- А что ж не сказать, - откликнулся Семен. - Ты станешь богат! Ты будешь
владеть фантастическим состоянием. Ты сможешь играть в казино столько,
сколько захочешь, а денег у тебя не станет меньше!
- Сколько я буду жить?
- Ты умрешь через час после того, как скончается твой оператор!
Оператор вздрогнул и чуть было не выронил камеру.
- А когда умру я? - поинтересовался он, вдруг ощутив противную дрожь в
районе поясницы.
- Тебе я не могу сказать этого, - проговорил усталыми губами Семен. - Но
ты тоже станешь богатым!
- Почему не можешь?!! - возмутился оператор. - Сказав "а", скажи и "б"!
- Что мне говорить, решаю я, - спокойно ответил человек-дерево.
Каргинс огляделся по сторонам и схватился за стоящую возле стеклянной
стены лопату.
- А я решил срубить тебя!
- Дело твое!
- Последний раз спрашиваю! - оператор замахнулся.
- Мое время погибать еще не пришло.
- Ах ты!.. - оператор со всей силы рубанул по ноге-корню. Раздался
неприятный хруст, прыснуло кровью, но какой-то чересчур светлой, и Семен
сморщился от боли.
- Ты что делаешь! - вскричал Жечка Жечков. - Нас же посадят! Грош цена
нашим съемкам!..
- Он говорит, что конец его еще не пришел, - бушевал латыш. - А я говорю,
пора!
Он вновь размахнулся лопатой, но тут раздался вы-стрел. Стоящая на земле
камера разлетелась вдребезги. От ужаса представитель Книги рекордов побелел
и заговорил быстро-быстро:
- Кто?!. Где?!. А?..
Стрелял из темноты садовник Михалыч.
- Еще одно движение - и выстрелю в голову! Бросай лопату!
Оператор-латыш покорно отбросил лопату в сторону и поднял руки.
- А ну, валите отсюда! - приказал Михалыч. - Чтоб ноги вашей здесь не
было!
- А ты чего, старик, здесь командуешь? - попытался было воевать Жечка,
но, встретившись глазами с двумя ружейными стволами, ретировался. -
Уходим... Ах, гадина, кассета вдребезги!
- Ну!..
Они ушли, а Михалыч накопал из-под сакуры землицы и стал затирать ею
рану. Человек-дерево изредка морщился от боли, но вел себя достойно мужчины.
- Может, завтра передышку сделаем? - предложил садовник.
- Нет, - отказался Семен. - Времени мало.
- Ну, будь по-твоему...
Старик до конца обработал рану, затем снял с себя ватник и расстелил его
возле сакуры.
- Посплю здесь, - оповестил он. - Охранять тебя буду!
Семен улыбнулся. Раздался страшный треск, и остатки отцовых брюк
лохмотьями легли у подножия человека-дерева. До пояса тело Семена было
сплошь покрыто толстым слоем коры.
- Польешь меня утром.
- Непременно, - закивал Михалыч и улегся на телогрейку. - Кора-то
дубовая!
- Нет, - отозвался Семен. - Я дерево - хлебное...
- А-а, - протяжно зевнул Михалыч. - Помирать мне скоро!..
В уголках глаз его загорелись лукавые искорки.
- Хитер ты, старик, - улыбнулся Семен. - Спи, у тебя будет очень долгий
последний сон.
- Вот и ладно, - успокоился Михалыч, еще раз зевнул и заснул по-детски
быстро...
На следующий день в Ботаническом саду перебывала почти половина города, и
у каждого был свой вопрос. Что самое интересное - подавляющее большинство не
интересовалось у человека-дерева продолжительностью своей жизни, а
обходилось более спокойными вопросами, касающимися в основном здоровья,
материального благосостояния и т. д.
В два часа дня очередь дошла до майора Погосяна, который пришел в
штатском костюме, дабы не привлекать внимания возможных знакомых. Лицо его
было бледно, щеки впали, как будто он перестал кушать долму и хошлому.
- Я - армянин!
- Ну и что?
- Армянам тоже можно задавать вопросы? - поинтересовался милиционер.
- Конечно, - ответил Семен. - Я тоже не русский.
- А говорят, вы новый русский пророк! - Майор погладил живот.
- Глупости! Что вы хотите узнать?
- Я уже знаю. Я хочу, чтобы вы подтвердили мое знание.
- Говорите.
Погосян помялся.
- Я боюсь умирать.
- Понимаю.
- Это произойдет до Нового года?
- Вы целиком проживете этот год, - ответил Семен. - До последней секунды.
Но ни секунды в следующем. Вы умрете в тот самый короткий миг паузы между
годами.
Майор стоял, поникнув головой. Он пожимал плечами и облизывал губы,
собираясь что-то сказать еще.
- Я знал это. Спасибо.
- Время в состоянии растягиваться беспредельно, а также беспредельно
сжиматься. Время - понятие субъективное. Пауза между годами для вас может
растянуться на тысячелетие. Идите спокойно!..
Лицо Семена искривилось, как будто от боли.
- Что такое? - участливо поинтересовался Погосян.
Человек-дерево приподнял рубашку, и майор разглядел, как кора захватывает
человеческую грудь, сжимая ее тисками, сочась какой-то бурой жидкостью.
- У меня тоже так случается! - посочувствовал милиционер и приподнял
свитер, обнажая свой круглый, как шар, живот, который отливал неестественным
синюшным цветом. - Вот, комок моих невров заболел... И из пупка какая-то
гадость по вечерам вытекает.
Он растерянно смотрел на человека-дерево, стоя с голым животом, и во
взоре его была робкая надежда хотя бы на что-то чудесное, но Семен лишь
помотал головой в ответ и закрыл свои черные глаза.
- Я могу только сказать. Но ничего не могу сделать, - произнес
человек-дерево. - Время мое тоже сочтено.
- Понимаю, - ответил Погосян, и во взгляде у него погасло. - Я пойду?..
Семен кивнул...
К пяти часам возле человека-дерева появилась женщина.
- Меня зовут Василиса Никоновна, - представилась она.
- Рассказывайте, - предложил человек-дерево.
- Удобно ли... - женщина закраснела лицом, как китайский фонарик. - У
меня вот какие проблемы... - Она все никак не могла собраться, а потому
переминалась с ноги на ногу, как будто ей срочно нужно было в туалет.
- Я вас слушаю...
Наконец женщина собралась с духом и, утирая с височков пот шелковым
платком, начала:
- Вы такой молодой... Впрочем, ладно... Видите ли, мой муж очень
страстный человек. Сначала я не была такой страстной, но он во мне разбудил
невероятный огонь... Но, конечно, со временем... Понимаете?
- Нет, - честно признался Семен.
- Я боюсь, что его страсть, ну страсть моего мужа, со временем
истощится...
- У всех у нас есть дно. Надо надеяться, что дно вашего мужчины, как
впадина дна морского.
- А что делать мне, если оно окажется дном какого-нибудь ручья? С моим
огнем?.. Женщины по-другому устроены, нежели мужчины...
- Через девять месяцев вы родите ребенка, и весь ваш огонь пойдет на
него... Это не та причина, по которой стоит волноваться.
- А мой муж станет генералом? - вдруг спросила Василиса Никоновна.
Семен опешил от такого вопроса и ответил с внезапной страстью, что
прапорщик Зубов никогда не станет генералом, более того, он не дослужится и
до капитана, а ждет его совершенно другая карьера.
- Какая? - удивилась Василиса Никоновна.
- Он станет священником в маленьком армянском городе.
- Я не поеду в Армению! - вскричала женщина.
- Нужно следовать за мужем!
- Да?
- Да! - твердо ответил человек-дерево.
- Но если вы такого мнения...
- Да, я такого мнения.
Василиса Никоновна открыла сумочку, вытащила из нее горсть чего-то и
бросила на землю, к самым корням нового русского пророка.
- Что это? - вскрикнул от неожиданности Семен.
- Вы не волнуйтесь! Это хлебные крошки! Хорошо, когда возле хлебного
дерева курлыкают голуби.
- Здесь нет голубей! - удивился человек-дерево. - Здесь Ботанический сад!
- Жаль, - развела руками женщина и пошла своей дорогой, совершенно
удовлетворенная.
А еще Семена посетил бывший и.о. начальника военного госпиталя, бывший
ассистент недавно скончавшегося профессора. И.о. оглянулся на Василису
Никоновну и подумал, что внешность этой женщины ему знакома, но где и когда
он мог видеть ее - ничего этого врач припомнить не мог.
- Мне обязательно верить в Бога, чтобы разговаривать с вами?
- Совсем нет.
- Сколько у меня есть времени? - поинтересовался медик.
- Смотря о чем вы хотите спросить.
Бывший и.о. задумался на мгновение, а потом спросил с важным выражением
лица:
- Будет ли война?
Семен удивился:
- В какой перспективе вы ставите вопрос?
- В ближайшей, естественно.
Человек-дерево задумался и ответил, что война будет, но она случится
вдалеке от важных русских городов и будет столь краткосрочна, а жертвы в ней
будут столь малы, что только одна-две газеты про нее напишут, да и то -
заметки.
- Вот и я думаю, что война должна случиться! - с героическим запалом
произнес и.о.
- Вам в ней нечего будет делать. Боевые действия продлятся всего три
минуты.
- Ха-ха! В современных условиях трех минут будет достаточно, чтобы
уничтожить половину планеты! Я-то знаю, я - военный врач!
- В войне погибнут три человека. Так что успокойтесь!
- С чьей стороны будут потери?
- С обеих. Погибнут двое русских.
- Значит, мы войну проиграем... - медик задумался. - Как вам удается
перерабатывать земельные соки? Ведь вы же человек!
- Это неподконтрольно мне, - ответил Семен. Видно, что вопрос был ему не
совсем приятен.
- Значит, есть то, что вам не удается контролировать?
- Мне многое недоступно.
- Это радует, что вы столь критичны по отношению к себе. - Бывший и.о.
потер ладони, словно они у него замерзли. - А кто, простите великодушно,
позволил вам говорить людям то, в чем никто не может быть уверен?! Вы
программируете людей! И не удивительно, если с ними случится то, что вы
беретесь предсказывать! Я буду непременно ходатайствовать, чтобы вам
запретили эту практику!
- Я - не практикую!
Семена позабавил такой напор незнакомого человека и странная злоба,
черпающаяся неизвестно из каких сокровищниц организма. А потому он сказал,
чтобы умерить ее:
- Вы же в сущности добрый человек! Если бы ваша мать, когда вам было
двенадцать лет, не дала вам пощечину во дворе на глазах друзей и девочки,
которая вам нравилась, то, вероятно, вы бы выросли в прекрасного человека. А
медик вы и так превосходный! Так что, когда выйдете из сада, то посмотрите
на небо, вдохните поглубже воздуха и улыбнитесь всему миру! И произойдет
чудо! Вы зацветете заново!.. И сходите на могилу к нянечке Петровне, ведь
она столько лет проработала в вашем госпитале!
- А что, разве она умерла? - вздернулся и.о.
- Несколько дней назад.
Бывший и.о. вдруг сел на землю, взял в руки свою голову и заплакал. Он
заплакал так горько, что Михалыч, дежуривший неподалеку, удивился глубине
такого переживания. Еще садовник подумал, что так плакать могут только от
чужого горя, совсем не от сообщения о близкой смерти самого плакальщика - в
таких случаях обычно льют слезки тихо и обреченно. Этот же рыдал в голос,
открыв рот настежь, словно ворота!
А слезы-то как брызжут! - подивился Михалыч. - Как из шланга дырявого!
Семен не мешал и.о., пока тот выплачется. Он даже не охнул, когда на
плечах треснула рубаха, показывая в прорехе образование из коры.
Наконец, всхлипывания медика прекратились. Он встал на ноги, посмотрел по
сторонам, как будто пьяный, и пошел неровно прочь.
- Чего это он? - полюбопытствовал Михалыч. - Как баба какая!
- Нарыв прорвался, - объяснил Семен. - Зрел, зрел всю жизнь, а теперь вот
прорвался. А мог и не прорваться вовсе!
- Ты всяк нарыв прорвешь! - полизоблюдствовал садовник. - Водички
подлить? - Он услужливо поднял тяжелую лейку и приблизился к
человеку-дереву.
- Знаешь, Михалыч, как бывает интересно! - вдруг сказал Семен.
- Нет, не знаю, - ответствовал старик, обильно поливая говорящее дерево.
- Ишь, сакуру задушил совсем!..
- Ты помнишь Ольгу?
- Какую Ольгу? - удивился Михалыч и задрал голову на Семена.
- Олечку? Ну помнишь, которая с тобой жила, когда вам было по двадцать?
Ты еще сбежал от нее, когда она на третьем месяце беременности была.
Михалыч сел прямо на землю.
- А ты откуда знаешь?
- Не в том дело! Умерла она несколько дней назад, твоя Олечка! А все
звали ее Петровна. Нянечкой в военном госпитале она работала, отца моего
выхаживала. А вот этот, - Семен кивнул головой в сторону ушедшего и.о., -
этот выгнал ее с работы, оттого она и умерла.
Михалыч продолжал сидеть на земле. Воспоминания всколыхнулись в нем, и в
душе стало мокро, как будто он себя из леечки полил. Милое Олечкино лицо
всплыло солнечной радостью, большими серыми глазами и вздернутым носом, и
садовник задышал быстро-быстро, затем было представил Олечку старой, но у
него ничего не получилось, попытался вообразить ее мертвой, но от этой затеи
у него заскулило в животе голодным псом. Еще Михалыч оглядел свою жизнь, в
которой были и Катеньки, и Леночки, и всякий другой разномастный женский
род, только вот ребеночка так и не случилось в его жизни и предстояло
умереть в одиночестве.
Старик хлопал сухими глазами и смотрел на человека-дерево, во взгляде
которого воцарилось обычное спокойствие и безразличие.
- Во как! - крякнул Михалыч. - А родила она тогда?
- Кто? - не понял Семен, отвлекшись мыслью на что-то другое.
- Да Ольга же! - раздражился садовник.
- Мальчика... Впрочем, он умер малолетним.
- Ах! - вскрикнул Михалыч, и было родившаяся в нем надежда на обретение
родной плоти скончалась в мгновение бабочкой-однодневкой, оставив лишь
привкус чего-то сладкого, но до конца не распробованного. - Ах!..
- Давай следующего!
А следующими оказались Володя Синичкин и жена его Анна Карловна. Представ
перед человеком-деревом, они сначала не узнали сына и стояли скромно, словно
чужие.
- Здравствуйте, папа и мама! - поприветствовал Семен.
Супруги встрепенулись и пристально посмотрели на "нового русского
пророка".
- Ты?!! - вскричал участковый.
- Я, папа.
- Что ж ты даже не позвонил! - посетовал капитан и толкнул супругу в бок.
- Погорячилась я, - призналась Анна Карловна. - Затмение на меня нашло.
Простишь, сынок?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг