Михаил Юрьевич Лермонтов
Ашик-Кериб
Давно тому назад в городе Тифлизе (Тифлис, старинное название Тбилиси. -
Ред.) жил один богатый турок. Много аллах дал ему золота, но дороже золота
была ему единственная дочь Магуль-Мегери. Хороши звезды на небеси, но за
звездами живут ангелы, и они еще лучше, так и Магуль-Мегери была лучше всех
девушек Тифлиза.
Был также в Тифлизе бедный Ашик-Кериб. Пророк не дал ему ничего, кроме
высокого сердца и дара песен; играя на саазе (балалайка турецкая) и прославляя
древних витязей Туркестана, ходил он по свадьбам увеселять богатых и
счастливых. На одной свадьбе он увидал Магуль-Мегери, и они полюбили друг
друга. Мало было надежды у бедного Ашик-Кериба получить ее руку, - и он стал
грустен, как зимнее небо.
Вот раз он лежал в саду под виноградником и наконец заснул. В это время
шла мимо Магуль-Мегери с своими подругами; и одна из них, увидав спящего ашика
(балалаечника), отстала и подошла к нему.
Что ты спишь под виноградником, - запела она, - вставай, безумный, твоя
газель идет мимо.
Он проснулся - девушка порхнула прочь, как птичка. Магуль-Мегери слышала
ее песню и стала ее бранить.
- Если б ты знала, - отвечала та, - кому я пела эту песню, ты бы меня
поблагодарила: это твой Ашик-Кериб.
- Веди меня к нему, - сказала Магуль-Мегери.
И они пошли. Увидав его печальное лицо, Магуль-Мегери стала его спрашивать
и утешать.
- Как мне не грустить, - отвечал Ашик-Кериб, - я тебя люблю, и ты никогда
не будешь моею.
- Проси мою руку у отца моего, - говорила она, - и отец мой сыграет нашу
свадьбу на свои деньги и наградит меня столько, что нам вдвоем достанет.
Хорошо, - отвечал он, - положим, Аяк-Ага ничего не пожалеет для своей
дочери; но кто знает, что после ты не будешь меня упрекать в том, что я ничего
не имел и тебе всем обязан. Нет, милая Магуль-Мегери, я положил зарок на свою
душу: обещаюсь семь лет странствовать по свету и нажить себе богатство либо
погибнуть в дальних пустынях; если ты согласна на это, то по истечении срока
будешь моею.
Она согласилась, но прибавила, что если в назначенный день он не вернется,
то она сделается женою Куршуд-бека, который давно уж за нее сватается.
Пришел Ашик-Кериб к своей матери; взял на дорогу ее благословение,
поцеловал маленькую сестру, повесил через плечо сумку, оперся на посох
странничий и вышел из города Тифлиза. И вот догоняет его всадник, - он
смотрит: это Куршуд-бек.
- Добрый путь! - кричал ему бек. - Куда бы ты ни шел, странник, я твой
товарищ.
Не рад был Ашик своему товарищу, но нечего делать. Долго они шли вместе,
наконец завидели перед собою реку. Ни моста, ни броду.
- Плыви вперед, - сказал Куршуд-бек - я за тобою последую. Ашик сбросил
верхнее платье и поплыл. Переправившись, глядь назад-о горе! О всемогущий
Аллах! - Куршуд-бек, взяв его одежды, ускакал обратно в Тифлиз, только пыль
вилась за ним змеею по гладкому полю.
Прискакав в Тифлиз, несет бек платье Ашик-Кериба к его старой матери.
- Твой сын утонул в глубокой реке, - говорит он, - вот его одежда.
В невыразимой тоске упала мать на одежды любимого сына и стала обливать их
жаркими слезами; потом взяла их и понесла к нареченной невестке своей,
Магуль-Мегери.
- Мой сын утонул, - сказала она ей. - Куршуд-бек привез его одежды; ты
свободна.
Магуль-Мегери улыбнулась и отвечала:
- Не верь, это все выдумки Куршуд-бека; прежде истечения семи лет никто не
будет моим мужем.
Она взяла со стены свою сааз и спокойно начала петь любимую песню бедного
Ашик-Кериба.
Между тем странник пришел бос и наг в одну деревню. Добрые люди одели его
и накормили; он за это пел им чудные песни. Таким образом переходил он из
деревни в деревню, из города в город, и слава его разнеслась повсюду. Прибыл
он наконец в Халаф. По обыкновению, взошел в кофейный дом, спросил сааз и стал
петь. В это время жил в Халафе паша, большой охотник до песельников. Многих к
нему приводили, - ни один ему не понравился. Его чауши (слуги. - Ред.)
измучились, бегая по городу. Вдруг, проходя мимо кофейного дома, слышат
удивительный голос. Они туда.
- Иди с нами к великому паше, - закричали они, - или ты отвечаешь нам
головою!
- Я человек вольный, странник из города Тифлиза, - говорит Ашик-Кериб, -
хочу пойду, хочу нет; пою, когда придется, - и ваш паша мне не начальник.
Однако, несмотря на то, его схватили и привели к паше.
- Пой, - сказал паша.
И он запел. И в этой песне он славил свою дорогую Магуль-Мегери; и эта
песня так понравилась гордому паше, что он оставил у себя бедного Ашик-Кериба.
Посыпалось к нему серебро и золото, заблистали на нем богатые одежды.
Счастливо и весело стал жить Ашик-Кериб и сделался очень богат. Забыл он свою
Магуль-Мегери или нет, не знаю, только срок истекал. Последний год скоро
должен был кончиться, а он и не готовился к отъезду.
Прекрасная Магуль-Мегери стала отчаиваться. В это время отправлялся один
купец с караваном из Тифлиза с сорока верблюдами и восьмьюдесятью
невольниками. Призывает она купца к себе и дает ему золотое блюдо.
- Возьми ты это блюдо, - говорит она, - и в какой бы ты город ни приехал,
выставь это блюдо в своей лавке и объяви везде, что тот, кто признается моему
блюду хозяином и докажет это, получит его и вдобавок вес его золотом.
Отправился купец, везде исполнял поручение Магуль-Мегери, но никто не
признался хозяином золотому блюду. Уж он продал почти все свои товары и
приехал с остальными в Халаф. Объявил он везде поручение Магуль-Мегери.
Услыхав это, Ашик-Кериб прибегает в караван-сарай (постоялый и торговый двор
на Востоке. - Ред.): и видит золотое блюдо в лавке тифлизского купца.
- Это мое! - сказал он, схватив его рукою.
- Точно твое, - сказал купец, - я узнал тебя, Ашик-Кериб. Ступай же скорее
в Тифлиз, твоя Магуль-Мегери велела тебе сказать, что срок истекает, и если ты
не будешь в назначенный день, то она выйдет за другого.
В отчаянии Ашик-Кериб схватил себя за голову: оставалось только три дня до
рокового часа. Однако он сел на коня, взял с собой суму с золотыми монетами -и
поскакал, не жалея коня. Наконец измученный бегун упал бездыханный на Арзинган
горе, что между Арзиньяном и Арзерумом. Что ему было делать: от Арзиньяна до
Тифлиза два месяца езды, а оставалось только два дня.
- Аллах всемогущий! - воскликнул он.- Если ты уж мне не поможешь, то мне
нечего на земле делать!
И хочет он броситься с высокого утеса. Вдруг видит внизу человека на белом
коне и слышит громкий голос:
- Оглан (юноша. - Ред.), что ты хочешь делать?
- Хочу умереть, - отвечал Ашик.
- Слезай же сюда, если так, я тебя убью. Ашик спустился кое-как с утеса.
- Ступай за мною, - сказал громко всадник.
- Как я могу за тобою следовать, - отвечал Ашик, - конь твой летит, как
ветер, а я отягощен сумою.
- Правда. Повесь же суму свою на седло мое и следуй. Отстал Ашик-Кериб,
как ни старался бежать.
- Что ж ты отстаешь? - спросил всадник.
- Как же я могу следовать за тобою, твой конь быстрее мысли, а я уж
измучен.
- Правда; садись же сзади на коня моего и говори всю правду: куда тебе
нужно ехать?
- Хоть бы в Арзерум поспеть нынче, - отвечал Ашик.
- Закрой же глаза.
Он закрыл.
- Теперь открой.
Смотрит Ашик: перед ним белеют стены и блещут минареты Арзерума.
- Виноват, Ага, - сказал Ашик, - я ошибся, я хотел сказать, что мне надо в
Каре.
- То-то же, - отвечал всадник ,- я предупредил тебя, чтоб ты говорил мне
сущую правду. Закрой же опять глаза... Теперь открой.
Ашик себе не верит в то, что это Каре. Он упал на колени и сказал:
- Виноват, Ага, трижды виноват твой слуга Ашик-Кериб; но ты сам знаешь,
что если человек решился лгать с утра, то должен лгать до конца дня: мне
по-настоящему надо в Тифлиз.
- Экой ты неверный! - сказал сердито всадник. - Но нечего делать, прощаю
тебя: закрой же глаза. Теперь открой, - прибавил он по прошествии минуты.
Ашик вскрикнул от радости: они были у ворот Тифлиза. Принеся искреннюю
свою благодарность и взяв свою суму с седла, Ашик-Кериб сказал всаднику:
- Ага, конечно, благодеяние твое велико, но сделай еще больше; если я
теперь буду рассказывать, что в один день поспел из Арзиньяна в Тифлиз, мне
никто не поверит; дай мне какое-нибудь доказательство.
- Наклонись, - сказал тот, улыбнувшись, - и возьми из-под копыта коня
комок земли и положи его за пазуху; и тогда, если не станут верить истине слов
твоих, то вели привести к себе слепую, которая семь лет уж в этом положении,
помажь ей глаза - и она увидит.
Ашик взял кусок земли из-под копыта белого коня, но только он поднял
голову - всадник и конь исчезли. Тогда он убедился в душе, что его покровитель
был не кто иной, как Хадерилиаз (св. Георгий. - Ред.).
Только поздно вечером Ашик-Кериб отыскал дом свой. Стучит он в двери
дрожащею рукою, говоря:
- Ана, ана (мать), отвори: я божий гость; и холоден и голоден; прошу, ради
странствующего твоего сына, впусти меня. Слабый голос старухи отвечал ему:
- Для ночлега путников есть дома богатых и сильных; есть теперь в городе
свадьба - ступай туда! Там можешь провести ночь в удовольствии.
- Ана, - отвечал он, - я здесь никого знакомых не имею и потому повторяю
мою просьбу: ради странствующего твоего сына, впусти меня!
Тогда сестра его говорит матери:
- Мать, я встану и отворю ему двери.
- Негодная! - отвечала старуха. - Ты рада принимать молодых людей и
угощать их, потому что вот уже семь лет, как я от слез потеряла зрение.
Но дочь, не внимая ее упрекам, встала, отперла двери и впустила
Ашик-Кериба. Сказав обычное приветствие, он сел и с тайным волнением стал
осматриваться. И видит он, на стене висит, в пыльном чехле, его сладкозвучная
сааз. И стал он спрашивать у матери:
- Что висит у тебя на стене?
- Любопытный ты гость, - отвечала она, - будет и того, что тебе дадут
кусок хлеба и завтра отпустят тебя с богом.
- Я уж сказал тебе, - возразил он, - что ты моя родная мать, а это сестра
моя, и потому прошу объяснить мне, что это висит на стене?
- Это сааз, сааз, - отвечала старуха сердито, не веря ему.
- А что значит сааз?
- Сааз то значит, что на ней играют и поют песни.
И просит Ашик-Кериб, чтобы она позволила сестре снять сааз и показать ему.
- Нельзя, - отвечала старуха, - это сааз моего несчастного сына; вот уже
семь лет она висит на стене, и ничья живая рука до нее не дотрагивалась.
Но сестра его встала, сняла со стены сааз и отдала ему. Тогда он поднял
глаза к небу и сотворил такую молитву:
- О всемогущий Аллах! Если я должен достигнуть до желаемой цели, то моя
семиструнная сааз будет так же стройна, как в тот день, когда я в последний
раз играл на ней! - И он ударил по медным струнам, и струны согласно
заговорили; и он начал петь: -Я бедный Кериб (нищий) - и слова мои бедны; но
великий Хадерилиаз помог мне спуститься с крутого утеса, хотя я беден и бедны
слова мои. Узнай меня, мать, своего странника.
После этого мать его зарыдала и спрашивает его:
- Как тебя зовут?
- Рашид (храбрый), - отвечал он.
- Раз говори, другой раз слушай, Рашид, - сказала она, - своими речами ты
изрезал сердце мое в куски. Нынешнюю ночь я во сне видела, что на голове моей
волосы побелели, а вот уж семь лет, я ослепла от слез. Скажи мне ты, который
имеешь его голос, когда мой сын придет?
И дважды со слезами она повторила ему просьбу. Напрасно он называл себя ее
сыном, но она не верила. И спустя несколько времени просит он:
- Позволь мне, матушка, взять сааз и идти, я слышал, здесь близко есть
свадьба: сестра меня проводит; я буду петь и играть, и все, что получу,
принесу сюда и разделю с вами.
- Не позволю, - отвечала старуха, - с тех пор, как нет моего сына, его
сааз не выходила из дому.
Но он стал клясться, что не повредит ни одной струны.
- А если хоть одна струна порвется, - продолжал Ашик, - то отвечаю моим
имуществом.
Старуха ощупала его сумы и, узнав, что они наполнены монетами, отпустила
его. Проводив его до богатого дома, где шумел свадебный пир, сестра осталась у
дверей слушать, что будет.
В этом доме жила Магуль-Мегери, и в эту ночь она должна была сделаться
женою Куршуд-бека. Куршуд-бек пировал с родными и друзьями, а Магуль-Мегери,
сидя за богатою чапрой (занавес) с своими подругами, держала в одной руке чашу
с ядом, а в другой острый кинжал: она поклялась умереть прежде, чем опустит
голову на ложе Куршуд-бека. И слышит она из-за чапры, что пришел незнакомец,
который говорил:
- Селям алейкюм! Вы здесь веселитесь и пируете, так позвольте мне, бедному
страннику, сесть с вами, и за то я спою вам песню.
- Почему же нет, - сказал Куршуд-бек. - Сюда должны быть впускаемы
песельники и плясуны, потому что здесь свадьба: спой же что-нибудь Ашик
(певец), и я отпущу тебя с полной горстью золота.
Тогда Куршуд-бек спросил его:
- А как тебя зовут, путник?
- Шинды-Гёрурсез (скоро узнаете).
- Что это за имя! - воскликнул тот со смехом. - Я в первый раз такое
слышу.
- Когда мать моя была мною беременна и мучилась родами, то многие соседи
приходили к дверям спрашивать, сына или дочь бог ей дал; им отвечали
-шинды-гёрурсез (скоро узнаете). И вот поэтому, когда я родился, мне дали это
имя. - После этого он взял сааз и начал петь: - В городе Халафе я пил
мисирское вино, но бог дал мне крылья, и я прилетел сюда в день.
Брат Куршуд-бека, человек малоумный, выхватил кинжал, воскликнув:
- Ты лжешь! Как можно из Халафа приехать сюда?
- За что ж ты меня хочешь убить? - сказал Ашик. - Певцы обыкновенно со
всех четырех сторон собирают в одно место; и я с вас ничего не беру, верьте
мне или не верьте.
- Пускай продолжает, - сказал жених. И Ашик-Кериб запел снова:
- Утренний намаз творил я в Арзиньянской долине, полуденный намаз в городе
Арзеруме; пред захождением солнца творил намаз в городе Карее, а вечерний
намаз в Тифлизе. Аллах дал мне крылья, и я прилетел сюда; дай бог, чтоб я стал
жертвою белого коня, он скакал быстро, как плясун по канату, с горы в ущелья,
из ущелья на гору; Маулям (создатель) дал Ашику крылья, и он прилетел на
свадьбу Магуль-Мегери.
Тогда Магуль-Мегери, узнав его голос, бросила яд в одну сторону, а кинжал
в другую.
- Так-то ты сдержала свою клятву, - сказали ее подруги. - Стало быть,
сегодня ночью ты будешь женою Куршуд-бека?
- Вы не узнали, а я узнала милый мне голос, - отвечала Магуль-Мегери, и,
взяв ножницы, она прорезала чапру. Когда же посмотрела и точно узнала своего
Ашик-Кериба, то вскрикнула, бросилась к нему на шею, и оба упали без чувств.
Брат Куршуд-бека бросился на них с кинжалом, намереваясь заколоть обоих,
но Куршуд-бек остановил его, промолвив:
- Успокойся и знай: что написано у человека на лбу при рождении, того он
не минует.
Придя в чувство, Магуль-Мегери покраснела от стыда, закрыла лицо рукою и
спряталась за чапру.
- Теперь точно видно, что ты Ашик-Кериб, - сказал жених, - но поведай, как
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг