солнцу, стонали и сохли. Но и те и другие . были едины в одном:
виновниками своих бед они считали исключительно себя самих и своих
собратьев. Один пожал плечами и пошел дальше, смелее ступая по столь
самоуверенной траве.
Мимир стоял на берегу речушки, поджидая Одина рядом с большим кустом
сирени, напевающим самому себе колыбельную песню.
- Пойдем, я познакомлю тебя кое с кем, - молвил старец и направился
вдоль берега. - Я добавил тебе в эль Мед Поэзии. Мне удалось выменять у
йотунов всего один ковш, и я держал его специально для тебя. Если ты
когда-нибудь сможешь добыть этот священный напиток и напоить им все живые
существа, то, возможно, мир избежит многих бед, которые ему предстоит
пережить. Но это будет трудно сделать, йотуны никогда не захотят
добровольно расстаться с этим даром. Они или потребуют от тебя нечто
заведомо невыполнимое, или вовсе откажутся торговаться.
- Какую же плату ты предложил им за тот ковш, которым напоил меня? -
спросил Один.
Мимир покачал головой, но ничего не ответил, а ас не стал докучать
загадочному старцу. В конце концов, у него могли быть свои секреты.
- Скажи мне, мудрый Мимир, зачем ты вызвал меня сюда и почему последнее
время окружающие называют меня богом?
Старик усмехнулся в седую бороду:
- Ты нетерпелив и любознателен, как и все юноши. Подожди немного и
узнаешь обо всем из первых рук.
Один поежился, он был правителем Асгарда и совсем не юнцом, подобное
обращение Мимира слегка уязвило его самолюбие.
- Вот видишь, ты даже мыслишь, как ребенок, обижающийся, когда его
считают недостаточно взрослым. Ты еще усмехнешься, вспомнив наш разговор
через тьму прошедших веков, - произнес старец, будто прочитав мысли аса.
Один устыдился своих глупых обид и постарался думать о чем-нибудь
значимом. Они прошли мимо рощи смеющихся берез и вышли к большой обжитой
пещере в склоне невысокого холма. Камни вокруг были сплошь исписаны
непонятными Одину знаками и рисунками. У входа в пещеру сидела неказистая
девочка и увлеченно что-то чертила на земле.
К удивлению Одина, Мимир прошел мимо девчонки прямо к деревцу, одиноко
стоящему посреди полянки.
- Это великий ясень Игграсиль, Мировое древо, - задумчиво сказал
старик.
- Но как же оно может быть Мировым древом, если оно мертво? - удивился
ас. - Все растения вокруг поют и разговаривают, а оно молчит. Я стал
слышать их голоса после того, как испил твоего меда, но я не слышу биения
сердца у этого ясеня. Посмотри, на нем даже нет листвы.
- Не верь своим глазам. Ты сам можешь казаться сейчас мертвым для глаз,
наблюдающих свыше. Вспомни, как ты недавно шел по траве и удивлялся, что
она не замечает очевидного.
- Но скажи, мудрый Мимир, как прозреть мне? Ведь именно за этим ты звал
меня в это священное место?
- Вырви себе глаз и омой пустую глазницу в водах великого источника, -
просто ответил старик.
Ас не был готов к такому повороту вещей и замялся, переступая с ноги на
ногу и теребя рыжую бороду.
- Не спеши выполнять мои указания, - тем временем продолжал Мимир, -
сядь и послушай, что расскажет тебе ведунья. Жертва должна быть осознана и
принесена с верой и рвением, а не по чьему-то научению, иначе она потеряет
смысл.
Старик подвел Одина к странной девочке и окликнул ее:
- Вельва, это Один, расскажи ему то, что он должен знать.
- Это и есть первые руки, из которых я должен узнать свою судьбу? -
спросил ас, с улыбкой посмотрев на угловатую, неоформившуюся девчушку.
- Да, это вельва, уста того, кто ведает всем в мире. Садись и слушай,
ее прорицания есть единственная истина, которую дано знать вам, асам, -
ответил Мимир.
Один не успел ничего возразить. Девочка открыла рот, и из ее уст
потекла музыка, способная заворожить кого угодно. Такие чудесные звуки не
мог издавать никто из ныне живущих в их мире. Ас сидел и зачарованно
слушал, а ребенок пел.
Вельва пела о сотворении мира, о рождении и славе богов, об их делах и
гибели. Один потерял счет времени, но, лишь только оборвались последние
ноты, ас вскочил и побежал к ручью. Пророчества вельвы подействовали на
него с невероятной силой, асу захотелось самому пережить только что
услышанное. Один встал на колени, склонившись над журчащим потоком, и,
поддавшись неведомому порыву, схватил крепкими пальцами глаз, раздирая
глазницу.
Сперва боли не было. Ас продолжал все так же сидеть на коленях. Он с
удивлением уставился здоровым оком в зрачок, еще недавно бывший его
собственным. Тот мирно покоился на ладони воина и, похоже, ничуть не
страдал оттого, что только что потерял хозяина. Тут наконец пришла
запоздалая боль.
Суртово пламя полыхнуло в глазнице аса, выжигая мозг. Один буквально
свалился в ледяной поток. Облегчение наступило сразу. Лишь только
священные воды коснулись кровоточащей раны, Один почувствовал, что в нем
произошли колоссальные перемены. Он тут же вытащил голову из воды и
огляделся по сторонам. Теперь Один знал все. Он знал, как должен будет
родиться новый мир и, просуществовав почти вечность, погибнуть. Он знал
судьбы своих родных и друзей. Он увидел свою собственную смерть в пасти
беспощадного Фенрира. Самое главное, Один теперь знал, что ему надо
делать. Ас больше не нуждался в советах старика Мимира и прорицаниях юной
вельвы. Он поднялся выше своего учителя, но навеки остался благодарен ему.
Один подошел к ясеню Иггдрасилю и присел возле него, собираясь с
мыслями. На закате он должен был принести еще одну жертву, куда более
страшную, чем ту, которую он только что принес на берегу священного
источника.
Мимира поблизости не было. Старик, видимо, ушел, понимая, что теперь
своим присутствием он будет только мешать Одину свершить предназначенное.
Вельва тоже удалилась, во всяком случае, ас не слышал шуршащих звуков ее
резца, выводящего таинственные руны пророчеств на плоских камнях. Один
теперь хорошо знал знаки, которыми девушка исчертила окрестные скалы.
Закат наступил быстро. Гораздо раньше, чем Один успел мысленно пройтись
по тропам пройденной жизни. Впереди его ожидало великое испытание. Он даже
не знал, сохранятся ли в душе прежние переживания или его мировоззрение
изменится настолько, что все ранее пережитое будет казаться глупым и
никчемным. Чтобы обрести могущество, Один должен был живьем пережить
смерть и возродиться, не умерев.
В какой-то момент ас вдруг почувствовал, что время пришло. Движимый
внезапным порывом, он схватил Гунгнир и со всей силы вонзил его себе в
грудь.
Копье удивительно легко вошло в плоть и, пробив сердце аса, вышло с
другой стороны и пригвоздило Одина к стволу молодого деревца.
Жгучая боль пронзила тело. Таких мук не испытывало ни одно живое
существо. Обычно удар в сердце убивал жертву наповал, и покойный не мог
ощущать, как рвутся ткани, как лопаются сосуды, как постепенно гибнет
каждая частичка его организма, корчась в страдании и взывая о помощи.
Создатель избавил своих питомцев от ужаса этих переживаний, лишая
сознания. Один же, которому было предначертано стать богом, чувствовал
этот кошмар в полном сознании, ощущая боль, быть может, сильнее, чем любой
другой, доведись ему пережить подобное. Один готовился принять
божественность и был обязан получить страшный опыт, от которого были
избавлены остальные.
Солнце неустанно клонилось к закату, а боль становилась все сильнее.
Аса безумно мучила жажда. Кровь сочилась не только из раны, но и из носа,
рта и растрескавшихся губ. Один попытался пошевелить языком, чтобы
выплюнуть изо рта кровавые сгустки. Солоноватая алая жидкость заполнила
горло, и Один вдруг понял, что не нуждается в дыхании.
Солнце наконец село, мир окутала тьма, а вместе с ней наступило
какое-то облегчение. Боль не ушла, она лишь слегка притупилась, стала
привычной, а значит, менее заметной.
С рассветом пришло равнодушие. Весь день, стоя под палящим солнцем,
Один ощущал, как одна за другой отмирали все части его тела. Боль, уже
ставшая обыденной, вовсе покидала омертвевшую, разлагающуюся ткань.
Странно, но ас больше не отождествлял себя со своим телом, ни с умершими
его частями, ни с еще сопротивляющимися смерти.
На ночь он забылся. Казалось, он просто заснул. Очнувшись, Один
удивился: как может спать или бодрствовать труп, пригвожденный к дереву?
Лишь только солнце осветило равнину, мозг воина, или то, что от него
осталось, вдруг наполнился тоскливыми мыслями.
"Какой же я глупец, что решился на этот шаг. Теперь я обречен висеть
здесь до скончания мира, не имея даже возможности умереть. Я из гордого
аса, владыки великого города, превратился в самое жалкое на свете
существо. Один поежился и застонал, но из его горла не вырвалось ни звука.
- Вот так, даже болью своей я не могу поделиться с ближними. Если придут
шакалы и начнут грызть мои кости, я ничего не смогу сделать, только буду
смотреть, как моя плоть исчезает, перемолотая ненасытными челюстями".
Опасения аса чуть было не сбылись. Вечером у его ног опустилась стая
воронов, с явным намерением полакомиться падалью. Глава семейства со
знанием дела опустился на плечо правителя Асгарда и уже было нацелился
клювом на остекленевший глаз жертвы, как вдруг громкое карканье и хлопки
тяжелых крыльев отпугнули гурмана. Он с недовольным ворчанием убрался
прочь, к своей стае, а на его место опустился старый знакомый, огромный
ворон Хугин.
- А ну кыш отсюда, мерзкие пожиратели падали! - прокричала птица на
своем вороньем языке. - Этот ас под моей защитой! Я отклюю голову первому
же, кто приблизится к нему!
- Брат, ради чего ты будешь высиживать этот кусок тухнущего мяса? Давай
лучше вместе съедим его, пока оно окончательно не сгнило! - попытался
возразить вожак стаи.
Но Хугин смерил его таким взглядом, что ворон нахохлился и обиженно
отвернулся. Однако стаю не увел. Вороны лишь отступили на безопасное
расстояние и расположились на траве, тепля надежду, что их полоумный
собрат одумается.
Страшная хандра, мучившая Одина весь день сильнее недавней боли,
прошла, лишь только ас почувствовал, что не одинок. Его утомленное
сознание привычно отключилось, лишь только небесное светило покинуло мир.
Утро четвертого дня выдалось хмурым. С неба срывались мелкие капли
дождя. Одину показалось, что природа плачет, прощаясь с ним. Хугин нес
свою стражу, дремля на плече аса, спрятав голову от промозглых струек воды
под могучим крылом.
Один понял, что умирает окончательно, умирает не так, как обычно
умирают другие, когда душа покидает бездыханное тело и отправляется в
чертоги старухи Хель и мерзнет там, сокрытая от солнца, пока не придет ее
время. Он понял, что умирает навсегда. Что он уходит туда, где ничего нет
и больше никогда не будет.
Однако вместе с этим он ощущал полное равнодушие к происходящему,
абсолютный покой и равновесие. Сейчас ничто не могло поколебать Одина,
даже если бы Хугин позволил воронам выклевать его единственный глаз.
Смерть наступила как-то совершенно осознанно, как если бы Один мог
управлять ею по собственному желанию. Вместе с ночным мраком, окутавшим
мир, тьма опустилась и на аса.
Он шел, вернее, скакал верхом на Слейпнире среди покрытых зеленью
горных склонов. Копыта коня едва касались верхушек деревьев, окутанных
звенящей листвой. Это был чужой мир. Один понял это по золотистым
оттенкам, ощущавшимся в зелени растительности и голубизне небес. В его
мире небо имело глубокий синий цвет, а листва была скорее изумрудной,
нежели зеленой.
Владыка Асгарда не знал, как очутился здесь. Он просто ехал, наверно,
он ехал всегда. Слейпнир нес его прямо по воздуху, огибая крутые склоны
невысоких гор.
Впереди внизу показалось что-то синее, будто небо его родного мира
разлилось по поверхности этой земли.
Ас нетерпеливо привстал в стременах и направил жеребца в ту сторону.
Слейпнир чаще засеменил своими восьмью ногами, а чудо, приковавшее к
себе взор Одина, приближаясь, росло. Внезапно его взгляду открылись
бескрайние водные просторы, сразу очаровавшие аса.
- Это море, - услышал Один голос у себя в голове и понял, что знает о
нем все, хотя это ничуть не уменьшило восторга, вызванного у него
удивительным зрелищем.
Славный ас, вдоволь налюбовавшись синей гладью, наконец-то обратил свой
взор на побережье и узрел большое белое сооружение, напоминающее бочку,
вкопанную в песок, со ступеньками, кольцами опоясывавшими ее внутри. На
этих ступеньках копошилось множество существ, ростом напоминающих асов.
Однако сходство большинства из них на этом явно заканчивалось.
Некоторые были черноволосы, как ваны, иные белы, словно известь. Одежда
на них была столь пестра и разнообразна, что ас даже засмеялся, подмечая
некоторые нелепости в убранстве многих.
Однако вновь увиденное заставило его забыть про скопище чужаков. Его
взгляд привлекли рыжие копны волос и знакомые лица. На него смотрел Тор и,
улыбаясь во всю бороду, приветственно помахивал рукой.
Один направил Слейпнира к другу и, соскочив с седла, крепко обнял
приятеля. Славящийся своей простотой, Тор принял дружеский жест Одина
слишком искренне и так ответил товарищу, что у того затрещали кости.
Наверно, их хруст стал слышен даже самому силачу, и он ослабил объятия.
- Да, сдаешь ты, приятель. Вот что значит чрезмерно отягощать себя
государственными заботами! - покачал головой Тор, скептически оглядывая
друга.
- Ты бы сперва снял свой Пояс Силы, а уже потом проявлял дружеские
чувства. А то огреешь, чего доброго, меня по голове своим новым молотом и
начнешь причитать, что во мне, мол, совсем жизни не осталось, - улыбнулся
Один. - Лучше скажи, что здесь происходит? Я смотрю, тут собралась чуть ли
не половина Асгарда, и кто все эти чужаки?
- Честное слово, не знаю, кто они, хоть и успел кое с кем
познакомиться. Неплохие ребята, надо сказать, - ответил Тор. - Там, внизу,
накрыты столы. Пойло выставлено -закачаешься, называется вино. С ног
сшибает почище эля. Те незнакомцы, что его делают, даже водой его
разбавляют, дабы разум не затуманивать. Но нам, асам, не по нраву хорошую
вещь портить. Какая разница, напьешься или нет, проспаться-то всегда
можно. Вообще все это больше похоже на сон. Я точно помню, что сидел у
себя дома в Асгарде и пил эль в компании Олафа и Хэймлета, ну и,
напившись, упал под лавку. Тут все как закрутится, завертится, и вот я
здесь.
Один задумался над словами Тора:
- Сон! Вот в чем разгадка!
Теперь ас отчетливо вспомнил все, что было до того, как он очутился в
этих краях верхом на Слейпнире. Он вспомнил свое пребывание на берегу
священного источника, жертву и свою смерть.
"Неужели Тор тоже умер, перепившись эля?" - посетила Одина шальная
мысль, но он тут же отмел ее прочь.
Если асы и страдали иногда от эля, то скорее от его недостатка, нежели
от избытка, а Тор был далеко не самым слабым из них.
- Пойдем, - потащил вдруг Одина Тор, ухватив за локоть. - Я познакомлю
тебя кое с кем.
После того как могучий ас получил Пояс Силы, его инициативам стало
невозможно сопротивляться, и Один послушно зашагал вниз по ступенькам,
увлекаемый приятелем.
По пути правителя Асгарда встречали одни знакомые лица. Здесь были и
красавчик Бальдр, и благородный Тюр, и родные братья Одина Вили и Be, и
Хед с Хениром, и даже молодой Вали. Куда ни падал егозгляд, кругом кишели
отпрыски благородных родов Асгарда. Не было только, может быть, Хеймдалля,
Мимира да Олафа с Хэймлетом.
"Но два последних были чужаками, Мимир же наверняка слишком занят
своими делами, чтобы отвлекаться по пустякам. А вот Хеймдалль, неусыпный
страж, просто не может оставить Асгард без своей защиты, и никакие могучие
силы не заставят его это сделать. Надо бы как-нибудь отметить старика за
верность", - промелькнула мысль в голове Одина.
Тем временем он продолжал спускаться вниз по бесконечным ступенькам,
влекомый неугомонным Тором. Наконец друзья достигли желаемого. Столы,
ломившиеся от угощений, превзошли все похвалы, воздаваемые им Тором.
Могучий ас подтащил Одина к кучке мужчин, весело поглощающих напиток, про
который Тор прожужжал все уши. Среди толпы чужаков Один заметил знакомое
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг