будто рожал. Это были - МОИ ДЕТИ,- голос гитариста дрогнул.- Пусть
ублюдочные, никчемные, но - ДЕТИ. И я не мог допустить, чтобы ТРУПЫ МОИХ
ДЕТЕЙ плавали в ядовито-зеленых лужах и ЗАЖИВО ГНИЛИ! Сначала я
подобранным там же осколком оконного стекла РЕЗАЛ ИМ ГОРЛО...
- Кому?! - ужаснулся юноша.
- Стихам,- тихо сказала Соня.
- Стихам,- так же тихо подтвердил гитарист, потом перевел дух, словно
запыхавшись после долгого бега.
- Я брал тремя пальцами: большим, указательным, средним,- каждую страницу
и несколькими взмахами кромсал ее,- Миша чеканил слово за словом.- Когда
же увидел, что дело продвигается слишком медленно, а меня вот-вот накроют,
принялся резать сразу по пять страниц. Затем скомкал все эти БУМАЖНЫЕ
ТРУПЫ и поджег их. Надо сказать, все сгорело неожиданно быстро, лишь вот
эта песня, уже подожженная, непрерывно взмывала в небо в потоке горячего
воздуха. Пламя тронуло листок по краям, однако несколько раз гасло. Вот
что там было...
Миша запрокинул голову и продекламировал:
- А люди - две половинки
Разорванного сердца.
А им бы соединиться,
Чтоб вместе друг с другом биться.
А им бы не расставаться
Даже и после смерти.
Но боги, жестокие боги
За ними шпионят строго,
И люди ищут вслепую.
И очень часто - напрасно...
- Мои стихи НЕ ХОТЕЛИ сгорать! Они корчились в пламени, задыхались в дыму,
задыхались перерезанным горлом... Особенно эта. Собственно, это песня
тоже, просто я так и не успел положить стихи на музыку. Я сделал это перед
самым КОНЦОМ ВОЛИ и никому еще не успел спеть. Так и не успел...
Гитарист склонился так, что коснулся лбом струн, прошептал:
- Это было страшно. СТРАШНО! Вы не поймете. УБИТЬ ИХ, чтоб не достались,
кому не надо. САМОМУ ЗАРЕЗАТЬ И СЖЕЧЬ СОБСТВЕННЫХ ДЕТЕЙ... Не поймете,- и
умолк. Спустя некоторое время Соня осторожно тронула юношу за рукав и
показала жестом: мол, пойдем отсюда.
- А ты говоришь: любить ментов! Суки они.
Мышка вышла из-за гранитного памятника хмурясь и поправляя немного
сбившуюся косынку. Юра остался сидеть и промолчал. Вообще-то он не
говорил, что милицию надо ЛЮБИТЬ, хотя и не совсем был согласен с девицей.
Причина тому была чрезвычайно проста: за время работы на стройке его
дважды посылали "на дружину" вместе с Колькой Моторчиком. Правда, ничего
особенного там не происходило, никаких чрезвычайных происшествий. Посидели
в дежурке, вяло покалякали, попили чаю (Юра жалел, что с ними не было
Веньки; уж тогда бы время прошло гораздо интереснее!). Нацепив красные
повязки прошлись по улицам. И все. Но вдруг Миша и Мышка узнают, что он...
ну, тоже вроде дружинника. Тоже СУКА.
Юра недовольно засопел.
- И тем не менее НЕ НАДО раздражаться по поводу ментов, как ты. Они тоже
люди, и жить им чем-то надо. Конечно, СПОСОБ ИХ ЖИЗНИ их не оправдывает,
но не оправдывает и тебя твоя ненависть,- глухо сказал гитарист. Девица
странно посмотрела на него и протянула:
- Чи-во-о-о?
- Ругаться, говорю, не надо. И презирать их нечего,- голос Миши окреп, он
смотрел теперь прямо в глаза Мышке. Та сказала с сожалением:
- От кого я все это выслушиваю! Они упрятали тебя в дурдомчик, загнали в
угол, заставили сжечь стишки - и ты говоришь ТАКОЕ. Да тьфу на тебя после
этого!.. Между прочим, раньше ты говорил по-другому.
- Ну и дурак был! - огрызнулся гитарист.- И если из-за этого (да, именно
ИЗ-ЗА ЭТОГО! Что ты на меня уставилась?!) подох как собака, значит, туда и
дорога. И дурак был, что не успел ничего сделать, кроме как позубоскалить.
Соня вновь подала юноше знак, однако он не двинулся с места, удивленный
словами Миши не меньше его подруги.
- Кого-то ты мне напоминаешь,- девица подозрительно смотрела на гитариста.
Тот устало вздохнул.
- Слушайте, у вас есть великолепная возможность пообщаться с Борухом
Пинхусовичем и с его знакомыми, а вы ею не пользуетесь. Да поймите вы
наконец...
- Мне и так все ясно. Вот от кого ты набрался,- девица зло зыркнула на
Соню.- Ну спасибочки тебе огромное, моя дорогая! Я-то как дура радовалась,
что вот, мол, приличная девка, а ты... ПОЗНАКОМИЛА! И за дедушку твоего
спасибо, и за Старого Сему, и за эту... ну, которая тоже стихи писала...
Телега, что ли? Видно, накатали на нее "телегу", вот и назвалась. Тоже
мне, высшие обитатели в белых шмотках. Тьфу! Ни презирать, ни ненавидеть
толком не умеете. А я вот буду. Буду, хоть кол на голове теши!
Юре очень не нравилось, что Мышка столь яростно напустилась на Соню.
Однако он почему-то не решался вступиться за девушку. Не то чтобы боялся
разбушевавшуюся девицу (хотя, если честно, то боялся тоже). Однако нечто
неопределенное НЕПРЕОДОЛИМО УДЕРЖИВАЛО его в гораздо большей степени,
нежели страх...
Взглянув на Соню и на Мишу юноша все понял: эти двое были на удивление
спокойны! Словно весь гнев Мышки предназначался не им, а кому-нибудь
другому, совершенно постороннему. Соня даже доброжелательно УЛЫБАЛАСЬ.
Девицу это лишь еще больше бесило. Но гитарист справился с ней на
удивление легко. Он щелкнул пальцами (словно на ВСТРОЕННЫЙ В МЫШКУ
ВЫКЛЮЧАТЕЛЬ ЗВУКА нажал) и заговорил медленно и тихо:
- Ты путаешь две абсолютно разные вещи. НЕ УМЕЮТ ненавидеть низость,
подлость и лицемерие одни только блаженненькие да БЕЗЗУБЫЕ от природы
олухи царя небесного. Мы же УМЕЕМ ненавидеть, но ПОНИМАЕМ, что ненавидеть
просто НЕЛЬЗЯ. Это ВРЕДНО.
- Кому? Сукам? - ехидно спросила Мышка. Однако юноша почувствовал скрытую
НЕУВЕРЕННОСТЬ в ее голосе. Так отличается звук треснувшего колокольчика от
ясного заливистого звона целого.
- В первую очередь тебе самой. Но и остальным не менее. Сонин дедушка
(спасибо ему!) говорит очень умные вещи, однако зачастую НЕ ДОСКАЗЫВАЕТ их
до конца. Мне тяжело судить, почему он так делает: то ли НЕ ХОЧЕТ, НЕ
ЖЕЛАЕТ додумывать; то ли ему попросту НЕИНТЕРЕСНО ломать голову над такими
мелочами, которые на наш взгляд ОЧЕНЬ ДАЖЕ НЕ МЕЛОЧИ; то ли НЕ НАХОДИТ
НУЖНЫМ говорить всего, чтобы мы могли хоть немножко развить наши мозги.
- Поехал морали читать, как в детской комнате милиции,- Мышка шумно
вздохнула и отвернулась. Гитарист продолжал как ни в чем не бывало:
- Да какая разница, КТО КОГО ненавидит: ты - или тебя?! Важно, что
ненавидит ЖИВОЙ ЧЕЛОВЕК. Ненависть КОПИТСЯ В ВОЗДУХЕ, как зависть,
подлость, тупость. КАК ВСЯКОЕ ЗЛО. В конце концов это и приводит к беде, к
ужасу! Вот в этом и состоит правда, такая простая и элементарная, что мы,
разумные болваны, никак не можем додуматься до нее, пока нас не нагонит
пуля или не утопит в грязи!
Юра задрожал и медленно, чрезвычайно медленно встал. Это была разрядка
копившегося с момента ВЫХОДА НАВЕРХ душевного напряжения. Он знал,
чувствовал, что не все еще произошло, что впереди САМОЕ-САМОЕ на сегодня.
И вот это САМОЕ-САМОЕ пришло со словами Миши:
- Мы перестали учиться на чужих ошибках, а СУДЬБЕ это надоело. И теперь
она отыгрывается на каждом поколении, примерно раз в двадцать лет. Нет, вы
слушайте! - воскликнул он, видя, что Юра пятится, а Мышка пытается зажать
ладонями уши.- Слушайте. Бабий Яр начался в сорок первом, это СОНИНА беда.
НАША беда случилась ровно через двадцать лет, в шестьдесят первом. И все
это в одном и том же городе, более того - В ОДНОМ МЕСТЕ! Хотите проверить,
отбросьте еще двадцать лет. Что выходит? Гражданская война, когда отец шел
на сына, брат на брата, разруха, засуха на Украине и конечно же голод.
Попробуйте после этого сказать, что я не прав!
Никто не возражал Мише, настолько страстно и убедительно он говорил. И
никто не ожидал ТАКОГО окончания праздничных посиделок над стаканчиком
водки у памятника Федору Величковскому. Всеобщая подавленность выразилась
в грустном вопросе Сони:
- Ты сам до этого додумался или как?
Гитарист как-то неопределенно улыбнулся и ответил:
- Разумеется сам. Тут и думать нечего, все яснее ясного.
- А кому-нибудь еще говорил? Хотя бы дедушке...
- Нет, пока только вам. Но думаю, что К СОЖАЛЕНИЮ я прав.
На голове у Юры зашевелились волосы. Да как они могут преспокойненько
рассуждать обо всех этих кошмарных вещах! Как они СМЕЮТ говорить
спокойно!..
- А что стрясется еще через двадцать лет, по-твоему?! - выкрикнул он в
самое лицо Мише, подскочив к нему и нелепо жестикулируя. И получил
тяжелый, точно пощечина ответ:
- Абсолютно то же самое, если ЖИВЫЕ не одумаются...
На некоторое время юноша как бы отключился от всего внешнего мира. Он не
видел меланхолично устремленных в небо глаз гитариста, не слышал льющейся
из-под его длинных пальцев мелодии старинного сентиментального романса. Он
просто поплыл вперед мимо Мышки, пытавшейся разбудить отругивающегося со
сна матроса. Как долго он путешествовал по кладбищу и где бродил, не мог
сказать никто... кроме верной Сони, конечно. Именно от прикосновения ее
пальцев, более осторожного и беглого, чем прикосновение к разогревающемуся
утюгу намусленного пальца домохозяйки, Юра очнулся.
Светало. Бледная луна едва угадывалась за буйной кроной старого клена. В
том углу кладбища, куда они попали, царило полнейшее запустение: тут и там
зияли провалившиеся могилы, похожие на оставшиеся в челюсти на месте
вырванных коренных зубов дыры, торчали замшелые покосившиеся памятники,
напоминающие уцелевшие сточенные клыки, лежали сгнившие деревянные и
проржавевшие металлические кресты. И нигде не единой надписи: ни фамилий,
ни имен, ни дат жизни. Так сказать, безымянно-интернациональная
кладбищенская свалка.
- Зря я НАВЕРХ вышел. Нечего ТУТ делать,- проговорил наконец Юра.
- Да, плохо как-то все получилось. Как-то... не так,- согласилась Соня.-
Впрочем, я не раз звала тебя. Надо было уйти, и все. Ты сам решил остаться.
Юноша сконфуженно посмотрел под ноги, потому что это было действительно
так.
- Тебе тоже не понравилось? - спросил он.
- Не люблю пьяных. От них так и жди глупостей. Вот когда ты только вышел,
тоже был не лучше их, между прочим. ОПЬЯНЕЛ ОТ ЗЕМЛИ. Потом, правда,
угомонился. Ну, Чубику я не удивляюсь, ему стоит только подумать о
поминальном угощении...- девушка поморщилась, и Юре неизвестно почему
пришло в голову, что ТЕ САМЫЕ немецкие солдаты, которые оборвали жизнь
Сони, наверняка были пьяны, и может именно поэтому она почти все время
молчала на посиделках; однако он благоразумно промолчал.
- Но Миша! И эти его намеки...
Юноша резко обернулся, в отчаянии схватил Соню за плечи и заглядывая ей в
глаза быстро-быстро зашептал, захлебываясь словами:
- Так это неправда? Скажи: неправда! Ему все это мерещится, да? Он
выдумал? Конечно же выдумал! Это не может быть правдой, не может все
повториться через двадцать лет, чтоб еще кто-то так же вот мучался в этой
клятой темноте...
Девушка отвернулась и заговорила невпопад:
- Знаешь, что со мной приключилось в прошлый Духов день? Я тоже летала по
кладбищу, только совсем одна, и вдруг наткнулась на воровку. Старая такая
бабка, грязная, будто кто ее пожевал, выплюнул и вывалял в преогромнейшей
луже. Она собирала еду и цветы с могил, чтобы потом продать, а как меня
увидела...
Соня натянуто улыбнулась. Юра встряхнул ее и повторил:
- Нет, скажи мне: Миша соврал? Не увидивай.
Девушка медленно повернула к нему лицо и медленно, мучительно медленно
выдавила из себя:
- Не похоже... Просто говорить такое... ТЕБЕ... ему не стоило...
В ветвях клена отрывисто просвистела пробудившаяся ото сна пичужка.
Рассветное небо помрачнело, искривилось, заколебалось, завертелось.
Опустившись на колени и закусив губу Юра ныл. Соня стояла над ним с
потерянным видом, ласкала его как маленького, изредка наклоняясь целовала
в темя и непрерывно твердила:
- Не думай об этом. Ты ничего не сможешь сделать, ничего не сможешь...
Громкий петушиный крик зазвучал откуда-то ИЗНУТРИ.
Не было петухов на кладбище и быть не могло. Вот разве у куреневских
частников... Но радостное звонкое кукареканье повторилось, и теперь было
яснее ясного: рождается оно не во внешнем мире, а именно в груди, где-то
под ложечкой. Рождается, КОГДА БЬЕТ НАЗНАЧЕННЫЙ ЧАС.
Свет ясного утра окончательно померк. Над головой сомкнулся черный
потолок, утыканный мочалковидными корешками трав.
- А я не хочу сидеть сложа руки! Все равно не хочу...
- Ты не сможешь...
- ЧТО я должен смочь? ЧТО сделать?
ЧТО?..
* * *
За дверью грохнуло, Аня пронзительно завизжала. Запахло паленым. Тяжело
затопали взрослые, загалдели.
Сжимая в руках выпускную фотографию, Света вышла в коридор. Оказалось,
мальчишки во главе с Ростиком устроили не совсем удачный запуск
самодельной космической ракеты, за что были несильно (ради праздничной
встречи родителей) отшлепаны и водворены в детскую "под домашний арест".
Ничего страшного.
Тетя Рита и дядя Игорь в четыре руки вымакивали тряпками воду, оставшуюся
на полу после скоростного тушения микропожара. Девочка терпеливо
дождалась, пока они освободятся, не зная с чего начать, без обиняков
спросила мужа тети Риты:
- А кто это такой? - ткнула пальцем в нижний ряд группового фото и
виновато пояснила: - Я там "Пионер" смотрела, достала случайно.
Дядя Игорь окинул Свету с фотографией торопливым взглядом, сказал: "Айн
момент!" - вымыл в ванной руки, вернулся, посмотрел на портрет Юрия
Петриченко уже гораздо более осмысленно и ответил почти не скрывая
неприязни:
- Это Юрка. Только я с ним не дружил особо, да и никто из наших, кажется,
не дружил. Хлюпик он был, этот Юрик-жмурик. Что называется, соплей
перешибить можно, извини за грубость.
- А что с ним стало? - спросила девочка. Из кухни тетя Рита крикнула,
чтобы дядя Игорь шел помогать ей. Он прокричал в ответ: "Сейчас бегу!" -
но вместо этого опустился на корточки перед Светой, внимательно посмотрел
ей в глаза и спросил:
- Почему ты решила, что с ним что-нибудь СТАЛО?
Света молчала, не зная, что ответить. Дядя Игорь покусал немного нижнюю
губу и задумчиво сказал:
- Но ты права, как ни странно. С ним действительно СТАЛО. Он погиб.
Девочка широко раскрыла разом забегавшие глазки и прошептала:
- Где? Когда?
- А ты что, знала его? - с сомнением спросил дядя Игорь. Света упрямо
молчала. Из кухни донесся отчаянный крик тети Риты: "У меня чайник
крутого кипятка, я не могу так стоять!" Дядя Игорь взял ладони девочки
левой рукой, правой погладил их и морщась тихо проговорил:
- В общем вот что. Положи на место фотографию. Сегодня не у нашего класса
вечер встреч, и нечего приплетать сюда моих ребят. Сейчас будет чай с
тортом...
Света посмотрела на него жалобно. Тетя Рита на кухне была близка к тому,
чтобы начать ругаться.
- Иди в детскую... Ах да, там же Ростик с ребятами! Они наказаны и должны
быть одни,- дядя Игорь всплеснул руками, неожиданно признался: - В общем,
погиб Юрка. При КУРЕНЕВСКОЙ ТРАГЕДИИ... А мне некогда, не приставай!
Сейчас торт будет,- и умчался на кухню.
Торт действительно был, и не один. И в снежки они потом все вместе играли,
родители и дети. Дядя Игорь к Свете не подходил, более того, почему-то
ИЗБЕГАЛ ее. Девочка наслаждалась чаепитием (кофе детям все же не дали,
зато большие куски "Киевского" и "Космического" с лихвой
компенсировали этот досадный недостаток), хохотала, швыряя в лицо дяде Яше
и дяде Севе (и с особым удовольствием - противному толстому дяде Славе)
пригоршни пушистого снега... и однако некий ЧЕРВЯЧОК точил ее подсознание
весь остаток дня. Поэтому сидя рядом с папой в полупустом троллейбусе она
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг