Во-вторых, у меня нет слоновьего яйца, а простой аппендицит, а в-третьих,
если вы, капитан, будете мешать спать своим идиотским смехом, то я вам
самолично дам в морду!
- Да пошел ты! - не испугался кандидат в Книгу рекордов Гиннесса. - Ишь,
напугал, полковник!.. Меня сам генерал привилегирует здесь, так что
полковник может живо превратиться в лейтенанта.
Тут Синичкин, конечно, хватил, что быстро понял, так как с постели у окна
поднялась крепкая фигура и молчаливо направилась к его кроватям.
Володя здорово испугался и на весь госпиталь позвал:
- Петровна! Петровна-а!
Полковник прервал свое нашествие и остановился посреди палаты, освещенный
луной: он напоминал вурдалака из иностранного фильма, напоровшегося на
испуганного героя, вооруженного осиновым колом.
- Чего орешь, умалишенный!
- Позовите Петровну-у! - продолжал взывать Синичкин.
- Чего орешь, спрашиваю?! - занервничал офицер.
В коридоре послышались шаги, и полковник, словно мальчишка, запрыгал к
своей кровати, держась за прооперированный бок, и спрятался под одеяло по
самые глаза.
В палате появилась старушечья фигура в сопровождении двух здоровенных
санитаров, оставшихся в дверях. Согбенная, она быстро прошаркала к кроватям
Синичкина и задушевно поинтересовалась, чего причитает сердешный, чего
взывает к ее немощной помощи?
- Обижают меня здесь! - пожаловался Володя. - Нервно напрягают и
психологически давят! А мне на рекорд!
- Кто, милый?
- Полковник.
- Тот, что у окна?
- Ага.
- Так мы ему сейчас сульфазинчик вколем, чтобы не бушевал. А затем в
психиатрическое. Здесь не министерство!
Полковник знал, что такое сульфазин, а потому попросту сказал:
- Не надо сульфазинчик!
- Хорошо... - прошептала старушка и погладила своего защитника по голове.
- Спи спокойно, милый.
И Синичкин заснул.
С ним случилось приятное забытье, какое происходит лишь с теми, у кого
впереди сплошь счастливое будущее. Ему снились прекрасные рыбки в чудесных
водоемах и маленькие птички, порхающие по деревьям с райскими плодами;
снилась Анна Карловна, еще совсем молоденькая, с крепким задиком и
вздернутой грудкой...
Капитан улыбался во сне, а под утро, часам к пяти, его разбудила ужасная
боль и смертельный холод, разлившийся по распухшим ногам.
- Ах, опять! - простонал участковый, трогая снежную корку, и заскулил от
боли в голос.
Снова появилась Петровна, а еще через некоторое время и.о.
- Отнесите меня на крышу! - попросил Синичкин.
- На какую крышу? - удивился ассистент.
- На госпитальную.
- Какого черта!
- Умираю-ю!
- Ишь, страдалец! - сокрушалась Петровна. - Как мучается...
- Хочу к небу поближе! - взмолился Володя.
- Да отнесите его на крышу! - пробасил разбуженный полковник, очень
желавший, чтобы капитан был не только поближе к небу, но и вовсе переселился
на него.
- На крышу так на крышу! - неожиданно согласился ассистент.
Синичкина подхватили санитары, переложили на каталку и повезли к
грузовому лифту, который и доставил капитана на крышу.
Видимо, в природе холодало и земля отдавала небу последнее свое тепло.
Все пространство заволокло туманом, так что не было видно ни зги.
Что я делаю? - опять спросил себя бывший ассистент, безуспешно
вглядываясь в непроглядный туман.
А в это время Володя Синичкин сбросил с себя одеяла и выставил свои
гиперноги в пространство, смешивая их белизну с молочностью тумана. Что-то
надорвалось на его коже, и если бы он мог видеть сквозь туман, то наверняка
заметил бы, как из его ноги вылупилась крошечная птичка, с пчелку, может
быть колибри, которая уверенно вспорхнула в густом тумане и полетела в
холодную тьму.
Капитан милиции Володя Синичкин вновь родил.
- Все, - сказал он устало, и его отвезли на место.
Оставшееся до утра время с ним провела Петровна, сидя на стульчике,
изредка клюя носом, но все-таки верная своему медицинскому долгу.
А на утреннем обходе все заметили, что ноги капитана опять похудели и об
установлении рекорда и думать нечего.
- Более мы вас в наш госпиталь не примем! - жестко сказал и.о. главврача.
- Мало того, я буду ходатайствовать, чтобы вас наказали за мистификации и
понизили в звании. А теперь одевайтесь и проваливайте из учреждения вместе
со своей Петровной!
Синичкин был унижен и раздавлен. Он вышел из дверей госпиталя вместе с
нянечкой, которая пыталась взять его под руку, чтобы не поскользнуться, но
капитан грубо оттолкнул ее руку:
- Да подите вы!
Петровна отшатнулась и как бы стала сразу вдвое меньше. Она поглядела на
участкового глазами, полными слез, а потом, опустив голову, повязанную
простым платком, побрела в какую-то свою сторону, краем которой была
приближающаяся смерть.
Они, персонал, не потрудились даже вызвать его жену! Ему пришлось
ковылять к проезжей части и ловить такси.
- Ну ты и жирен, братец! - оскалился таксист, сам не худой, когда
Синичкин с трудом втиснулся на заднее сиденье в полулежачем состоянии.
- Езжай и молчи!
- А чего так грубо? - обиделся водитель.
- Не разговаривай! - рявкнул участковый и сунул таксисту под нос
милиционерский документ.
- И что, платить не будете?
- Платить буду, - вздохнул капитан.
- И то ладно...
Наутро Синичкин вновь вышел на работу и первым делом узнал от Погосяна,
что кровь, щедро разлитая по квартире пропавшего татарина, совпадает по всем
показателям с куском уха, стопой ноги и бордовыми каплями на одежде.
- Я был в этом уверен! - воскликнул он.
- Молодца! - похвалил майор. - Теперь найди мне Ильясова или его убийцу.
- Необходимо прочесать дно карьера! - заявил Синичкин.
- Сегодня привезут акваланги и днем запустим в озеро Карапетяна. Пусть
поглазеет, как там дела!
Уже на берегу карьера с мерзлой водой, с тоненькой корочкой льда на
поверхности, Карапетян сказал всем сослуживцам, что никогда с аквалангом не
плавал, нет у него такой сноровки, но оповестил он об этом обреченно, так
как понимал, что сей факт ничего не изменит в пространстве и придется
произвести погружение непременно.
Гидрокостюм был слегка маловат и тяжело натягивался на шерстяное белье,
предусмотрительно надетое Карапетяном, дабы не застудиться.
- Побыстрее, пожалуйста! - командовал Погосян, согревая руки своим
дыханием, так как забыл перчатки в отделении. Еще он думал о том, что
сегодня случится первый снег, что небеса к ночи поделятся с землей толикой
чистоты и белизны, которую он наутро с удовольствием прочернит своими
ботинками, идя на работу.
- Мне что, все дно обследовать? - поинтересовался Карапетян, перед тем
как закусить загубник.
- Воздуха у тебя на два часа, - проинформировал майор. - Пять раз успеешь
прочесать. Смотри внимательно! Может, он там под илом устроился!
Лейтенант кивнул и попятился задом к воде, оставляя не песке причудливые
следы от ласт.
За всеми приготовлениями Синичкин наблюдал с неким удовольствием. Он
знал, что Карапетян не любит его, считая существом ограниченным, а потому
ловил чудесные секунды, наслаждаясь зрелищем унижения своего
недоброжелателя.
Ограниченные сейчас в ледяную воду лезут! - думал про себя участковый. -
А я преступление почти раскрыл, значит, есть ум во мне и способности
немалые.
Раздался громкий всплеск, и тело лейтенанта, пробив корочку льда,
скрылось под водой...
Погрузившись в глубину, лейтенант Карапетян действительно подумал о
Синичкине все, что только было возможно сочинить непристойного, а когда
холод постепенно пронизал гидрокостюм и достал до его теплолюбивой кожи, то
и майор Погосян был удостоен всяческих ругательных изысков.
Но работа есть работа, и вновь испеченный аквалангист Карапетян включил
фонарь и, уставив его луч ко дну, зашевелил ластами.
Он плыл по диагонали, и чем продолжительнее было его плавание, тем больше
оно ему нравилось. Армянин вдруг почувствовал себя исследователем дна
морского, и когда вокруг него заплавали мелкие рыбки, ему стало даже
радостно и покойно. А когда он наткнулся на икряную кладку возле
истлевающего дерева, то восторг охватил его душу. Единственное, что
промелькнуло в мозгу, так это сомнение в том, что рыбы мечут икру под зиму,
но в том он не был знатоком, а потому подплыл поближе и стал рассматривать
сотни шариков, спаянных воедино...
Какая большая икра! - удивился аквалангист. - С теннисный шарик! Или
маска так увеличивает?..
Он еще более приблизил свое лицо к кладке. То, что он рассмотрел сквозь
икряную кожицу, показалось лейтенанту совершенно необычным, и он поспешно
засобирался на поверхность, чтобы сообщить о находке.
Его ласты зашевелились и тело уже готовилось всплывать, как вдруг откуда
ни возьмись возле его лица появились пять рыбок изумительной красоты,
которые закрутились, затанцевали вокруг его головы, сверкая множеством
красок, рябя Новым годом в армянских глазах. Еще Карапетян различил у рыбок
зубки-крючья и очень удивился, как у таких маленьких красивых созданий могут
быть такие хищные зубы... Но тут он вспомнил, что побудило его к экстренному
всплытию, и рукой попытался было отогнать стайку.
Это было последним его осознанным движением.
Внезапно рыбки замерли, затем в слаженном порыве молниеносно метнулись к
голове Карапетяна и вонзили свои зубы-крючья в обнаженные части его лица.
Это было так неожиданно, так невыносимо больно стало Карапетяну, что он
закричал со всей силы, выплевывая загубник, снабжающий его легкие
кислородом, забил хаотично ластами и открыл во весь диаметр свой рот, в
который тут же вцепилась одна из красавиц и буквально выкусила аквалангисту
язык.
Карапетян обезумел, как растравленный бык на корриде, собрал в организме
последние силы и мощно поплыл к поверхности, где вынырнул, громко мыча, и
за-требовал помощи, выплевывая при этом изо рта струйки крови.
Эге! - подумал Погосян, обнаружив бьющегося на поверхности подчиненного.
- Да там что-то произошло!
- А-а-а-а! - орал лейтенант, и казалось, что он вот-вот захлебнется.
- Зубов, в воду! - приказал Погосян. - Гибнет товарищ!
Зубов ринулся в ледяное озеро не раздумывая. Он не думал в этот момент ни
о медали, ни о повышении в звании, ему действительно хотелось помочь
утопающему Карапетяну, а потому, не чувствуя холода, он в мгновение доплыл
до аквалангиста, перевернул того на спину и, уложив его голову к себе на
грудь, поплыл обратно к берегу.
- А где бакенбарды? - поинтересовался Погосян, когда Карапетяну было
произведено искусственное дыхание и он открыл навстречу сослуживцам свои
черные глаза.
И действительно, предмета гордости лейтенанта, бакенбард, которые он так
любил крутить и приглаживать, как будто не было вовсе, словно искусный
парикмахер потрудился на дне озерном, сбрив их начисто.
- Что случилось? - задал вопрос Погосян.
- Э-э-э... - промычал Карапетян и открыл свой рот, в котором не было
языка.
- Ишь ты! - изумился Зубов, трясущийся от холода. - Язык на дне прикусил!
- Этого еще не хватало! - рассердился майор. - Вызывай "скорую"!
Зубов побежал к машине, а Синичкин ближе подошел к пострадавшему и
смотрел на него, сострадая, забыв вмиг все обиды.
- Потерпи, друг! - приговаривал Владимир, поглаживая резину гидрокостюма.
- Скоро помогут тебе!..
"Скорая" приехала быстро, и врач по дороге в больницу интересовался, не
сохранился ли откушенный кусок языка, и если да, то можно попробовать его
пришить на место, сейчас такие операции делаются повсеместно.
Володя Синичкин, сопровождающий товарища в больницу, развел руками и
сказал, что язык, вероятно, на дне карьера и что его никак не достать
оттуда.
- Немым останется! - предупредил врач.
- Жаль, - ответствовал участковый.
Володя проводил лейтенанта до приемного покоя хирургического отделения и
вернулся к себе на работу, где за столом с шашлыками поведал сотрудникам
неутешительные новости.
Вероятно, меня уволят! - решил про себя майор Погосян, вяло жуя кусок
баранины. - Не имел я права Карапетяна без специальной подготовки на дно
озера посылать. Без пенсии останусь!..
За окном пошел снег, да такой крупный, что через некоторое время прогнал
с улиц осень и обустроил город под зиму.
Тем временем Володя Синичкин сообщил коллегам, что Карапетян останется
немым навеки, что у него выкушен язык и теперь он не сможет говорить ни
по-русски, ни по-армянски.
- Вот записочку передал! - и участковый протянул бумажку майору Погосяну.
Начальник ознакомился с содержанием послания и порылся у себя в затылке,
вернее в наружной его части, почесав ежик жестких волос.
- В голове у Карапетяна помутилось малость! - прокомментировал майор. -
Ну и не странно это при таких обстоятельствах!
Он сложил письмо вчетверо и засунул в карман кителя, висящего на спинке
стула.
- Кушай шашлык! - предложил Погосян Синичкину, и когда оголодавший
капитан принялся вгрызаться в сочные куски мяса, начальник мягко сообщил: -
Тут на тебя жалоба телефонная поступила...
Майор хрустнул головкой зеленого лука и продолжал:
- Ты, мол, неоднократно мистифицируешь персонал нашего госпиталя! Мол,
когда захочешь - надуваешь ноги, когда захочешь - сдуваешь! Хамишь старшим
по званию и от рекорда уклоняешься! Требуют, чтобы на тебя взыскание
наложили! Звездочку отобрали...
Синичкин лишь вздохнул:
- Глупые они!
- А ты, значит, умный! Один ты у нас умный!
Погосян раззадоривал себя, подспудно желая разрядиться на подчиненном.
- Да если бы ты умным был, ты бы это дурацкое ухо запрятал бы куда
подальше, а не подкладывал всем свинью висяком!
- А ногу куда?
- Какого хрена ты вообще на этот карьер шляешься! - разошелся майор. - У
тебя других объектов мало?
- Так ведь преступление обнаружилось, - оправдывался Синичкин.
- Да чихать я на твое преступление хотел! Из-за него нашему товарищу язык
откусили!
- Кто? - встрял Зубов, принявший с обморозу сто грамм и по этому случаю
настроенный благодушно.
- Не твое дело! - рыкнул Погосян. - Тьфу, чушь какая!..
- Так ведь пропал татарин! - продолжал гнуть свое участковый.
- Да и хрен с ним! Может, он в Крым подался, или еще куда!
- Без ноги и уха!
- Молчать! - взорвался майор и почувствовал на нервной почве расстройство
желудка, погнавшее его в отхожее место.
- Проверь, чего там на пульте! - приказал Синичкин Зубову, и пока
старшина послушно исполнял, Володя выудил из кителя командира
карапетяновское письмо и прочитал его наскоро.
Из послания становилось ясно, что лейтенант подвергся нападению хищных
рыб, которые откусили ему язык и лишили главного достоинства - бакенбард!
Далее шел текст, который Синичкин воспринял как бред человека, пережившего
шок. Текст сообщал такую вещь, которая не укладывалась в голове капитана и
была абсолютно неправдоподобна. Он положил письмо на прежнее место и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг