, друзья мои, вы можете
подготовиться к изменениям в вашем сознании, которые неизбежны. Какими они
будут, вы можете судить по вашему другу Петру Лапину. Его пришлось сделать
другим человеком в индивидуальном порядке. Он стал слишком несдержан.
Итак, ночь и день в вашем распоряжении. А в следующую ночь ваша прекрасная
планета Земля будет навсегда излечена от пагубной гуоллы. Это просто
задержит развитие вашей цивилизации. Мне нужно двадцать четыре часа, чтобы
приготовить всё необходимое для лечения.
"Дрион" на это время будет закрыт. Если я зачем-либо понадоблюсь,
пошлите мальчика. "Дрион" отлично реагирует на Расула и немедленно его
примет. Прощайте!
Она встала со стула и быстро пошла прочь. Никто не проронил ни слова,
пока Миэль не скрылась, После этого все бросились к Лапину и принялись
тормошить его. Но быстро поняли, что это уже не Пётр Лапин, а совсем
другой человек.
ХАНБЕК ЗАКИРОВ
Кто мог спать в такую ночь. Последнюю ночь перед неизбежными
переменами? Никто, кроме Расульчика, который хотя и понимал, что "добрая
Миэль" готовит людям какую то большую обиду, но уж, конечно, не имел ни
малейшего представления, в чём эта обида заключается. Ну, а Лапин просто
не в счёт. Лапин выпал из коллектива экспедиции, как выпали из него и
девять спящих мужчин, лежащих уже третьи сутки на тюфяках без движения.
Состояние Лапина не поддавалось никакому описанию. Он знал своё имя,
узнавал в лицо своих друзей, но он начисто забыл, почему находится в
горах, не проявлял ни малейшего интереса ни к черному шару, на к
проблемам, терзавшим его товарищей.
Вскоре после ухода Миэль он забрался в палатку Искры, завалился на
тюфяк и уснул, как младенец. Здесь же устроили на ночь и Расульчика.
Плавунов, Искра, Наташа и Юра коротали ночь в бесплодных разговорах.
Они строили самые различные планы, как заставить Миэль отказаться от
своего намерения, но тут же отвергали их, понимая, что осуществить их
невозможно. Миэль не поверила в реальность грядущих перемен, а убедить её
они не смогли. И ничего уже нельзя сделать за такой короткий срок. За
двадцать четыре часа если и доскачешь до Шураба, то всё равно ничего,
кроме этого, сделать не успеешь.
К полуночи у Плавунова разболелась голова, и он прилёг. Наташа от
отчаяния и безнадёжности расплакалась.
- Теперь может помочь только чудо, - сказал Искра.
- А чудес не бывает, - добавил Юра.
И тут, словно в ответ на это утверждение, где-то вдалеке послышался
цокот копыт.
- Слышишь? Пойдём! К нам скачет чудо, только неизвестно с чем! - сказал
Юра Искре. Достав из-под тюфяков винтовки, они поспешно выскользнули из
палатки.
В лагере было темно, потому что свет из "Дриона" больше не подавался, а
сам "Дрион" стоял с наглухо задраенным люком, чёрный, неподвижный,
страшный.
Цоканье копыт стремительно нарастало. Через минуту в лагерь ворвался
всадник. Он осадил коня возле загона, соскользнул с седла и хотел было
бежать к палатке Плавунова, как вдруг в темноте лязгнули затворы винтовок
и раздался суровый голос:
- Стой! Руки вверх! Кто такой?
Силуэт человека смутно рисовался в темноте, но всё же можно было
увидеть, что он сразу поднял руки. И тут же торопливо заговорил:
- Я Закиров, товарыщи! Ханбек Закиров! Веди быстро к началник! Я бежал
от Худояр-хан! Этот собак басмач через два-три часы будет здес, со вся
банда! Нада готовит встреча! Двадцат сабел ничиво!
Он выговорил это на одном дыхании и разом умолк, тяжело отдуваясь.
- Закиров? Да, кажется, ты в самом деле Закиров.
Когда Закирова ввели в освещённую палатку, Карцев даже охнул от
изумления.
Закиров был бос, без шапки, а тело его было едва прикрыто какими-то
лохмотьями.
Лицо его было в кровоподтёках и пятнах ссохшейся крови. На теле сквозь
лохмотья виднелись багровые рубцы.
Едва войдя в палатку, Закиров упал как подкошенный на кошму и хрипло
проговорил:
- Пит дай. Вода дай!
Плавунов налил в кружку воды и подал проводнику. Тот выпил и попросил
ещё. И только тогда стал рассказывать.
История его сводилась к тому, что по дороге в Шураб, во время ночёвки,
его, сонного, захватили басмачи Худояр-хана. Связанного увезли далеко в
горы, где у них было постоянное прибежище в большой пещере. Там его
держали две недели, ежедневно подвергая пыткам. Требовали рассказать, что
означают найденный у него карты и образцы руды. Закиров упорно молчал.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг