совсем было его веру одобрил и совсем с ним ехать хотел, а он, спасибо,
разболтался и выказался.
"Как же, - говорит, - я Николача почитаю: я ему на зиму пущай хоть не
кланяюсь, а на лето ему двугривенный даю, чтоб он мне хорошенько коровок
берег, да! Да еще на него одного не надеюсь, так Керемети* бычка жерт-
вую".
Я и рассердился.
"Как же, - говорю, - ты смеешь на Николая Чудотворца не и надеяться и
ему, русскому, всего двугривенный, а своей мордовской Керемети поганой
целого бычка! Пошел прочь, - говорю, - не хочу я с тобою... я с тобою не
поеду, если ты так Николая Чудотворца не уважаешь".
И не поехал: зашагал во всю мочь, не успел опомниться, смотрю, к ве-
черу третьего дня вода завиднелась и люди. Я лег для опаски в траву и
высматриваю: что за народ такой? Потому что боюсь, чтобы опять еще в
худший плен не попасть, но вижу, что эти люди пищу варят... Должно быть,
думаю, христиане. Подполоз еще ближе: гляжу, крестятся и водку пьют, -
ну, значит, русские!.. Тут я и выскочил из травы и объявился. Это, выш-
ло, ватага рыбная: рыбу ловили. Они меня, как надо землякам, ласково
приняли и говорят:
"Пей водку!"
Я отвечаю:
"Я, братцы мои, от нее, с татарвой живучи, совсем отвык".
"Ну, ничего, - говорят, - здесь своя нацыя, опять привыкнешь: пей!"
Я налил себе стаканчик и думаю:
"Ну-ка, господи благослови, за свое возвращение!" - и выпил, а ватаж-
ники пристают, добрые ребята.
"Пей еще! - говорят, - ишь ты без нее как зачичкался*".
Я и еще одну позволил и сделался очень откровенный: все им рассказал:
откуда я и где и как пребывал. Всю ночь я им, у огня сидя, рассказывал и
водку пил, и все мне так радостно было, что я опять на святой Руси. но
только под утро этак, уже костерок стал тухнуть и почти все, кто слушал,
заснули, а один из них, ватажный товарищ, говорит мне:
"А паспорт же у тебя есть?"
Я говорю:
"Нет, нема".
"А если, - говорит, - нема, так тебе здесь будет тюрьма".
"Ну так я, - говорю, - я от вас не пойду; а у вас небось тут можно
жить и без паспорта?"
А он отвечает:
"Жить, - говорит, - у нас без паспорта можно, но помирать нельзя".
Я говорю:
"Это отчего?"
"А как же, - говорит, - тебя поп запишет, если ты без паспорта?
"Так как же, мол, мне на такой случай быть?"
"В воду, - говорит, - тебя тогда бросим на рыбное пропитание".
"Без попа?"
"Без попа".
Я, в легком подпитии будучи, ужасно этого испугался и стал плакать и
жалиться, а рыбак смеется.
"Я, - говорит, - над тобою шутил: помирай смело, мы тебя в родную
землю зароем".
Но я уже очень огорчился и говорю:
"Хороша, мол, шутка. Если вы этак станете надо мною часто шутить, так
я и до другой весны не доживу".
И чуть этот последний товарищ заснул, я поскорее поднялся и пошел
прочь, и пришел в Астрахань, заработал на поденщине рубль и с того часу
столь усердно запил, что не помню, как очутился в ином городе, и сижу
уже я в остроге, а оттуда меня по пересылке в свою губернию послали.
Привели меня в наш город, высекли в полиции и в свое имение доставили.
Графиня, которая меня за кошкин хвост сечь приказывала, уже померла, а
один граф остался, но тоже очень состарился, и богомольный стал, и конс-
кую охоту оставил. Доложили ему, что я пришел, он меня вспомнил и велел
меня еще раз дома высечь и чтобы я к батюшке, к отцу Илье, на дух шел.
Ну, высекли меня по-старинному, в разрядной избе, и я прихожу к отцу
Илье, а он стал меня исповедовать и на три года не разрешает мне причас-
тия...
Я говорю:
"Как же так, батюшка, я было... столько лет не причащамшись...
ждал..."
"Ну, мало ли, - говорит, - что; ты ждал, а зачем ты, - говорит, - та-
тарок при себе вместо жен держал... Ты знаешь ли, - говорит, - что я еще
милостиво делаю, что тебя только от причастия отлучаю, а если бы тебя
взяться как должно по правилу святых отец исправлять, так на тебе на жи-
вом надлежит всю одежду сжечь, но только ты, - говорит, - этого не бой-
ся, потому что этого теперь по полицейскому закону не позволяется".
"Ну что же, - думаю, - делать: останусь хоть так, без причастия, дома
поживу, отдохну после плена", - но граф этого не захотели. Изволили ска-
зать:
"Я, - говорят, - не хочу вблизи себя отлученного от причастия тер-
петь".
И приказали управителю еще раз меня высечь с оглашением для всеобщего
примера и потом на оброк пустить. Так и сделалось: выпороли меня в этот
раз по-новому, на крыльце, перед конторою, при всех людях, и дали пас-
порт. Отрадно я себя тут-то почувствовал, через столько лет совершенно
свободным человеком, с законною бумагою, и пошел. Намерениев у меня ни-
каких определительных не было, до на мою долю бог послал практику.
- Какую же?
- Да опять все по той же, по конской части. Я пошел с самого малого
ничтожества, без гроша, а вскоре очень достаточного положения достиг и
еще бы лучше мог распорядиться, если бы не один предмет.
- Что же это такое, если можно спросить?
- Одержимости большой подпал от разных духов и страстей и еще одной
неподобной вещи.
- Что же это такое за неподобная вещь вас обдержала?
- Магнетизм-с.
- Как? магнетизм?!
- Да-с, магнетическое влияние от одной особы.
- Как же вы чувствовали над собой ее влияние?
- Чужая воля во мне действовала, и я чужую судьбу исполнял.
- Вот тут, значит, к вам и пришла ваша собственная погибель, после
которой вы нашли, что вам должно исполнить матушкино обещание, и пошли в
монастырь?
- Нет-с, это еще после пришло, а до того со мною много иных разных
приключений было, прежде чем я получил настоящее убеждение.
- Вы можете рассказать и эти приключения?
- Отчего же-с; с большим моим удовольствием.
- Так, пожалуйста.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
- Взявши я паспорт, пошел без всякого о себе намерения, и пришел на
ярмарку, и вижу, там цыган мужику лошадь меняет и безбожно его обманыва-
ет; стал ее силу пробовать, и своего конишку в просяной воз заложил, а
мужикову лошадь в яблочный. Тяга в них, разумеется, хоть и равная, а му-
жикова лошадь преет, потому что ее яблочный дух обморачивает, так как
коню этот дух страшно неприятен, а у цыгановой лошади, кроме того, я ви-
жу, еще и обморок бывает, и это сейчас понять можно, потому что у нее на
лбу есть знак, как был огонь ставлен, а цыган говорит: "Это бородавка".
А мне мужика, разумеется, жаль, потому ему на оморочной лошади нельзя
будет работать, так как она кувырнет, да и все тут, а к тому же я цыга-
нов тогда смерть ненавидел через то, что от первых от них имел соблазн
бродить, и впереди, вероятно, еще иное предчувствовал, как и оправда-
лось. Я эту фальшь в лошади мужичку и открыл, а как цыган стал со мною
спорить, что не огонь жжен на лбу, а бородавка, я в доказательство моей
справедливости ткнул коня шильцем в почку, он сейчас и шлеп на землю и
закрутился. Взял я и мужикам хорошую лошадь по своим познаниям выбрал, а
они мне за это вина и угощенья и две гривны денег, и очень мы тут погу-
ляли. С того и пошло: и капитал расти и усердное пьянство, и месяца не
прошло, как я вижу, что это хорошо: обвешался весь бляхами и коно-
вальскою сбруею и начал ходить с ярмарки на ярмарку и везде бедных людей
руководствую и собираю себе достаток и все магарычи пью; а между тем
стал я для всех барышников-цыганов все равно что божия гроза, и узнал
стороною, что они собираются меня бить. Я от этого стал уклоняться, по-
тому что их много, а я один, и они меня ни разу не могли попасть одного
и вдоволь отколотить, а при мужиках не смели, потому что те за мою доб-
родетель всегда стояли за меня. Тут они и пустили про меня дурную славу,
что будто я чародей и не своею силою в твари толк знаю, но, разумеется,
все это было пустяки: к коню я, как вам докладывал, имею дарование и го-
тов бы его всякому, кому угодно, преподать, но только что, главное дело,
это никому в пользу не послужит.
- Отчего же это не послужит в пользу?
- Не поймет-с никто, потому что на это надо не иначе как иметь дар
природный, и у меня уже не раз такой опыт был, что я преподавал, но все
втуне осталось; но позвольте, об этом после.
Когда моя слава по ярмаркам прогремела, что я насквозь коня вижу, то
один ремонтер, князь, мне ста рублей давал:
"Открой, - говорит, - братец, твой секрет насчет понимания. Мне это
дорого стоит".
А я отвечаю:
"Никакого у меня секрета нет, а у меня на это природное дарование".
Ну, а он пристает:
"Открой же мне, однако, как ты об этом понимаешь? А чтобы ты не ду-
мал, что я хочу как-нибудь, - вот тебе сто рублей".
Что тут делать? Я пожал плечами, завязал деньги в тряпицу и говорю:
извольте, мол, я, что знаю, стану сказывать, а вы извольте тому учиться
и слушать; а если не выучитесь и нисколько вам от того пользы не будет,
за это я не отвечаю.
Он, однако, был и этим доволен, и говорит: "Ну уж это не твоя беда,
сколько я научусь, а ты только сказывай".
"Первое самое дело, - говорю, - если кто насчет лошади хочет знать,
что она в себе заключает, тот должен иметь хорошее расположение в осмот-
ре и от того никогда не отдаляться. С первого взгляда надо глядеть умно
на голову и потом всю лошадь окидывать до хвоста, а не латошить, как
офицеры делают. Тронет за зашеину, за челку, за храпок*, за обрез и за
грудной соколок* или еще за что попало, а все без толку. От этого барыш-
ники кавалерийских офицеров за эту латошливость страсть любят. Барышник
как этакую военную латоху увидал, сейчас начнет перед ним конем крутить,
вертеть, во все стороны поворачивать, а которую часть не хочет показать,
той ни за что не покажет, а там-то и фальшь, а фальшей этих бездна: конь
вислоух - ему кожицы на вершок в затылке вырежут, стянут, и зашьют, и
замажут, и он оттого ушки подберет, но ненадолго: кожа ослабнет, и уши
развиснут. Если уши велики, их обрезывают, - а чтобы ушки прямо стояли,
в них рожки суют. Если кто паристых лошадей подбирает и если, например,
один конь во лбу с звездочкой, - барышники уже так и зрят, чтобы такую
звездочку другой приспособить: пемзою шерсть вытирают, или горячую репу
печеную приложат где надо, чтобы белая шерсть выросла, она сейчас и
идет, но только всячески если хорошо смотреть, то таким манером ращенная
шерстка всегда против настоящей немножко длиннее и пупится, как будто
бородочка. Еще больше барышники обижают публику глазами: у иной лошади
западники ввалившись над глазом, и некрасиво, но барышник проколет кожи-
цу булавкой, а потом приляжет губами и все в это место дует, и надует
так, что кожа подымется и глаз освежеет, и красиво станет. Это легко де-
лать, потому что если лошади на глаз дышать, ей это приятно, от теплого
дыхания, и она стоит не шелохнется, но воздух выйдет, и у нее опять ямы
над глазами будут. Против этого одно средство: около кости щупать, не
ходит ли воздух. Но еще того смешнее, как слепых лошадей продают. Это
точно комедия бывает. Офицерик, например, крадется к глазу коня с соло-
минкой, чтобы испытать, видит ли конь соломинку, а сам того не видит,
что барышник в это время, когда лошади надо головой мотнуть, кулаком ее
под брюхо или под бок толкает. А иной хоть и тихо гладит, но у него в
перчатке гвоздик, и он будто гладит, а сам кольнет". И я своему ремонте-
ру против того, что здесь сейчас упомянул, вдесятеро более объяснил, но
ничего ему это в пользу не послужило: назавтра, гляжу, он накупил коней
таких, что кляча клячи хуже, и еще зовет меня посмотреть и говорит:
"Ну-ка, брат, полюбуйся, как я наловчился коней понимать".
Я взглянул, рассмеялся и отвечаю, что, мол, и смотреть нечего:
"У этой плечи мясисты, - будет землю ногами цеплять; эта ложится -
копыто под брюхо кладет и много что чрез годок себе килу намнет; а эта
когда овес ест, передней ногою топает и колено об ясли бьет", - и так
всю покупку раскритиковал, и все правильно на мое вышло.
Князь на другой день и говорит:
"Нет, Иван, мне, точно, твоего дарования не понять, а лучше служи ты
сам у меня конэсером и выбирай ты, а я только буду деньги платить".
Я согласился и жил отлично целые три года, не как раб и наемник, а
больше как друг и помощник, и если бы не выходы меня одолели, так я мог
бы даже себе капитал собрать, потому что, по ремонтирскому заведению,
какой заводчик ни приедет, сейчас сам с ремонтером знакомится, а верного
человека подсылает к конэсеру, чтобы как возможно конэсера на свою сто-
рону задобрить, потому что заводчики знают, что вся настоящая сила не в
ремонтере, а в том, если который имеет при себе настоящего конэсера. Я
же был, как докладывал вам, природный конэсер и этот долг природы испол-
нял совестно: ни за что я того, кому служу, обмануть не мог. И мой князь
это чувствовал и высоко меня уважал, и мы жили с ним во всем в полной
откровенности. Он, бывало, если проиграется где-нибудь ночью, сейчас ут-
ром как встанет, идет в архалучке ко мне в конюшню и говорит:
"Ну что, почти полупочтеннейший мой Иван Северьяныч! Каковы ваши де-
ла?" - он все этак шутил, звал меня почти полупочтенный, но почитал, как
увидите, вполне.
А я знал, что это обозначает, если он с такой шуткой идет, и отвечу,
бывало:
"Ничего, мол: мои дела, слава богу, хороши, а не знаю, как ваше сия-
тельство, каковы ваши обстоятельства?"
"Мои, - говорит, - так довольно гадки, что даже хуже требовать не на-
до".
"Что же это такое, мол, верно, опять вчера продулись по-анамеднешне-
му?"
"Вы, - отвечает, - изволили отгадать, мой полупочтеннейший, продулся
я-с, продулся".
"А на сколько, - спрашиваю, - вашу милость облегчило?"
Он сейчас же и ответит, сколько тысяч проиграл, а я покачаю головою
да говорю:
"Продрать бы ваше сиятельство хорошо, да некому".
Он рассмеется и говорит:
"То и есть, что некому".
"А вот ложитесь, мол, на мою кроватку, я вам чистенький кулечек в го-
лову положу, а сам вас постегаю".
Он, разумеется, и начнет подъезжать, чтобы я ему на реванж денег дал.
"Нет, ты, - говорит, - лучше меня не пори, а дай-ка мне из расходных
денег на реванжик: я пойду отыграюсь и всех обыграю".
"Ну уж это, - отвечаю, - покорно вас благодарю, нет уже, играйте, да
не отыгрывайтесь".
"Как, благодаришь? - начнет смехом, а там уже пойдет сердиться: - Ну,
пожалуйста, - говорит, - не забывайся, прекрати надо мною свою опеку и
подай деньги".
Мы спросили Ивана Северьяныча, давал ли он своему князю на реванж?
- Никогда, - отвечал он. - Я его, бывало, либо обману: скажу, что все
деньги на овес раздал, либо просто со двора сбегу.
- Ведь он на вас небось, за это сердился?
- Сердился-с; сейчас, бывало, объявляет: "Кончено-с; вы у меня, полу-
почтеннейший, более не служите".
Я отвечаю:
"Ну и что же такое, и прекрасно. Пожалуйте мой паспорт".
"Хорошо-с, - говорит, - извольте собираться: завтра получите ваш пас-
порт".
Но только назавтра у нас уже никогда об этом никакого разговору
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг