я сделал? Я могу свергнуть твоего дядюшку и посадить тебя на трон Дании
или еще что-нибудь.
- Нет, Волх, мне этого не надо, уж чему я научился за это время, так
это как можно меньше связываться с Великими. Я просто хочу, чтобы и вы,
боги Ирия, и светлые асы, оставили меня в покое, а для этого мне нужна
пустая безделица, чтобы мой друг Олаф отдал Одину обещанный меч, и все. А
свои земные дела - с моим милым дядюшкой или с кем из других моих
многочисленных доброжелателей - оставь, пожалуйста, решать мне самому. Ну
и, конечно, верни нас туда, откуда взял.
Волх устало присел на камень. Черты лица его обострились, плечи
поникли, он был безумно стар. Из легенд, которые Хэймлет слышал о богах
Ирия, он знал, что Волх - один из древнейших. Чуть младше самого Сварога и
равен Велесу. Ни Перун, ни Дажьбог, ни многие другие еще не появились на
свет, когда Волх уже совершал свои подвиги.
Но Хэймлету ни на мгновение не было жалко этого древнего бога,
проигравшего сейчас ему, обыкновенному человеку. Вволю наобщавшись с этими
высшими созданиями, конунг больше не тешил себя мыслями о благородстве
Великих. Викинг прекрасно понимал, что за внешней понуростью скрывается
работа хитрого и беспощадного мозга, готового использовать любую промашку,
которую допустит человек, чтобы исправить положение. И тогда уже пощады не
жди.
- Хорошо, будет тебе меч, - наконец отозвался Волх, - я сейчас отдам
его тебе, а ты мне отдашь Мировое Яйцо.
- Нет, Великий, не отдам я тебе Яйцо, оно будет моей защитой от тебя и
гарантией, что ты исполнишь все в точности, как мы договоримся. Унесу я
его с собой в Мидгард и буду беречь там как зеницу ока. А меч ты мне тоже
сейчас не давай. Не нужен он в Мидгарде, особенно в руках моего друга. Ты
его доставишь сам, прямо в Асгард, и передашь Одину, что Олаф Торкланд,
мол, тебя попросил его занести. А теперь можешь вернуть нас обратно, как
договаривались.
- Ладно, катитесь отсюда, - устало махнул рукой Волх.
На этот раз звездопада не было и никто никуда не летел. Просто все
вокруг покрылось густым молочным туманом и исчезло. В голове заиграла
сладкая музыка, а тело расслабилось, доставляя ощущение приятной истомы.
Сознание отключилось.
Сколько времени прошло - непонятно. Раздался приглушенный стук, и
друзья одновременно вскочили как ужаленные, мотая лохматыми головами,
сбрасывая с себя остатки забвения. А тем временем нарушившая их созерцание
здоровенная крыса, ухватив за веревку качалку колбасы, что было силы
тащила ее через всю избу к своей норе, по пути огибая препятствия, щедро
наваленные Олафом на полу.
- Ах ты, паскуда! - Олаф подхватил глиняный камень от разваленной печки
и запустил в воровку.
Торкланд не промахнулся. Умирающее животное задергалось в предсмертных
судорогах, но колбасу из зубов не выпустило.
Олаф нежно погладил сверкающее лезвие меча, который все-таки остался у
него. Клинок вполне устраивал викинга, хоть и не был магическим.
Он вставил меч в ножны. А Хэймлет небрежно сунул в шкатулку Мировое
Яйцо, все еще зажатое в руке. Олаф хотел поскорей позабыть весь этот
кошмарный сон их похождений в Ирии. Он только спросил:
- Хэймлет, ты и вправду готов был уничтожить Яйцо?
- А что, я похож на полоумного? - вопросом на вопрос ответил принц.
И, поняв друг друга по взгляду, они условились по возможности не
подымать эту тему.
- Ну, а ты что накопал в погребе, конунг? - меняя тему, спросил Олаф,
вспомнив, чем они занимались перед началом своего идиотского приключения.
Он уже и так видел уютно пристроившийся на лавке бочонок, а его нос
разнюхал все остальное.
Друзья уселись прямо на пол и разлили мед по случайно уцелевшим
глечикам, которые Хэймлет выкопал из кучи битой посуды. Викингам пойло
показалось просто очаровательным, особенно после того дерьма, которым их
поили в светлом Ирии.
Без особых церемоний морские волки начали опустошать бочонок, тут же
закусывая колбасами, принесенными Хэймлетом из погреба. Статный Олаф
Торкланд наверстывал упущенное за полдня. Добрый завтрак у Велеса давно
растворился в недрах необъятного желудка. Он в три укуса уничтожал качалку
колбасы и, запив медом, брал следующую. Его мощные нордические челюсти
перемалывали пищу, как два каменных жернова на мельнице Тора. Хэймлет
смущенно доедал только первую качалку, когда в бездонное чрево урмана
безвозвратно ушла уже по меньшей мере пятая или шестая.
Как и подобает славным воинам, викинги быстро расправились с колбасой и
всерьез взялись за мед. Олаф, удовлетворенно похрюкивая, тщательно вытер
руки о свою рыжую нечесаную, просоленную морем копну волос и,
удостоверившись в их чистоте, бережно достал меч.
- Хэймлет, ты только посмотри, какая красота. - Он ласково провел рукой
по клинку. - Я все-таки доволен приобретением. Честно говоря, я был
опечален тем, что мне придется расстаться с этим оружием и отдать его
Оди-ну. Я даже очень рад, что он оказался самый обыкновенный и богам нет
до него никакого дела. Хотя я думаю, что этот клинок все-таки непростой.
Недаром Волх сказал, что в Мидгарде таких мечей не куют, думаю, что это
одно из сокровищ цвергов, украденных на заре времен.
- Ну ты, Торкланд, хорош сочинять, - возразил Хэймлет. - Откуда бы у
богов Ирия взялось сокровище цвергов? Насколько мне рассказывали сведущие
люди, все драгоценности карликов асы давно уже прибрали к рукам, и даже
пыль на том месте вытерли.
- Ты, Хэймлет, слишком грамотный, чтобы понимать самые элементарные
вещи. Тебя твой папаша конунг наверняка обложил множеством грамотеев и
всяких других зануд, которые с детства вбивали в твою башку всякий бред,
внушали недоверие к заветам наших пращуров. А я всегда говорил, что
грамотным надо быть не мало и не много," а в меру, ровно настолько,
насколько это нужно Для воинской славы. Вот, например, я, считать умею до
десяти по пальцам, значит, при дележе добычи честно возьму причитающуюся
мне десятину. А если б я был чересчур грамотный, что бы было? А было бы
то, что я мог бы считать больше и мне захотелось бы взять большую часть в
добыче. А, как все знают, то, что я хочу, я беру. Видишь, вот я уже
нарушил бы закон. А так все в порядке. Понимать руны я умею и могу по ним
сказать, что пророчат нам боги. А читать по ним слова не умею и не хочу.
Мне этого не нужно, мне все про наш мир колдунья Хельдегарда рассказала, а
ей - ее бабка, колдунья Инсквер, а той - ее бабка. Видишь - и никаких
пергаментов писать не надо. Написать-то все что угодно можно, а вот так -
от деда к внуку, из уст в уста - так не соврешь.
- Нет, Олаф, ты не прав, - настаивал на своем Хэймлет, - грамотным быть
лучше. Представь себе, что у тебя кораблей гораздо больше, чем пальцев,
что ты будешь тогда делать?
Неожиданный вопрос поставил Олафа в тупик. Он подпер кулаком голову и
всецело погрузился в размышления. Морщины на его высоком, могучем лбу
сошлись к переносице, взгляд помрачнел, мозг усиленно работал, но загадка
была слишком сложной.
Хэймлет уже был не рад начатому разговору. Вводить Торкланда лишний раз
в мрачное состояние совсем не стоило, слишком много проблем могло
возникнуть. Размышляя, как бы вернуть товарищу нормальное расположение
духа, он инстинктивно потянулся за кувшином и отхлебнул хмельного напитка.
Олаф заметил это движение.
"Как же я раньше не додумался - вот что встряхнет мои мозги", -
мелькнула у Торкланда мысль. Он поспешно взял свою посудину и залпом
опрокинул сразу две порции.
Может быть, мед оказался слишком хмельной, а может, сказалось
многодневное отвыкание от напитков Мидгарда, но кружки викингов едва
черпали по дну бочонка, когда на их головы легла легкая пелена хмеля. Это
только обострило восприятие. Сознание Олафа вдруг начало светлеть, все
стало просто и ясно, никакие вопросы уже не могли смутить ярла, он в одно
мгновение мог расправиться с любым из них. Ответ явился сам собой. Олаф
вскочил на ноги, все еще держа чудесный меч обнаженным.
- Ты что, волчий брат, издеваться надо мной вздумал! - разразился
пораженный простотой решения задачи Олаф. - Или не знаешь, что Олаф
Торкланд никогда не покроет себя позором и не станет нападать большими
силами на меньшие. У меня никогда не было и не будет больше десяти
драккаров. Клянусь золотыми волосами Фригг!
- Урман, ты точно спятил - не думал я тебя оскорблять, сядь и давай
допьем этот бочонок, - попытался успокоить товарища Хэймлет, - мне не раз
приходилось водить флот, в котором было больше десяти кораблей, но враги,
как правило, оказывались куда многочисленнее.
- Ну и что? - настаивал Олаф. - Пусть врагов будет много раз по многу,
пусть на каждый мой корабль-палец приходится по многу рук вражеских
кораблей. По мне, так чем больше, тем веселее. - Он грозно взмахнул мечом
перед самым носом Хэймлета.
Датчанин уже утомился выслушивать Олафа, он взял глечик грозного вояки
и, наполнив питьем, поставил перед товарищем.
- На, Олаф, выпей и успокойся.
Но эти слова лишь подхлестнули Торкланда, чувство справедливости,
обостренное хмельным напитком, требовало немедленного удовлетворения:
- Ах ты, гад ползучий, датский выкормыш, ты опять меня оскорбляешь? Не
помнишь, как купался в протоке? Я тебе еще прошлого оскорбления не забыл,
как это ты меня тогда назвал, кажется...
- Обезьяна волосатая, - спокойно напомнил Хэймлет.
- Что, ты опять? - Олаф замахнулся мечом и замер в нерешительности:
нехорошо было убивать товарища, надо бы отложить меч в сторону и просто
набить ему морду, но так не хотелось прятать это чудесное оружие, так
чесались руки кого-нибудь им зарубить. Меч так и просил этого, все
естество Олафа напряглось, борясь с двумя противоречивыми чувствами. И
вдруг дилемма разрешилась сама собой.
Дверь в горницу неожиданно распахнулась, и на пороге появился
закованный в кольчугу человек с обнаженным мечом. Он не успел даже
моргнуть, Олаф чуть-чуть изменил направление и опустил свое оружие прямо
на плечо незнакомца. Меч, блеснув молнией, со свистом пронесшись по
воздуху, почти без сопротивления распорол кольчугу и, разрубив ключицу,
вошел в тело, как в масло, расчленив человека пополам.
Во дворе послышались шум и топот ног, голоса. Видно, люди специально
пришли за викингами и до времени хоронились, рассчитывая на внезапность,
но теперь, когда поняли, что обнаружены, пошли напролом.
Хэймлет первым оценил обстановку и сообразил, что надо делать. Олаф,
как всегда, был готов рубиться, и сразу со всеми, ему еще и этого было
мало. Датчанин стрелой подлетел к двери и задвинул засов. Потом понесся к
дальнему окну, за которым не было слышно шума. Он выдавил бычий пузырь и
выглянул наружу. С этой стороны дом почему-то не оцепили, сюда ближе всего
подходил хозяйственный двор, и окно было повыше. Наверно, нападавшим
приказали и здесь поставить людей, но никому не хотелось торчать по
соседству с навозными кучами. Уже вынося ногу наружу, Хэймлет заметил, как
его товарищ, обуреваемый жаждой крови, сам отпирает засов, впуская
нападающих.
"Придурок, - только и подумал конунг, - что мы, зря свои задницы с того
света вытаскивали, чтобы сейчас так просто подохнуть?"
Он спрыгнул вниз и осторожно двинулся вдоль стены. Хэймлету чуть не
попало от задних ног жеребца, который стоял и рыл землю копытами прямо за
углом дома. Рядом и чуть впереди топтался еще один жеребец, оба были
вороные, без единого пятнышка, как крыло птицы Одина. Всадники в дорогих
плащах наблюдали за происходящим во дворе, поэтому и не заметили появления
Хэймлета у себя заспиной, а посмотреть им было на что.
Тем временем, пока Хэймлет пробирался задворками, кровожадный Олаф
отворил дверь и бросился на своих врагов. В три удара он выбил их из сеней
и сбросил с крыльца. Ошарашенные враги не ожидали такого напора, но,
потеряв трех человек и очухавшись, стали вести себя осторожней. Этого
нельзя было сказать об Олафе. Увлеченный кровавой жаждой, он не переводя
дыхания опять кинулся в бой.
- Гармовы выродки! Смерть вам, сучьим детям! Всех убью! - кричал ярл,
щедро раздавая удары направо и налево. Его глаза стали красными, и
видавшие виды воины приходили в ужас, встречаясь с ним взглядом.
Новый меч Олафа оказался надежным другом, он с легкостью вспарывал
доспехи противников и наносил им страшные раны и увечья. Здесь, в
Мидгарде, Торкланд снова почувствовал себя уверенно и теперь отыгрывался
за все унижения, полученные в Ирии.
Однако нападающие были опытными бойцами, они не лезли как мясо под
клинок. Воспользовавшись тем, что викинг, выбежав на открытое место,
открыл спину, хирдманы Рюрика обступили его кольцом и наносили удары по
очереди с разных сторон.
Олаф завалил еще двоих, чувствуя на себе множество ран. Его дух готов
был изрубить тут всех на куски, загрызть, затоптать, раздавить, но
израненные руки слушались все хуже.
Хэймлет с разбега запрыгнул на коня позади всадника и сходу перерезал
тому горло. Второй обернулся, но лишь для того, чтобы нож, брошенный
твердой рукой принца данов, застрял у него в шее. Хэймлет сбросил мертвого
седока и взял за повод другого жеребца. Датчанин больно стегнул коня.
Конь, почуяв в седле чужака, хотел возмутиться, но, получив еще один
увесистый пинок, подчинился силе.
Олаф рубился как сумасшедший, однако врагов было много, да и хирдманы
ярла Рюрика отнюдь не были простачками в ратном деле, не лезли на
Торкланда напролом, но и не убегали, а, сохраняя дистанцию, ранили со всех
сторон, беря измором могучего воина.
Вдруг стена врагов перед Олафом рассыпалась, прямо на него несся
большой вороной конь. Олаф занес меч, чтобы сразить чудовище.
- Стой, бешеная обезьяна! - раздалось сверху. Только это ненавистное
слово могло остановить викинга, похожего сейчас на раненого медведя и
рубящего уже не глядя. Это слово мог произнести только один человек.
Только один человек на всем Севере знал, что такое обезьяна.
Олаф поднял глаза.
- Ну, что таращишься? - крикнул Хэймлет. - Быстро в седло.
Он кинул товарищу поводья, и тот, еще до конца не поняв, что произошло,
подчиняясь какому-то внутреннему чувству, вскочил на второго жеребца. Они
разом пришпорили коней. Враги бросились преградить дорогу, но было поздно.
На прощание Олаф еще раз взмахнул мечом и надвое разрубил воина, вставшего
у него на пути. Лес был рядом, и друзья растворились в лохматом ельнике.
Пришпорив коней, друзья неслись по каменному руслу пересохшего ручья.
Переполненный событиями, такой длинный для двух викингов день клонился к
ночи, но главное, им удалось поесть, и напиться, и даже развлечься. Олаф
сиял веселой улыбкой, его мощная нордическая челюсть обнажила здоровые
белые зубы, ухмыляясь окружающему миру. Он опять был в Мидгарде, с мечом и
на коне.
7
Олаф проснулся на рассвете, истязаемый нестерпимой жаждой.
Многочисленные раны, полученные накануне, неприятно ныли, но похмелье было
куда несноснее.
Торкланд поднял голову и огляделся по сторонам. Хэймлет лежал,
зарывшись в ободранный лапник там, где вчера завалился спать, не сменив
позы, и довольно подергивал челюстями. Наверно, ему снилось что-то
приятное.
- Ну, каналья, пили же вместе, а теперь дрыхнет, хоть кол на голове
теши, а я мучаюсь, - как всегда с утра, выругался Олаф.
Он выбрался из хвойной берлоги, сооруженной вчера на скорую руку, и тут
же почувствовал жалящий утренний морозец, неотъемлемый спутник поздней
осени.
"Да, Йоль уже не за горами, а я ведь обещал Асьхен вернуться домой
допраздника, чтобы успеть вручить подарки", - абсолютно случайно вдруг
вспомнил Олаф.
Он подтянул ремень, на котором висел его новый меч, и, тяжело
переваливаясь с ноги на ногу, стал спускаться вниз с холма в поисках
какого-нибудь ручья. Жажда становилась нестерпимее, да и каждый шаг
отдавал в голову колокольным звоном.
- Точно, трелл поганый, сивухи намешал, - негодовал ярл, жадно шаря
глазами по сторонам в надежде узреть блеск прохладной струи.
Но как назло воды нигде не было. Олаф уже начал терять терпение, грозя
окружающему лесу выйти из себя, и тогда пусть пеняет на себя, дров будет
много. И лес отступил перед натиском грозного ярла, ухо викинга уловило
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг