плавниках, которые защищали его любовь от всего, что могло погубить ее, и
это делало его мужчиной.
Митрохин и Мыкин стояли, переминаясь с ноги на ногу, в магазине
"Рыболов-спортсмен" и рассматривали уже шестой эхолот, придирчиво сверяя
приборы с приложенными к ним характеристиками.
- Но цена... - шептал Мыкин, чувствуя ногой лежащие в кармане деньги.
- Мы же договорились! - злился Митрохин. - Все сторицей окупится!
- А жена без дубленки!..
- До зимы окупим!
Митрохин без сомнения выудил из пиджака бумажник и, вытащив из
дерматинового устройства все деньги, затряс ими, торопя Мыкина смешать
финансы.
Впрочем, приобрели товарищи не самый дорогой прибор, рассчитанный на
глубину всего до десяти метров, но рыболовы здраво рассудили, что не в море
рыбу ловить, а потому и такой машинки хватит.
Отмечали покупку возле самой свалки дюжиной пива, разместившись на
ящиках. Не потому они расселись в столь неподобающем месте, что некуда было
пойти, а потому, что все на свалке было демократично, да и женам не надо
было объяснять, какое такое событие празднуют благоверные.
Воздух был свеж, и, попивая пивко, друзья раскраснелись от природных
условий и от удовольствия одновременно.
Мыкин уже не сомневался в правильности приобретенного прибора и
бравадился будущими подвигами:
- Рыбу будем на рынке сплавлять!
- Придется оптом.
- Это почему? - удивился товарищ. - В розницу побогаче будет. Что у нас,
времени мало?..
- Твой, что ли, рынок?!. - раздражился таким непониманием Митрохин. -
Рынок свой народец держит. Чужих туда не допускают, а полезешь - ноги
переломают.
- Это ты прав.
Мыкин забросил опорожненную бутылку далеко вперед, и когда оттуда
послышалось истошное карканье подбитой птицы, тепловик заулыбался во весь
рот, удивляя Митрохина замечательными зубами - белыми и ровными.
В воздух поднялась гиннессовская туча ворон и закружила по небу, заслоняя
осеннее солнце тысячами черных крыльев.
- Ишь, твари! - констатировал Мыкин.
Туча зависла над товарищами и в слаженном порыве опорожнилась на лету,
мстя за прибитую товарку.
Друзья приняли своими телами смрадный дождь и, обтекающие жижей, мелкими
перебежками устремились к спасительному асфальту, вдоль которого росли
крепкие тополя с еще не опавшей растительностью, под которой они и укрылись.
- Какого ты кинул туда бутылку! - заорал Митрохин, утирая лицо рукавом
пиджака.
- А откуда я знал! - заорал Мыкин в ответ.
- Ну ты и...
Митрохин грязно выругался, чего совершенно не стерпел Мыкин, и друзья
подрались.
Драка была тяжелой. Никто из них не разбирал, по какому месту бьет и
каким местом, а потому вскоре потекла кровь, смешиваясь с птичьим дерьмом.
- Эхолот под дерево положи! - задыхаясь, выпалил Митрохин и двинул Мыкина
со всего маху в челюсть.
Тепловик дернул головой, но не упал, сказал "ага" и аккуратно положил
сумку с прибором под тополь. Затем он приблизился на нужное расстояние и
выбросил резко ногу, угодив самым мыском в пах подельщика.
Митрохин взвыл отчаянно, рухнул на влажную землю и закрутился волчком,
завывая, что у него из детей только Лизка и что он хочет наследника -
пацана!
- А чего ты меня обругал! - оправдывался Мыкин, разглядывая мучающегося
друга. - Я тебя разве обзывал?..
- Больно!..
- Сейчас пройдет.
- Эхолот не разбил?
- Не-а, под деревом целехонький лежит.
Боль отошла от паха Митрохина конфетной сладо-стью, и он поднялся с
земли, совершенно не чувствуя зла к своему товарищу, а потому они пошли
рядышком, оговаривая пробную рыбалку.
- Послезавтра в карьере! - предложил Мыкин. - Я больничный возьму!
- Согласен.
- Сегодня лодку проверю, может, где прохудилась. Придется заплаты
ставить.
- Наживка моя, - сказал Митрохин, сплевывая кровавый сгусток под ноги.
- Бери червя и каши навари. Только кашу покруче, чтобы комками, чтобы
сразу не разваливалась!
Мыкин немножко подумал, а потом сообщил:
- Завтра тепло в батареи пускаем.
- Это хорошо.
- Все-таки, что там в карьере так плескануло? - сам себя спросил
тепловик.
- А вот послезавтра и проверим.
- Пойдем к ночи, чтобы соседи носы свои не совали!
- Ага, - согласился Митрохин, и друзья разошлись по домам...
Илья лежал на икре, как герой на мине. Его глаза были прикрыты, как будто
он спал или получал удовольствие. Айза плавала неподалеку, изредка хватая
своим маленьким ртом какую-нибудь съестную крошку, а после всплывала ближе к
поверхности, там вода была теплее, особенно когда солнце выходило.
Татарин ощущал всю важность своей миссии, а потому даже старался не
шевелиться, дабы не потревожить будущее потомство.
У меня будут дети, думал он, и тепло разливалось по всему его телу,
принося несказанную радость от того, что он станет отцом. Мальчики и
девочки, они будут похожи на Айзу, свою мать.
Единственное, что расстраивало Илью, - это воспоминание о своей
человеческой физиономии, которую он не считал красивой, а даже наоборот,
скорее безобразной. Ему бы совсем не хотелось, чтобы отпрыски походили лицом
на отца. Но он верил, он надеялся, что красота Айзы поглотит его уродство и
все с внешностью детей обойдется нормально, и ушами они не будут лопоухи.
Ему хотелось есть, но там, где отметала икру Айза, корма не было вовсе.
Еду можно было отыскать только возле берега, однако Илья, удерживаемый
могучим инстинктом, лежал недвижимо на своих зародышах и терпел голод
стоически.
Маленькая экзотическая рыбка не в силах была помочь будущему отцу своих
детей. Ее крошечный ротик не способен был принести столько корма, сколько
нужно такой большой рыбе, как Илья, а потому она делала то, что могла.
Айза ласкала большую рыбу своим розовым хвостиком, щекоча им толстые губы
сома, отчего тот пускал к поверхности пузыри и чувствовал себя на седьмом
небе от счастья.
Подумаешь, еда, - размышлял татарин. - Не хлебом единым жив человек.
Человек жив нежным прикосновением рыбьего хвоста к своим губам, ожиданием
рождения детей, любовью, а каша... Будет и каша...
От воспоминания о каше, пшенной или геркулесовой, желудок Ильи сжимало
спазмами, и тогда он сглатывал жадно и бесполезно.
Иной раз мимо проплывали всякие рыбки, и татарин с трудом сдерживал
порыв, дабы не щелкнуть своим ртом, проглотив одну из них. Все-таки он
считал себя вегетарианцем и желал оставаться таким даже в столь критиче-ское
время. При этом он фантазировал, что у маленькой рыбки, которую он мог
только что проглотить, тоже, вероятно, детишки или икорка где отложена в
схоронном местечке... Ах, сколько горя можно принести неосторожным движением
челюстей...
Прошло два дня с того момента, как Илья улегся мягким животом на икру.
Вода в карьере становилась холоднее, и обитатели вследствие этого делались
все более вялыми, готовясь к зиме своей холодной кровью.
Айза все больше времени проводила у самой поверхности, где ее тельце
впитывало каждый случайный лучик солнца.
- Мне холодно! - жаловалась она. - Я замерзаю...
Тогда Илья предлагал своей возлюбленной залезть под его брюхо и там
согреться, но экзотическая рыбка отвечала, что рыбы существа холоднокровные
и что под брюхом у сома так же холодно, как и повсюду.
Затем она вновь всплывала к поверхности, слабо шевеля розовым хвостиком.
К вечеру ей повезло, так как солнышко было ласковым и пригрело ее тельце
до сладкой теплоты, так что крохотные золотистые чешуйки заблестели в
вечернем закате, переливаясь всеми цветами радуги.
Это цветовое многообразие заметила с высоты большая черная ворона. Птица
немедленно спикировала на блеск и схватила золотинку острым клювом.
Айза взлетела к небесам, под которыми отчаянно забила своим розовым
хвостиком, стремясь освободиться, но хищная птица удерживала раритет
накрепко, радуясь добытому сокровищу.
Илья все это видел со дна. Он даже на минуту забыл об икре и метнулся к
поверхности, вдарив хвостом так, что все его тело вынесло над кромкой воды,
и будь кто-нибудь в это время в карьере, он бы увидел странную картину -
выныривающий из-под воды голый старик с рыбьими чертами лица пытался
длинными тощими руками словить ворону, которая сжимала что-то поблескивающее
в своем клюве.
Но земное притяжение вернуло Илью в холодные воды, где он вновь
оборотился рыбой и опустился к самому дну, к своей икре.
Если бы не будущее потомство, гибель Айзы заставила бы татарина вновь
предпринять попытки лишить себя никчемной жизни. Но в нем, в Илье Ильясове,
нарастало родительское самосознание и жгучее желание присвоить родящимся
детям фамилию своего отца - Ильясовы. Татарин безумно желал продлить свой
род, а потому невероятным усилием заставлял себя не думать о гибели Айзы,
боясь, что эта скорбь может отразиться на потомстве...
Ворона принесла тельце Айзы в свое гнездо, где его наспех разодрали
выросшие на падали птенцы. От Айзы остался лишь розовый хвостик, а удачливая
ворона после трапезы долго чистила о консервную банку свой клюв...
Илья находил успокоение во сне, и снился ему родной поселок и сильные
руки кузнеца, отца Айзы, крушащие его тело на части... Тогда он ворочался и
слегка придавливал икру, в которой уже происходили животворные процессы...
От голода Илья пытался питаться водорослями, произрастающими тут же,
возле икряной кладки. Подводные растения, казалось, на время притупляли
голод, но потом рыбину выворачивало наизнанку, так как водоросли содержали
ядовитое вещество, и Илья мучился отчаянно.
Иногда он поднимал усатую морду и тихо скулил к звездам:
- Айза-а-а!..
Но звезды молчали в ответ, да и не ждал Илья от небес спасения, желал
лишь малого успокоения, кое не приходило. Он еще не ведал, какие несчастья,
какие страшные неожиданности ждут его рыбье тело впереди...
Митрохин позвонил Мыкину с работы. Тепловика долго искали, и когда он
наконец прижал телефонную трубку к уху, то услышал:
- Сегодня в восемь.
- А не поздно? - засомневался Мыкин. - Не темновато будет?
- Полная безоблачность по прогнозу. Луна лучше фонарей!
- Согласен.
- Что лодка?
- Две заплаты, но теперь не течет. Пролежала ночь в ванной, ни одного
пузыря!
- Я сеть возьму и ледоруб.
- А ледоруб-то зачем? - удивился Мыкин.
- Твоему чудовищу по башке двинуть! Жена каши наварила целую кастрюлю!..
Кстати, какого хрена вы батареи не включаете? Чай, не лето на улице!
- Указа не было, - оправдывался Мыкин. - Мне что, я бы хоть сейчас
запустил. Мне тоже холодно!
В трубке послышались какие-то голоса, и Мыкин, объяснив, что срочно
требуется его консультация по поводу давления во внешнем котле, еще раз
уточнил время и оборвал связь...
Они встретились возле свалки и то и дело опасливо поглядывали в небо. Но
воронья эскадрилья находилась на своем "аэродроме", собираясь ко сну. С плеч
Мыкина свисал рюкзак с уложенной в него лодкой и прочими причиндалами, в
руках Митрохина было по увесистой сумке из крепкого сукна. В одной был
упакован эхолот, в другой всевозможная наживка, крупноячеистая сеть и
ледоруб. А кроме того, в специальных чехлах гордость - два складных японских
удилища-спиннинга с набором блесен и всевозможных хитроумных крючков.
Друзья дошли до карьера и принялись по очереди накачивать лодку с помощью
"лягушки". Пока прорезиненный брезент набухал, рыбаки обменивались
соображениями.
- Интересно, сработает? - волновался Мыкин.
- А куда он денется, - с любовью поглаживал эхолот Митрохин. - Здорово ты
меня тогда ногой!
- Ты тоже отменно мне в харю засадил!..
Оба беззлобно улыбнулись.
Закончив надувать лодку, друзья на минуту замолчали, прислушиваясь, не
свистит ли откуда-нибудь воздух, и, когда уверились в полной тишине,
определяющей надежность резины, столкнули плавсредство на воду.
На веслах был Мыкин и управлялся с ними здорово. Лопасти бесшумно
погружались в воду, и лодка уверенно двигалась к середине водоема.
- Ну что, здесь попробуем? - шепотом спросил Мыкин.
- Давай чуть левее, - предложил в ответ Митрохин, и лодка отплыла к
указанному месту.
- Суши весла! - сам себе скомандовал тепловик и протяжно зевнул. -
Природа на меня сон нагоняет, когда удачу чую. Будет удача...
Митрохин выудил из сумки коробку с эхолотом, бережно достал аппарат и,
перекрестившись, включил его. Машинка запищала, словно настраиваемый
радиоприемник, затем все пришло в норму и друзья увидели на маленьком
экранчике донный ландшафт.
- Ишь, плывет! - чуть ли не завопил Мыкин.
- Это мелочь пузатая! Не видишь!
Митрохин показал пальцем на график внизу экрана, где обозначились цифирки
- 6,5 см.
- Нужно тебе это?
- Не-а, - согласился тепловик.
- Греби дальше, - приказал Митрохин, и Мыкин зашевелил веслами.
Ему не очень нравилось, что в аппарат глазеет товарищ, но лодка была его
и приходилось грести, то и дело спрашивая:
- Ну есть там что?
- Ничего, - отвечал Митрохин. - Хренатень одна!.. Плыви вправо!
Мыкин загребал вправо, но и там более десяти сантиметров в размере никто
не двигался.
Так друзья проплавали с час, и раздражение посетило организм Митрохина.
- Нажрался, что ль, тогда?
- Когда? - не понял Мыкин.
- Когда чудовище привиделось!
- Трезв был. Может, и не чудовище это вовсе было. А нам и не оно вовсе
нужно! Мы аппаратуру пробуем и испытываем. Вся добыча на Валдае!
- А ну стой! - вскинулся Митрохин.
- Чего? - не понял Мыкин.
- Суши весла! Есть!
Тепловик проворно затормозил, так что лодка встала как вкопанная, и
нервно заспрашивал:
- Чего есть? Чего там?..
- Есть, - повторил Митрохин. - Метр сорок пять в длину. Килограмм сорок,
если не больше!
- Я же говорил - чудовище! Дай посмотреть!
Он почти вырвал эхолот из рук товарища и вперился в экран, прицокивая и
присвистывая.
- Мы ее возьмем! Как пить дать, возьмем!
Митрохин раскрыл сумку и выудил из нее кастрюлю с кашей. Затем достал из
чехла удилище и проворно привел его в готовность, привязав к концу лески
трехжальный крючок.
- Приготовь сеть! - скомандовал он, и Мыкин развернул снасть во всю ее
длину. При этом его кадык от нетерпения ходил то вверх, то вниз, а глаза не
могли оторваться от экрана.
- Лежит, падла! - радовался тепловик. - Спит. А мы ее тепленькую!
- Не сглазь!
- Я не глазливый!
Митрохин запустил руку в кастрюлю и пригоршнями стал сыпать кашу в воду.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг