купальщику, но, осмотрев озеро, милиционер не обнаружил никаких всплесков,
да и одежда в руках была влажной, словно пролежала здесь всю ночь, а наутро
впитала росу.
Он рассмотрел вещички на свету, и в животе у него обожгло адреналином.
- Кровь! - произнес он уверенно, разглядев на рубашке рваные дыры с
запекшимся по краям бурым веществом. - Кровища!
Обладая интуицией, он тут же связал кусок ушной раковины из спичечного
коробка, лежащего в кармане, с этой одеждой. Он развернул рубаху во всю ширь
и поднял ее к осеннему солнцу, насчитав на просвет двенадцать рваных дырок.
- Двенадцать ножевых ранений! - констатировал Синичкин с чувством
удовлетворения. - Труп утоплен в озере!
И осознав всю серьезность своих выводов, он выудил из недр форменных брюк
свисток и дунул в него что было сил - мощно и властно, так что рыбаков на
том берегу передернуло.
- А ну! - заорал Синичкин. - А ну, кто-нибудь, вызывайте милицию! - и
прокричал телефон отделения.
- А что случилось? - крикнули с противоположного берега.
- А не ваше дело! - отозвался капитан. - Погосяна спросите! И чтоб сюда
ни ногой! Ясно?!.
Кто-то из рыбаков, отставив удочки, нехотя отправился искать телефон, а
Синичкин тем временем сделал следующий вывод:
"Одежда не из дорогих, значит, ее хозяин человек не богатый!"
Вывод был не очень важный, другой вслед за ним не пришел, а потому
милиционер еще раз убедился в правильности своей милицейской специализации -
быть простым участковым, так как для розыскника у него было маловато
аналитических способностей, как, впрочем, и физических данных, да и
образование было малым.
От этого осознания своей малости Синичкин опять пришел в состояние
грустного созерцания своего "я" и в который раз убедился, что это "я"
невезучее и никому не нужное, прожитое уже на две трети. И на сей раз слезы
выкатились уже из обоих глаз, спрыгнув на карьерный песок и растворившись в
нем частичкой моря.
Издалека послышался вой милицейской сирены...
Из "уазика" с мигалками резво выбрался сам начальник отделения майор
Погосян, пару раз подпрыгнувший на месте, чтобы размять свои кривые ножки,
вслед за ним появились лейтенант Карапетян с бакенбардами до самого
подбородка и старшина Зубов с кислой физиономией, так как во время поездки
его самолюбие привычно задевали, а он поддавался на подковырки и нервничал
отчаянно.
- Ну что, Синичкин? - поинтересовался командир, зевая во весь
металлический рот. - Чего такого сверхъестественного ты обнаружил?
Капитан вытащил на свет спичечный коробок и указательным пальчиком вскрыл
его, выуживая на свет утрешнюю находку Мыкина.
На лицах милиционеров случилось недоумение, требующее немедленного
разъяснения.
- Ухо, - пояснил капитан. - Отрезанное...
- Дай сюда! - затребовал Погосян и долго вертел коробок в руках, то
приближая его к глазам, то удаляя. - Похоже, что кусок уха. Ну и что?
- Как что? - удивился Синичкин. - Ухо-то человеческое, значит, его
отрезали от человека.
Логический вывод был столь убедителен для самого Синичкина, что,
казалось, он должен сразить руководство наповал, а уж подчиненного
Карапетяна и вовсе убедить, что капитанская звездочка досталась по
назначению и что только его, синичкинские, погоны вправе носить ее. Старшина
Зубов в расчет не принимался, да и любопытство он проявлял ничтожное,
сознавая свое место за баранкой "уазика".
- Сами не дураки! - почему-то разозлился майор Погосян. - Сами знаем, что
от человека оттяпали! А тебе не приходило в голову, Синичкин, что у нас тут
неподалеку больница есть, а в ней морг? Может, там какой-нибудь анатом
экспериментировал, а потом остатки и выкинул на помойку. А ты тут шум
поднимаешь!
На мгновение Синичкин опешил. Такой вывод ему в голову не приходил, и
опять в голове его проскользнула мысль о своем слабом мозге, пригодном лишь
для совсем неважных штук. Но тут капитан вспомнил о найденных вещах со
следами запекшейся крови, а потому чуть надменно улыбнулся и протянул тряпье
Погосяну.
- А это что еще такое?
Участковый развернул рубаху на просвет, и все увидели двенадцать дырок,
обагренных кровью.
- Здесь нашел! - отрапортовал Синичкин. - Вижу прямую связь между ухом и
рубахой. По моему мнению, произошло убийство, а тело было утоплено здесь же,
в пруду.
- Ай, молодца! - заулыбался Погосян. - Молодца, молодца!
Он взял рубашку в руки, повертел ее и так и эдак, даже понюхал и
убежденно сказал:
- Кровь!
Майор сунул коробок в карман, рубашку бросил Зубову и направился к
машине.
- Вещдоки у себя оставляю. Отдам на экспертизу. Если кровь на ухе
совпадет с кровью на рубахе, значит, кого-то тюкнули. Значит, расследовать
будем.
- Господин майор, - попросил Синичкин, - вы только коробок мне верните!
- Какой коробок?
- Ну в котором ухо. Это моего знакомого. У него сын этикетки собирает!
- Ага, - ответил Погосян и посмотрел на подчиненного как-то странно.
- Может, водолазов вызовем? - проявил инициативу Карапетян, теребя правую
бакенбарду, словно вытягивая ее к плечу.
- Ты платить им будешь? - поинтересовался из "уазика" начальник.
На сем оперативный разговор был закончен. Синичкин получил приказ далее
обследовать территорию в поисках вещдоков, старшина Зубов резво нажал на
газ, и начищенные сапоги Синичкина обдало мокрым песком, отчего сразу же
заболели ляжки.
Что-то неуловимое опять расстроило капитана Синичкина, и он вновь,
одолеваемый жалостью к себе, поплелся на свалку. Чего он туда поплелся -
одному Богу было известно, но сапоги, изгвазданные песком, уже не разбирали
особо дороги, подошвы чавкали о всякую нечисть; капитанское тело взобралось
на высокий мусорный навал, а глаз обозревал окрестности ленно.
Внизу, под кучей, он разглядел скопление черных ворон, которые
покаркивали о чем-то своем, роясь острыми клювами в отбросах.
И тут капитану показалось, что одна из помоечниц вклевывается во что-то
напоминающее человеческую материю своим розовым отсветом, подбрасывает вверх
что-то похожее на палец, а оттого Синичкин, не раздумывая, выхватил из
кобуры пистолет, прицелился и выстрелил в ворону-каннибала безжалостно.
Выстрел прогремел оглушительно, отдавшись эхом по всей округе, и остатки
рыбаков в карьере решили убраться подобру-поздорову восвояси, наспех собрав
выловленных бычков-ротанов в полиэтиленовые мешки.
- Ловят, что ль, кого менты? - сам себя спросил один из любителей рыбной
ловли...
Ворона была убита наповал, в самую середину тела, разорванная напополам
девятимиллиметровой пулей. Остальная стая поднялась тяжелой тучей в небо, и
Синичкин подумал о том, что его начальник, майор Погосян, прав - надо
вызывать представителя Книги рекордов Гиннесса, чтобы внести в нее такой
птичий феномен.
Он наскоро спустился с кучи к убиенной и тотчас разочаровался до дна, так
как то, что он принимал за человеческий палец, оказалось расклеванной
говяжьей сосиской голландского производства. Такие, в собственном соку, он
покупал в банках для празднования дня рождения жены.
Что-то закапало сверху, и капитан, подумав, что застигнут дождем,
поспешил прочь от свалки. Капли были тяжелы, а когда Синичкин, выбравшись со
старательских тропинок на цивилизованный асфальт, снял с себя фуражку, дабы
отряхнуть ее от влаги, то обнаружил на новом фетре не капли осеннего дождя,
а рядовой вороний помет, сплошь обметавший фуражкину поверхность
беловато-серой слизью.
- У-у-у! - проскулил капитан побитым псом. - У-у-у!..
Ему захотелось зарыдать в голос, как малому ребенку, к тому же нестерпимо
заболели ляжки, и Синичкину, с трудом сдерживающему обильные слезы,
привиделось, что нежная кожа на его ногах стерта окончательно и обнажилось
красное мясо. Он почему-то разозлился на жену и стал поругивать ее про себя
бездетной кобылой, приведшей его жизнь к никчемности и осиротелым
перспективам.
Капитан с трудом заковылял по асфальту, подсчитывая в уме, сколько
времени ему осталось до отставки. Но служивых лет предстояло достаточно, и
ему вышло до отчаянности хреново, так что он решил на сегодня закончить
рабочий день и возвернуться домой к пустобрюхой жене, чтобы выместить на ней
все отчаяние, накопившееся за жизнь.
Пусть фуражку отскребает от дерьма! - подумал Синичкин со злорадством и
вдруг вскрикнул: резануло кинжалом в правой ляжке, так что нога чуть не
подвернулась и участковый не рухнул на обочину, точно пьяный.
Видать, старуха чего-то в мазь не доложила! - заключил он, волоча правую
конечность по направлению к дому...
Он ввалился в прихожую, где его встретила жена, удивленная до крайности
столь неожиданным возвращением мужа.
- Что случилось? - спросила Анна Карловна.
- Чего-чего! - грубо ответил муж. - Заболел я, вот чего!.. Твоя старуха
халтурить начала, мазь не помогает...
Синичкин рухнул на диван, выставляя ноги в грязных сапогах на самую
середину гостиной.
- Ноги отваливаются!..
Анна Карловна склонилась перед мужем и стала стаскивать с его ног сапоги,
отчего капитан нежно заскулил, вовсе не стесняясь жены и того, что может она
заключить о его мужественности.
Плевать он хотел, что жена заключает! Важно, что он думает о ней!..
Корова немецкая!
Впрочем, Синичкин не собирался вслух попрекать жену, так как это не имело
ровным счетом никакого смысла. От попреканий ее брюхо не зачнет, внуки не
родятся, хотя прежде идут дети, - вспомнил участковый, шевеля пальцами ног,
выпростанных из сапог и вязаных носков. Так он и останется бездетным до
скончания века.
- Давай брюки сниму? - предложила Анна Карловна.
- Тащи, - согласился муж и приподнял зад, чтобы жене было легче.
Она потянула за штанины, но брюки застряли на ляжках, и жена огорченно
покачала головой.
- Говорила, надо на размер больше шить!
- Тяни!
Она потянула с удвоенной силой, брюки пошли, и физиономия Синичкина
искривилась от боли.
- Ах! - вскрикнула Анна Карловна, разглядывая обнаженные ноги мужа, его
натертые до вишневого цвета ляжки. - Ах!!!
- Что такое? - поинтересовался капитан с некоторым волнением.
- Как распухли, Вова!.. - не могла оторвать своего взгляда от вздувшихся
ляжек жена.
Синичкин устремил свой взор на ноги и обмер. Ему показалось, что ляжки по
сравнению с утром раздуло вдвое, что они стали уж совсем похожи на свиные
окорока, обваренные перед продажей кипятком, дабы лучше выглядели.
- Нужно врача! - убежденно проговорила Анна Карловна и подалась к
телефонному аппарату, висящему на стене корейской трубочкой.
- Не надо! - отрезал Синичкин. - Звони в отделение и скажи Погосяну, что
крепко заболел!
Он поворотил свое тело на бок и простонал:
- У-у-у, гады! Подсовывают мне всякую армянскую жратву, а у нас, русских,
организмы непривычные, вот и распирает ляжки!..
- Занято, - сообщила жена.
Пока она нажимала на кнопочку повтора, участковый Владимир Синичкин
расслабился на диване и отключился от реальной жизни, направив свою фантазию
в другой мир, мир, в котором он, например, известный композитор и дирижирует
большим симфоническим оркестром.
Как-то он с Анной Карловной был в филармонии по распределенным в
отделении билетам и видел дирижера, красивого молодого человека худощавого
телосложения, взмахивающего длинной палочкой. По чести сказать, музыка не
затронула сердца участкового, в ней по его мнению было много формализма, но
обстановка вокруг концерта импонировала, а особенно запомнились
аплодисменты, двадцать минут не дававшие ему с женой протиснуться к
выходу...
Затем Синичкин вспомнил, что продолжительность концерта составила два
часа с лишним и что он со своими больными ногами не выстоял бы дирижером
столь длительно, а сидеть дирижерам не полагается!..
Его предсонные мысли прервала жена, рассказав, что дозвонилась до
отделения и сообщила о мужниной болезни Погосяну, который, к ее удивлению,
ни капельки не рассердился, а, наоборот, сказал, что ваш муж, то есть
капитан Синичкин - молодца, так как нарыл на свалке преступление. И еще
просил передать, что кровь на ухе совпадает с кровью на одежде и что дело
поручается тому, кто его нарыл. Мол, так по совести будет!..
Попал на полную катушку! - похолодел Синичкин, глядя на улыбающуюся от
начальственных похвал жену. - Дура, дура! - чуть не закричал он, понимая,
как его жестоко подставили. Ведь ему ни в жизнь не раскрыть преступления! Не
для того он рожден, чтобы убийц вылавливать!..
Участковый отвернулся к стене и глухо, чтобы не слышала жена, завыл...
Наутро он не смог встать. У него не получилось даже откинуть одеяло.
Ляжки болели так, что он не рисковал шевелиться... Некоторое время он
настороженно лежал в постели, слушая, как жена управляется на кухне со
скворчащими посудинами, а потом жалобно позвал в ее сторону:
- Аня-я! Анечка!..
Она тотчас примчалась на мужнин призыв и по его просьбе открыла одеяло.
То что она увидела, заставило ее громко вскрикнуть, а затем прикрыть пухлые
губы ладонью в страхе.
Ляжки мужа всего лишь за ночь распухли вдвое, так что пятки смотрели в
разные стороны под углом в сорок пять градусов и не могли сомкнуться ни при
каких обстоятельствах. Ткань достаточно свободных трусов Владимира Синичкина
не выдержала такого бурного разрастания плоти и, треснув по швам, обнажила
интимности капитана, ничтожно малые в сравнении с огромными ногами.
- Что это, Аня? - испуганно вопрошал участковый. - Что это?..
Через полтора часа явился из ведомственной поликлиники врач в погонах
старшего лейтенанта и попросил больного показать ноги. Он не скрывал своего
удивления при виде таких жирных конечностей на фоне в общем-то нормального
тела.
- Эх ты, как разнесло! - радостно констатировал врач. - Водянка, что ли?
Синичкин лежал в кровати и безучастно следил за тем, как доктор аккуратно
трогает его ноги, проверяя в тканях наличие воды.
- А ведь не похоже, что водянка! - покачал головой старший лейтенант. - А
вы говорите, что водянка!
- Я ничего такого не говорил! - возмутился Синичкин. - Я вообще не имею
представления, что за болезнь у меня такая!
- И я не имею! - признался врач, что крайне возмутило Анну Карловну,
которая принялась выговаривать молодому доктору, что надо было лучше учиться
или уж тогда идти работать в ветеринарную поликлинику и лечить служебных
собак от неправильного прикуса.
Врач, конечно же, обиделся и в ответ нажал чрезмерно сильно на левую ногу
участкового, отчего тот возопил в потолок, попадая воздушным потоком крика в
плафон люстры, которая закачалась, угрожая рухнуть.
- Не нравится, лечитесь сами! - заявил старший лейтенант и собрался
удалиться, но Анна Карловна взяла себя в руки и пояснила, что чрезвычайно
расстроена таким состоянием здоровья мужа и не владеет своими нервами.
- Понимаю, понимаю! - простил врач и выписал на бланке рецепта двести
граммов мази Вишневского, проинструктировав втирать ее дважды в день в
больные места.
С тем и отбыл восвояси.
Анна Карловна тут же отправилась в аптеку за мазью, а Владимир Синичкин
продолжал лежать на спине и вспоминал, как его угораздило жениться на Анне
Карловне.
А все было крайне просто. У Анечки, которой тогда было едва за двадцать,
был чудесный приподнятый задик, обтянутый чем-то тонко-эфемерным,
притягательные грудки, пахнущие приятным косметическим, и папа - генерал
милиции, преподававший в их школе дедукцию.
Они поженились через месяц, а еще через два папа-генерал отбыл в мир иной
по грустной причине инфаркта, отобравшего все надежды на скорую карьеру
Владимира Синичкина.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг