ярко-зеленой травкой.
- Это и есть илак - песчаная осока, - тихо говорит Владимир Степанович.
Но оба они уже не смотрят на песчаную осоку. По ту сторону котловины
видна огромная пирамидальная гора сыпучего песка. Треугольная вершина ее
четко рисуется на багровом фоне окрашенного закатом неба. А чуть пониже,
наискось пересекая склон, тянутся верблюжьи следы. Узенькой ровной
строчкой они бегут из котловины и скрываются, исчезают за гребнем дальнего
невысокого бархана.
Глава 15
Одну только каплю!
- Быть может, он отвел верблюдов туда, за бархан, - неуверенно произнес
Красиков. - Я сбегаю, посмотрю.
Владимир Степанович отрицательно покачал головой. Сорвав длинную
травинку, увенчанную маленьким зеленым цветком, он задумчиво распрямлял
узенькие листочки.
- Я сбегаю туда, - в голосе Эдика звучало отчаяние. - Они, наверное,
там.
Боровик удержал его за локоть:
- Надо беречь свои силы. Присядем. Там их нет.
Оба уселись на мягкий, источающий еще тепло песок.
- Посмотрите на это маленькое ботаническое чудо, - неожиданно заметил
Боровик, протягивая Эдику травинку. - Она так приспособилась к суровому
климату пустыни, что ей не страшны ни жара, ни холод. Летом, когда
иссякнет почвенная влага, верхушка травинки отмирает, сокращая площадь
испарения. Но вот выпали первые осенние дожди, и растение оживает вновь.
Травинка наполняется соком, зеленеет. Приходит зима, холод убивает листья,
но даже мертвые они не опадают. Узел кущения их защищен песком. И чудесная
маленькая травка долгие месяцы доставляет корм скоту, зазимовавшему в
пустыне. Не зря туркмены зовут илак "сеном на корню".
Эдик невольно улыбнулся. Ну кто еще, кроме его "патрона", способен на
такое!
Оставшись без воды и проводника в пустыне, спокойненько
разглагольствовать о каком-то "сене на корню"...
- Да, это настоящее "сено на корню", - медленно протянул Владимир
Степанович, и Эдик вдруг понял, что его руководитель думает совершенно о
другом.
Красиков не ошибся. Рассказывая о замечательных свойствах песчаной
осоки, Владимир Степанович в то же время напряженно размышлял.
Таинственное исчезновение проводника вывело из оцепенения, вернуло прежнюю
энергию.
Сейчас он вспоминал, взвешивал, сопоставлял. Цепкая, натренированная
память ученого-исследователя без труда воссоздавала перед ним всю цепь
событий.
- Шкурки... Что он там говорил о погрузке шкурок?
- Это когда вы предложили мне вернуться, - напомнил Эдик. - Сказал, что
в самолет погрузят шкурки каракуля, будет духота, вонь...
- А самолет взлетел сразу, как мы тронулись.
- Точно, - оживился Эдик. - Шкурки не грузились, он солгал.
- Он лгал с самого начала! Понимаете, лгал! Значит, история с аварией
вертолета - тоже выдумка. Ему зачем-то надо было заманить нас в пески, и
вот он...
Боровик взглянул на Эдика и тут же спохватился.
- Простите меня, - тихо проговорил он. - Я так обрадовался, что позабыл
обо всем на свете. Она ведь у меня единственная...
Он помолчал с минуту, задумчиво следя за гаснущим на горизонте заревом.
- Скажите, - неожиданно спросил он. - Эдик - это действительно ваше имя?
Красиков замялся:
- Так зовут меня дома. Ну и вообще... знакомые девушки, приятели... А
что, разве плохое имя?
- Отличное, - без улыбки ответил Боровик. - У меня был друг, большой
ученый.
Его звали Эдвард. Джордж Эдвард Эверетт. Но сейчас мне хотелось бы
называть тебя твоим настоящим именем, - внезапно переходя на ты, заключил
профессор.
- Настоящее мое имя - Вася, - не без смущения признался Красиков. -
Василий.
- Ну вот мы и познакомились, - Владимир Степанович положил руку на
колено юноши. - А теперь поговорим как мужчина с мужчиной.
Красиков насторожился. За шутливым тоном чувствовалось что-то пугающее.
Знакомый холодок вновь стеснил грудь.
- Так вот, - продолжал Владимир Степанович, не отнимая руки. - Должен
прямо сказать: положение наше не из завидных. Выбраться отсюда будет
нелегко. Надо возвращаться на колодец к чабанам.
- На колодец? - ахнул Красиков. - Пешком?
- Или мы за двое суток доберемся до колодца, или...
- Или?.. - похолодел Василий.
- Или нас спасет только чудо, - спокойно ответил Боровик. - Пошли.
- Как? Прямо сейчас? Но я... я не могу. После этой поездки я с трудом
переставляю ноги. Они не слушаются.
- Надо заставить слушаться. Надо. Понимаешь? - Владимир Степанович
легко поднялся, отряхнул песок. - Пошли, Вася.
Уже стемнело. Звезды, непривычно крупные и яркие, повисли над песками.
Заметно похолодало, и Красиков зябко поеживался в своей тонкой шелковой
маечке.
Костер прогорел, только пара головешек скупо освещала стоянку. Натянув
рубашку, Василий принялся было собирать свое имущество.
- Придется все оставить, - заметил Боровик.
- Но это же "Киев", - возмутился Красиков, прижимая к себе новенький
фотоаппарат. - Я отдал за него...
- Придется оставить, Вася, - мягко, но решительно повторил профессор. -
Заверни все в брезент, мы заберем потом. А сейчас - ничего лишнего. Только
фляжку. Давай-ка ее сюда.
- Она... Она пуста, - густо покраснел Красиков.
- Ничего, - спокойно отозвался Владимир Степанович, пристегивая к поясу
баклажку. - Она еще может пригодиться.
Они тронулись в обратный путь при свете звезд. Верблюжьи следы
отчетливо читались на рыхлом песке. Владимир Степанович уверенно шел
вперед. Красиков, проклиная все на свете и чертыхаясь вполголоса, ковылял
за ним на непослушных полусогнутых ногах.
К полуночи следы исчезли. Владимир Степанович поднес к глазам циферблат
ручных часов.
- Через сорок минут взойдет луна, - сказал он. - Пока можно передохнуть.
Красиков, ни слова не говоря, повалился на песок. Сон пришел мгновенно.
Проснулся он скоро с недоумением и досадой, - Боровик осторожно
потряхивал его за плечо.
- Как? Уже!..
- Надо идти, Вася. Пора.
Луна, большая, приплюснутая, цвета красной меди, повисла над горизонтом.
- Вот он, след. Смотри.
На освещенной луною поверхности плотных песков можно было различить
скупо отпечатавшиеся следы.
- Пошли, Вася.
Красиков попытался встать, но тут же со стоном откинулся назад. Глухая,
ноющая боль гнездилась в каждом суставе, в каждой мышце.
- Нельзя разве обождать утра?
- В жару мы недалеко уйдем. К тому же, если подует ветер...
Василий вздрогнул: "Если подует ветер..." Ему живо представились
струйки песка, обегающие с барханов, заметающие след. Как слаба, однако,
как ненадежна единственная ниточка, связывающая их с миром, с жизнью...
- Да, да, пошли, конечно, пошли!
Он поднимается с помощью Боровика, ноги его подкашиваются.
- Как деревянные, - жалуется он.
- Это пройдет, - успокаивает Владимир Степанович. - Пройдет.
И снова идут она за бесконечным, петляющим среди барханов следом.
Широко расставляя тяжелые, будто свинцом налитые ноги, потеряв всякое
представление о времени, Красиков тщетно борется со сном. Веки его
смыкаются сами собой, он спотыкается, падает, поднимается вновь... Но вот,
случайно оглянувшись, Василий замечает странные зеленые огоньки позади
себя.
- Волки! - пугается он. - Владимир Степанович, волки!..
Боровик вглядывается в темноту. Парные зеленые огоньки замирают.
- Шакалы, - успокаивает он юношу и вдруг, резко взмахнув руками, громко
кричит:
- Эге-ге-ей!
Зеленые огоньки исчезают.
- Пошли.
Сонливости как не бывало. Да и силенок будто прибыло. Опасливо
оглядываясь, Василий спешит за Боровиком, едва не наступая ему на пятки.
Всевозможные рассказы о различных "ужасах пустыни" возникают в памяти. В
каждой тени чудится сейчас затаившаяся опасность, в каждом шорохе слышится
угроза.
Так бредут они до рассвета.
Когда звезды поблекли и растаяли в забелевшем небе, а на северо-востоке
четко обозначилась яркая малиновая полоска, Боровик скомандовал короткий
привал.
- Только пятнадцать минут, - предупреждает он.
Василий и не пытается возражать. Странная безучастность овладевает им.
Ночные страхи испарились, но ему уже не хочется спать. Опрокинувшись
навзничь, он смотрит в высокое, медленно наливающееся голубизною небо.
Если б можно было лежать так долго-долго! Он готов даже примириться с
чувством голода и жажды, которая опять дает о себе знать. Все это, в
сущности, не так уж и страшно. Немного сосет под ложечкой, да побаливают
растрескавшиеся губы, когда прикасаешься к ним распухшим, шершавым языком.
Пустяки. Главное - покой! Если б можно было лежать так...
- Пошли, Вася.
Красиков без ропота поднимается. "Пошли"... Сколько раз уже слышал он
это слово! Тысячу? Миллион?
Кругом пески, только пески, без конца и края. Песчаные волны убегают к
горизонту. А там выплывает уже над краем пустыни слепяще лучистый диск.
Боровик идет как заведенный. Странно, откуда столько силы у старика?
Впрочем, ничего особенного - привычка. Будь у него, Эдика, время
потренироваться, сто очков вперед дал бы своему "патрону". Он, Эдик...
Хотя, теперь он Василий, Вася. И обращаются к нему на ты... Не слишком ли
много позволяет себе старый гриб? Впрочем, "патрон" - молодчина, нельзя
отрицать этого. С таким не пропадешь. Они выберутся, обязательно
выберутся, просто смешно было бы остаться здесь, в песках. До колодца,
наверно, совсем уже недалеко, ведь они шли всю ночь... А старик, между
прочим, прав - идти становится все тяжелее. Еще недавно воздух был
прохладен, а сейчас... Какая жарища! И жажда! Кто это сказал - пустяк? Как
колет в горле! И язык... Он распух, отяжелел. Что за муки... Сейчас бы -
каплю воды. Одну только каплю!
Неужели не осталось во фляжке? Не может быть, если потрясти как
следует...
Владимир Степанович обернулся. Красиков, сидя на песке, смотрел на него
безумными глазами.
- Каплю! Одну только каплю!..
Заметив невдалеке куст саксаула, Боровик, ни слова не говоря,
направился гуда.
- Нету?.. Не верю! Не может быть!
Боровик вздохнул. Да, если б было хотя полфляжки. Тогда бы он поручился
за исход. А сейчас... Продержатся ли они до вечера? И хватит ли сил потом
продолжить путь? Он и сам еле на ногах стоит. А сколько еще осталось до
колодца? Вчера он был как во сне... Меткий удар, что и говорить! Сразу
видна опытная рука.
С хрустом ломаются ветки саксаула. Скорее, скорее, бедняга совсем
раскис.
Выдержит ли до вечера? Во всяком случае, если завтра к утру не выйдут
они к колодцу, все будет кончено. Это определенно...
Наконец, сооруженный на скорую руку шалаш готов. Вернее, это даже не
шалаш - так, небольшое укрытие от солнца. Владимир Степанович накидывает
сверху свой серенький пиджачок. Узорчатая тень на песке густеет. Отлично,
здесь можно отлежаться, пока не спадет жара.
- Пошли, Вася.
Опять "пошли"? Когда ж прекратится эта пытка! И неужели действительно
нет ни глотка воды!..
Опираясь на Боровика, Василий бредет к укрытию. Песчаные волны
приплясывают вокруг. В глазах темнеет, он чувствует легкий приступ тошноты.
- Вот так. Ложись и спи. Понял? Сейчас надо спать.
Владимир Степанович и сам устраивается рядом. Спать, только спать.
Сберегать силы. Предстоящая ночь будет решающей. Они должны выйти, они
выйдут к колодцу. Если только не поднимется ветер, не занесет следы.
В полдень Владимир Степанович проснулся, с тревогою выглянул из шалаша.
Солнце стояло в зените, пески плавились и блестели, источая невыносимый
зной. Но кругом было тихо. Тихо-тихо, только Красиков стонал и бормотал в
тяжелом забытьи. Передвинув пиджак, чтобы тень снова легла на голову Васи,
Боровик вернулся под навес. Но заснуть он был уже не в состоянии. Мучила
жажда. Верный своей привычке не злоупотреблять водой в пустыне, Владимир
Степанович сделал всего несколько глотков накануне утром. С тех пор прошло
более тридцати часов!
- Тону!.. Спасите!.. - внезапно забормотал Красиков.
Боровик с сочувствием покосился на юношу. Водяная галлюцинация, дело
обычное. Сейчас бедняге мерещатся водопады и дворники со шлангами, тележки
сатураторшиц и тропические ливни... Эх, Вася, Вася! Если б ты оставил
вчера полфляжки! Глоток утром, другой - вечером, после захода солнца. Так
можно продержаться долго. Даже странно, что предатель-проводник не учел
этого.
Очень, очень странно.
Когда жара начала спадать, Василий понемногу пришел в себя. Он выполз
из укрытия и прихрамывая подошел к Боровику, присевшему на песчаный холмик.
- Жмут, спасу нет, - пожаловался он, кивая на свои щегольские сапожки.
- Сними, - посоветовал Владимир Степанович.
- Как? Босиком! - ужаснулся Красиков.
- Сегодняшний переход будет много тяжелее, - предупредил Боровик. -
Нельзя задерживаться ни минуты. А ведь ты сейчас не способен и шага
сделать.
Солнце клонилось к горизонту. Тени, длинные и четкие, ложились на
песок. Они рождались повсюду: от холмов и холмиков, от кустов, даже от
тоненьких, высохших былинок... Василий вспомнил зеленые огоньки,
загоравшиеся во мраке.
Да, выхода не было. Кривясь и морщась от боли, Красиков стащил сапоги,
остался в одних носках.
- Куда же их? - растерянно глядя на сапоги, спросил он.
Владимир Степанович еле заметно усмехнулся. Мальчик еще не понимает,
насколько их положение серьезно.
- Время, Вася.
Красиков аккуратно ставит сапожки возле укрытия, трогает свисающий с
веток серенький пиджак.
- А его... Вы тоже?.. - чугунный язык еле ворочается во рту.
- Сегодня каждая тряпка будет тянуть к земле, - отвечает Боровик и идет
вперед.
Рядом шагают тени. Огромные, уродливые, они прыгают по буграм,
вытягиваются в котловинах на десятки метров. Василий старается не глядеть
на них. Он следит, как тяжело погружаются в песок стоптанные сапоги
профессора. Да, теперь-то он знает цену разношенной обуви. В следующий
раз... Впрочем, что сейчас об этом думать. "А фляжка-то ведь была полна! -
внезапно вспоминает он. - Старик ничего не пил со вчерашнего утра!"
Тени растут и растут. Потом они сливаются и пропадают. Короткие сумерки
наплывают на пустыню. Затем наступает темнота.
Первые минуты, освободившись от тесной обуви, Красиков испытывает
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг