- Прости, газировка!
Жанна лишь слегка пригубила напиток, осторожно сняла с торта орешек и
положила его на язычок.
- Ненавижу смерть! - рыкнул Погосян. - Зачем жить, если твоя смерть не
становится национальной трагедией?.. Ненавижу смерть!
- За что? - спросила девушка, заставив майора сделать удивленные глаза.
- Как за что? Смерть омерзительная штука! Она делает человека бессильным
перед окружающим миром!
- Мне кажется, что вы не правы.
Погосян еще более удивился.
- И в чем же я не прав?
- Вот у вас рак, - сказала Жанна тихо. - Ведь так?
- Ну!
- У вас сильные боли. Мучения начнутся еще сильнее и будут продолжаться,
пока вы не станете сходить с ума, пока вы не закричите, моля, чтобы смерть
пришла немедленно! Ведь так?
- Положим.
- Смерть - не злая тетенька, которая подливает вам в шампанское яду. В
вашем организме такие процессы произошли, что несовместимы с понятием жизнь!
Смерть - просто как выключатель. Когда лампочка накалилась до предела, ее
нужно отключить. Почему же смерть отвратительна, если вы ее сами
призываете?
- Глупость! - отрезал майор, хотя про себя подумал, что девчонка умна
чрезвычайно. - А когда человек умирает, положим, просто идя по улице? Падает
и все! За что, спрашивается? Ведь нет у него рака! Ничего не болело даже!
- Что у него сердце от рождения испорчено, так не смерть в этом виновата.
Она лишь не позволяет жить человеку с остановившимся сердцем.
- Чего это! А пусть живет, хоть без сердца! Кому какое дело!
- Вы забываете о душе!
- А что душа?
Погосян налил фужер до краев и выпил залпом, глотнул до дна.
- А если душа не может находиться в холодном теле?
- Так значит, душа есть? - вскричал милиционер.
- Не знаю, - ответила Жанна и смутилась.
- То-то и оно! - вздохнул майор и помял свой живот. - А кто знает?
- Я не знаю.
- Скоро я буду знать! - с бравадой произнес Погосян и посмотрел на
девушку, ожидая увидеть в ее взгляде оценку мужской силы духа. Но Жанна
по-прежнему была скромна и не участлива. Ей было лишь слегка неловко за
сложившуюся ситуацию.
- Ты случаем в морге не работала? - обиделся майор.
- Нет, а что?
- А то, что ты так спокойна, как будто тысячи смертей видела.
- Извините.
Они помолчали, пока на электронных часах не выскочили цифры 23:45.
- Кушай, дочка, торт! - как-то нервно предложил майор.
- Спасибо, - поблагодарила Жанна.
- Не хочешь?
- Нет.
- А я выпью.
Милиционер допил остатки шампанского, отодвинул бутылку в сторону, враз
стал серьезным и, оборотив лицо с народившейся щетиной к Жанне, грубо
сказал:
- Выйди за дверь!
- Зачем? - спросила девушка.
- Сказал, выйди!!!
Она не обиделась, просто встала и вышла в коридор, закрыв за собой дверь.
Жанна стояла в темноте и, прислонившись к стене, слышала, как включился
телевизор и как диктор рассказывал, что произошло в прошедшем году
примечательного. Также он возвестил, что до Нового года осталось десять
минут.
Тем временем майор Погосян достал из шкафа белое вафельное полотенце и
обмотал им голову. Там же в шкафу хранилась бутыль спирта, из которой
милиционер налил в стакан до края. Затем он вытащил из кармана брюк
табельное оружие и уложил его перед собой на стол. Выпил. Подумал о том, что
не смог раскрыть преступления, связанные с убийством татарина Ильясова и
молодой воспитательницы Детского дома со странным именем Кино. Алкоголь лишь
слегка отупил, но не опьянил... Майор взял оружие в руки, проверил обойму.
Хмыкнул, проговорил: "Ай, молодца!", открыл рот, вставил черный ствол,
скрипнув металлом о зубы, выдохнул и выстрелил...
Полотенце не дало мозгам разбрызгаться по всей квартире, но в мгновение
из белого превратилось в красное. На часах было 23:59, и что самое
удивительное - при таких глобальных разрушениях головы майор Погосян был жив
и дышал полной грудью. Глаза были открыты, но по ним было сложно понять,
соображает еще человек или просто уставил гляделки в пространство.
Жанна вошла в комнату и села напротив застрелившегося. Она сняла с торта
еще один орешек, но не стала его есть, а уронила на пол. Потом приоткрыла
губы и легким выдохом выпустила синее облачко, которое поплыло к самоубийце
и влетело в его искореженный рот.
Часы показали 00:00, и милиционер майор Погосян, вздохнув полной грудью
последний раз, умер...
Его душа отлетела именно в тот ничтожно краткий миг, когда прошлый год
еще не ушел в небытие, а Новый не наступил. Это ничтожное мгновение может
оказаться бесконечным для его последних видений и тянуться, тянуться, ах...
Жанна ушла из квартиры Погосяна так торопливо, что не успела осесть
пороховая гарь. Для нее Новый год не наступил, она вообще не нуждалась ни в
каком Новом годе, лишь его атрибутика - крики "ура", фейерверки, сыплющий с
небес снег - сопровождали ее стремительный шаг. В ее чреве более не осталось
голубых облачков, и она сама чувствовала себя плохо, ломало тело, но
относилась к этому безучастно.
Жанна шла уже два часа, пробираясь через весь город к району Пустырок,
когда мимо пронесся мусоровоз с тремя мужиками в кабине. Машину занесло, и
правым бортом она ударила девушку. Та отлетела в сторону, словно пушинка.
Вдобавок из кузова вылетел пустой мусорный бак и чуть было не рухнул на
пострадавшую.
- Слышь, бать! - сказал Алешка. - Кажись, мы сбили кого-то!
Отец, который управлял грузовиком, захохотал, да так заразительно, что
вслед заулыбался и старший сын Ефим. Алешка не смеялся.
- Говорил тебе, Лешка, - сквозь хохот упрекнул отец, - не напивайся!
Сначала работу доделаем, а уж потом Новый год как следует справим!
- А ему чего, много надо?!! - лыбился Ефим. - Грамм-другой...
- Может, вернемся? - неуверенно предложил младший брат.
- Не пори ерунды! - перестал смеяться отец. - Спьяну это! Кому в такое
время по безлюдной улице шататься!..
Они проехали уже с километр, и им оставалось всего очистить три двора.
- Мать ждет! Не вставать же завтра с похмелья!
То, что ждет мать, для Алешки было веским аргументом, к тому же по мере
отдаления от места происшествия его уверенность в наезде таяла, да и
алкоголь стограммовой порцией гулял в крови, расслабляя мозги...
Жанна очнулась через две минуты и, приподнявшись, разглядела рядом с
собой помятый мусорный бак. Она напрягла ноздри и втянула в легкие прокисший
запах помойки, учуяв в нем нечто очень притягательное. Она нюхала долго,
словно опытная собака-ищейка, засунув голову прямо в бак, как можно ближе к
зловонному дну. Но ей так и не удалось классифицировать это притягательное.
Она с трудом поднялась на ноги, взяла какую-то палку с загогулиной на конце
и, опираясь на нее, пошла дальше...
А в утерянном мусорщиками баке оставались ничтожно малые частицы последа,
в котором она родилась...
Еще через час она дошла до Пустырок. Ее силы были практически на исходе.
Слюна, тянущаяся из уголка губ, замерзла сосулькой, а глаза, еще несколько
времени назад ясные, сияющие чистотой, безвозвратно погасли.
Жанна остановилась на берегу карьера с искусственным озером и постояла
так сколько-то, пошатываемая зимним ветром. Светила луна, пролагая дорожку
через заснеженный лед куда-то к замерзшей свалке со спящими воронами.
Девушка вступила на янтарный путь и пошла по нему, взрыхливая ногами
новорожденный снег. Так, не торопясь, она дошла до середины водоема, а потом
прошагала еще треть. Послышался треск... С таким звуком обычно ломается
лед... Толстый и твердый, он подломился под ней как подпиленный и
заколебался на воде, словно фанерка.
Она даже не пыталась балансировать на этом кусочке. Стояла отрешенно,
пока льдина не перевернулась, накрывая ее с головой, вместе со сжатой в руке
палкой.
Она не почувствовала, как ожгло тело. Не увидела черной как небо воды,
просто от души глотнула ее, а потом, напившись, вдохнула колодезный холод и
вмиг наполнилась им до краев. Она не умерла, а, отяжелев, стала опускаться
ко дну, пока не коснулась его ногами, а затем встала и вовсе уверенно.
На крошечное мгновение к ней вернулось сознание, и она было подумала, что
превращается в рыбу, что умеет дышать под водой, но это было ее последнее
предположение...
Стайка пираний появилась невесть откуда. Поначалу они просто кружились
возле стоящей на дне девушки на расстоянии, затем подплыли ближе...
Участь лейтенанта Карапетяна по сравнению с концом Жанны была детским
приключением.
Ее тело терзали около часа, методично откусывая кусочки мяса. Если бы в
этот момент в воде находился какой-нибудь сторонний наблюдатель,
специализирующийся на изучении поведения пираний, то он непременно бы
удивился пониженному тонусу, с каким они поедали жертву. В трапезе хищниц не
было обычного угорелого темперамента, как будто они не питались, а делали
необходимое дело, не очень к тому же приятное.
Сначала рыбы объели лицо до белого черепа с проваленной черной дыркой от
носа, переварив даже густые волосы, в которых было питательного мало; затем
обглодали шею, плечи и грудь.
Они работали старательно, словно маленькие шахтовые комбайны,
вгрызающиеся в угольную породу... Объ-ели живот, оставив голыми острые
ребра, съели все внутренние органы, мышцы с рук и ног...
Они закончили свое дело чисто и исчезли в ночной воде так же неожиданно,
как и появились...
На дне искусственного водоема остался стоять жен-ский скелет, сжимающий в
руке палку с загогулиной на конце...
Новый год вступил в свои права...
12. ВОИН
Кузьминична принесла подкидыша домой и первым делом накормила его. Батый
съел вдвое больше, чем ему было положено природой. При этом, сося соску,
прилаженную к бутылке, он не отрываясь смотрел на повариху, и было в его
взгляде что-то тревожащее пожилую женщину. Только вот что?..
Дома никого не было. Дети, нарожавшие внуков, жили отдельно, а муж,
грузин Дато, еще не вернулся с работы, подрабатывая слесарем в близлежащих
домах.
Кузьминична уложила мальчишку на семейную кровать, и он тотчас заснул.
Женщина занялась приготовлением ужина для мужа, а параллельно думала о
том, как глава семьи воспримет это неожиданное пополнение.
Котлеты получились преотличные. Поджаристые, накрученные из двух сортов
мяса, сдобренные чесноком обильно, они расточали запах на весь подъезд, и
Дато, входящий в лифт, счастливо улыбнулся своей жизни, наполненной вкусными
котлетами и любимой женой.
Когда он женился на студентке кулинарного техникума, его родители, князья
в десятом поколении, были не очень довольны, но виду старались не
показывать, так как не те времена происходили, и даже наоборот, старались
убедить себя, что сын все правильно делает, сравниваясь духом с
пролетариатом.
И что самое любопытное, выбор действительно был сделан правильно. Эта
русская повариха оказалась настоящей русской красавицей-чудесницей, которая
осчастливила потомственного грузинского князя на всю жизнь. Ее простота
удачно совместилась с его врожденной утонченностью. Он с упоением
рассказывал своей поварихе о горных вершинах, о звездах, которые царапаются
о всевозможные пики, названные грузинскими словами, о быстрых реках и
серебряных рыбах, живущих в них; делился взглядами на импрессионистов и
реалистов, а его возлюбленная и слов таких толком не слышала, но внимала
сыну гор восторженно и в благодарность кормила его просто, но до боли в носу
вкусно, ласкала его волосатую грудь ночами и рожала сыновей...
- Вот! - показала Кузьминична мужу на спящего Батыя.
Муж поднял на нее свои большие, слегка накрытые поседевшими бровями
глаза.
- Мальчишка, - пояснила она. - Подкидыш.
Дато кивнул.
- Накормила?
Кузьминична глубоко вздохнула, и от ее большой груди пахнуло молоком.
Дато опять кивнул.
- Поднимем? - спросила жена, когда они сели за стол и муж сделал глоток
"Кинзмараули".
Он сразу не ответил. Закусил котлетой, нацепил на вилку дольку
маринованного чеснока, хрустнул им, получил удовольствие от уксусного сока,
все это проглотил и только потом проговорил:
- Какие наши годы.
Кузьминична улыбнулась. Другого ответа она не ожидала.
- Как назовем? - поинтересовался Дато.
- Его зовут - Батый.
Муж удивился.
- Не грузинское имя. И не русское?
- Он сам так сказал.
- Ему же месяцев семь от роду! Как же он мог сказать?!
- Наверное, на вид семь, - выразила предположение Кузьминична. - На самом
деле больше.
- Так дадим другое! - рассудил Дато, медленно пережевывая пищу. - Чем
Давид плохое?
- Хорошее, - согласилась повариха. - У нас Кино убили!
Муж отложил вилку.
- Как?
- Пропороли живот до спины.
Дато отодвинул тарелку, тем самым показывая, что есть закончил.
- Жаль девчонку.
Кузьминична стерла слезу.
- Нашли? - спросил Дато.
- Куда там.
- Что за жизнь, когда воспитателей детских домов убивают! Бедная
девочка!..
Муж потер ладонью в области сердца.
- Валидол дать?
Двинув шеей, он отказался.
- Надо будет еще один дом на обслуживание взять. Мальчишку тянуть надо.
- Дети помогут! - строго ответила Кузьминична.
- У них самих забот хватает! Денег брать не будем!
Она знала, что спорить бесполезно. На том и закончили разговор.
Посмотрели немного телевизор и легли спать.
Следующим утром Кузьминична проснулась первой, отправилась на кухню
обустраивать для мужа завтрак и обнаружила там Батыя. Он стоял возле окна
нагишом, упершись взглядом в снежное небо.
Мальчик широко расставил ноги, а пухлыми руками уперся в бока.
- Давид! - позвала Кузьминична. - Давидка!
Он не повернулся, лишь приподнял голову, зарастающую черными волосами.
- Я - не Давид! - произнес ребенок басовито. - Батый! Если твой муж
считает, что я грузин, то он ошибается!
- А кто ты?
Мальчик промолчал.
- Мой муж - твой отец, - попыталась было объяснить Кузьминична. - Он тебя
кормит и имеет право дать тебе имя!
- Вы взяли меня, чтобы мне помочь? Или себя потешить?
Мальчик обернулся и чуть не сбил повариху с ног взглядом своих черных
жестких глаз.
Кузьминична опешила.
- Не вы, так в детдоме бы воспитали! Меня зовут - Батый!
- А вот я тебя сейчас по заднице! - раздался голос проснувшегося Дато. Он
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг