Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
нужного слова, самого оскорбительного, самого губительного из всех.
   Вдруг он замахнулся, высоко подкинув брови, но не ударил, а  выскочил
опять туда, на крыльцо, откуда пришел. Созерцание собственной раны дава-
ло ему большее удовлетворение, чем раскаяние Анны.
   А та постояла одна в потемках  избы,  прислушиваясь  к  начинавшемуся
дождю и мычанью недоеной коровы. Вдруг, помимо воли, вспомнила, как сем-
надцать лет назад - Анна была еще девочкой, многого не понимала - трави-
ла тетка Прасковья пьянствующего  свекра:  запекала  рубленую  щетину  в
хлеб. Мысль об этом отрезвила Анну и согнала с нее тусклый налет  тоски.
Она подняла лицо к потолку и, устало улыбнувшись, сказала вслух:
   - ...что ж ты меня гонишь?.. Стреляная баба что собака; кто погладил,
тот и хозяин... Эх, Егорка! - Потом она сняла подойник со стены и, пере-
валиваясь бедрами, пошла доить корову.
   Вскоре после того как-то случаем встретилась Анна с Петькой  Грохото-
вым: Петька песни пел, как никто, был неженат - невеселых песен  не  ве-
дал, он-то и убаюкал и приютил бездомное Аннушкино сердце. Снова до  са-
мого донышка норовой своей души наполнилась Анна любовью. И уже никто не
проведал, что в третий и последний раз цвела Анна.
   ...да мир помешал. К жнитву темные слухи разбежались  по  мужиковским
избам: будут церкви закрывать и подвешивать печатки, будут хлеб отнимать
весь начисто. И как бы в подтвержденье россказней, собрали  однажды  под
вечер сход для выслушанья речей уездного человека. Васятка Лызлов  ходил
по селу и усердно свиристел в тот самый роговой  свисток,  которым  ког-
да-то собирал сходы Прохор Стафеев.
   Сельчане собирались лениво, однако  пришли  все.  Став  поодаль,  они
подглядывали из-под козырьков и платков за всеми случайными и  неслучай-
ными движеньями наезжего. А тот, путаясь в  длинных  полах  брезентового
своего пальто, ходил взад и вперед вдоль Сигнибедовского амбара, тер ру-
ки и сам украдкой разглядывал мужиков.  Глаза  у  него  были  усталые  и
чуть-чуть напуганные. Минутами казалось, что он хочет сказать вот тут же
сразу что-то очень хорошее, такое, чему не место на митингах, где  крик.
Он останавливался, чесал себе лоб и снова с утроенным рвением принимался
ходить туда и сюда. Матвей Лызлов, председатель, с двумя красноармейцами
из трех, приехавших с гостем, притащили из исполкома стол и две табурет-
ки. Исполкомские о чем-то совещались.
   А среди девок шли разговоры, чужие и насмешливые:
   - Нос-то, у него, у моргослепа,  глядите,  девоньки,  ровно  молоток!
Ишь, руки-те натирает.
   - С холоду трет! У них теперь в городу-т осьмушкой дразнятся, -  фыр-
кала в край головного платка другая, Праскутка.
   Третья хохотала не совсем без причины:
   - Жара, а он в пальте приехал!..
   Бабы сказывали про свое:
   - Ой, с чего это глаз у меня обчесался совсем... До дырки дочешу!
   - К слезам, бабонька, - чинно говорила брюхатая Рублевская молодайка.
   Мужики - свое:
   - В Попузине на прошлой неделе Серега обирал. Скажи,  хоть  бы  мешок
оставил! Тетерину весь сад перекопал, искамши. Сам и рыл!.. -  повество-
вал Бегунов. Опущенное веко придавало ему со стороны вид уснулой рыбы.
   - Почему б ему не рыть, не сам ведь сажал. Ишь рожу-т отростил, в три
дни не оплюешь! - сказал не в меру громко другой и, видимо, сам испугал-
ся своей решимости.
   - Вот и до нас доберутся, - подсказал Семен, стоявший тут же. -  Сами
и отдадите!
   - Да ведь как не отдашь-те? - вздохнул тот, смелый: - ведь требуют!
   Тем временем Васятка, сидя с самым насупленным видом за столом,  шеп-
тал что-то в ухо исполкомскому писарю, Козьме Мурукову. Муруковский  ка-
рандаш, понукаемый Васяткой и время от времени обсасываемый  владельцем,
отчего оставались лиловые пятна на губах, как угорелый, носился по бума-
ге. Васятка тоже имел уже лиловое пятно карандаша на щеке. Тут  как  раз
Лызлов влез на незанятую табуретку - гость предпочитал  ходить,  вытянул
руку вперед, переглянулся с гостем, можно ли начинать, цыкнул на воркот-
ливую шопотню баб и предложил выбрать председателя.
   - Попа Ивана! - сказал в тишине измененный голос сзади.
   - Товарищи, кто это сказал?.. - закричал  Васятка,  весь  задрожав  и
подскакивая на табуретку к отцу. - Клеймите, товарищи, таких!  Это  есть
несознание момента...
   - Матвея Лызлова, - чернильными губами предложил Муруков, не  отрыва-
ясь от бумаги.
   - Мне нельзя... Из своей среды выбирайте, - сухо отчеканил Лызлов.
   - Ну-к Поболтая! - сказал Федор Чигунов, брат Афанаса.
   "Поболтай-что-нибудь" - было  прозвищем  советского  мужика  Пантелея
Чмелева, всегда склонного к рассуждениям как об научном, так  и  ненауч-
ном.
   - Поболтая, Поболтая... - закричали мужики, с хохотом встретив  пред-
ложенье Чигунова.
   - Ваську! - сказал Сигнибедов со злостью. - Он идейный... хочь  отцу,
хочь матери в морду даст. Ваську!
   Васятка слышал и стоял за столом со стиснутыми губами, то краснея, то
бледнея. Быстрые глаза его метали  молнии  в  неуязвимую  Сигнибедовскую
толстоту. Рука его рассеянно почесывала щеку, точно  догадалась  соскоб-
лить чернильное пятно. Он наклонился к чмелевскому уху и настойчиво  по-
шептал ему что-то.
   Мужиковский выбор остановился все же на коротконогом Чмелеве, который
и не замедлил влезть на табуретку.
   - Итак, мужички, я ваш председатель. Очень хорошо,  прошу  меня  слу-
шаться! - начал он, блестя веселыми глазами. - Во-первых, мужички,  пос-
тупило объявление от одного тут из товарищей... - он покосился на Васят-
ку, как бы спрашивая, правильно ли передает он Васяткины  слова:  -  ...
удалить Сигнибедова-гражданина совсем вон отседа. Он как есть бывший ку-
лак и понамарь... Как вы на это, мужички, посмотрите, а?
   Мужики молчали. Приезжий гость почесал длинный свой нос и  озабоченно
скривил губы. Полаяла вдалеке собака. Вздохнула баба. Скрипнул под  Чме-
левым табурет.
   - Не за то ль ты меня, Васятка, и гонишь, что я тебе в четвертом годе
пряников не дал?.. - спросил, весь багровый, Сигнибедов. -  Ну,  постой,
доживешь до пряничка! - Сигнибедов уходил, не дожидаясь  решенья  схода,
и, как у разбитого ударом, подрагивала у него правая, висевшая вдоль те-
ла, рука.
   - Товарищи, он грозится! Вы слышали, товарищи?.. - горячился Васятка,
чуть не плача. - Товарищи, общественное порицание ему...
   - Ничего, ничего... уходи, Павел Степаныч. Опосля расскажем! - прими-
рительно закричали мужики вослед уходящему.
   Пантелей Чмелев, закрасневшись так, словно бодягой в этот  промежуток
щеки натер, залпом выпалил все, вычитанное за неделю из газет, потом ти-
хо и скромно прибавил немного своего, и это бедное свое  стоило  гораздо
больше всего прежде сказанного им. Мужики внимали, но, стыдясь искренних
глаз Чмелева, скрывали свое вниманье смехом.
   - Мужик, а петушисто язык подвязан! - восхитился Савелий, толкая сына
в бок.
   - И какую ты кашу ешь, что ты такой умный! - крикнул Лука Бегунов.
   - Про Марсию валяй! - крикнул дядя Лаврен, стоя невдалеке от наезжего
гостя, и, заметив удивленный взгляд его, объяснил охотно: - Он  все  про
Марсию нас убеждает, будто и там люди живут... А мы ему не верим;  этого
и у нас, думаем, вполне хватает, чтоб еще на небо такое же сажать!
   - А верно, хвати-ко про Марсию! - посоветовал и сам  черный  Гарасим,
копаясь огромным пальцем в бороде и высматривая исподлобья.
   За Чмелевым вслед влез на табуретку Васятка Лызлов. Но он так разбры-
кался в первые же пять минут, что казалось - вот-вот из себя выскочит  и
полетит. Отец взял его сзади за рубаху и, стащив с табуретки,  попридер-
жал малость, пока не улегся  Васяткин  пыл.  И  тотчас  же  после  этого
объявил Лызлов-старший, что будет говорить наезжий в Воры гость, уездный
продкомиссар!
   Все еще широко улыбаясь над Васяткиной неудачей, гость стал  говорить
не влезая на табуретку. И с первого же его слова оборвалась веселость  у
мужиков. Бороды  помрачнели,  безбородые  насупились,  сдвигаясь  тесным
кольцом.
   - ...про разверстку будет говорить, - предупредил шопотом кто-то  ко-
го-то, но сообщение это мигом разраслось в шум, и шум этот  почти  мгно-
венно докатился до самых краев сельской площади.
   Наезжий, оказавшийся и в самом деле уездным продкомиссаром,  в  подт-
верждение чего Муруков издали показал мужикам бумагу,  припечатанную  не
однажды серпом и молотом, не Чмелевского нрава был человек.  Говоря,  он
все время сбивался с сухого тона на какой-то искренний, открытый, и тог-
да кидал слова сотнями, как одуванчик семена на ветер, в слепой надежде,
что хоть одно процветет. Мужики видели, что порой продкомиссар вдруг ос-
танавливался на полуслове, точно вспоминал какой-то наказ, и начинал го-
ворить по-иному, - слова начинал отсчитывать резко и четко, как бусы  на
нитке. Лицо его тогда из бледного становилась красным, и глаза,  усталые
как бы после тысячи бессонных ночей,  начинали  виновато  моргать.  Если
Чмелев любил поиграть непонятным словом, как ребенок играет с незнакомой
игрушкой, этот теперь расставлял слова, как солдат перед боем.
   - ...пути-де к победам трудами выщебенены. Голодает-де рабочий,  брат
и сын ваш. Люди злые, в трудовой правде неправые, хотят  ядовитым  зубом
взять нас, идут полчищами, несут смерть. Красная-де армия разута и  раз-
дета, хлеба у мужика просит. "Дай хлеба, братишка! Отвоюем - отработаем,
один у нас с тобой кошель!.." Хлеб нужен. Не будет хлеба -  мрак  будет.
Мрак будет - мор будет. А там и предел всякой гибели: воссядет вновь  на
мужиковскую спину всякая явная и неявная насекомая тля...
   Долго говорил наезжий. Где-то по заоколицам играл повечерие на  домо-
дельной свирели Фрол Попов, на ночь приганивая скотину. И  уже  соглаша-
лись Воры, крутя лбами, что и впрямь невыгода отдаваться наново Свинули-
ным в помыканье... Как вдруг, разойдясь и вспомнив наказ из уезда - речи
вести твердые и суровые, чтоб не почувствовал мужик какой-либо  несвоев-
ременной потачки, ругнул наезжий гость проклятых дезертиров, ютившихся в
ближних к Ворам лесах и пригрозил мерами особой строгости всем, кто име-
ет сношения с ними.
   Сход заволновался, бородачи, все как один, повернулись к  гостю  чуть
не спинами, а Прохор Стафеев, старик белой и аршинной бороды, подошел  к
наезжему вплотную и, руку положив на плечо ему, сказал спокойно и  твер-
до:
   - Ты, федя! тинтиль-винтиль, дезертиров-те не особо  ругай.  Это  все
сыновья наши! Как же нам с сыновьями слова не иметь? Ты приехал  плести,
ну и плети, а грозить не грози. Нас и при царе тяпали,  тинтиль-винтиль,
да мы не молчали...
   Словно только этого и ждали остальные, закричали враз:
   - ...сами овсяны высевки жрем, что лошади! - очень тоненько.
   - Про это нам дедушка Адам врал, да мы не верили! - хрипучим басом.
   - Товарищи, держите тишину!.. - надрывался со своей табуретки  Панте-
лей Чмелев, с тоской поглядывая на Мурукова, все писавшего  и  писавшего
что-то. - Просите слова, кажному дам высказаться!..
   - ...озимь вымокла... капусту улита поела... - неслось с бабьей  сто-
роны.
   - А у меня тетка вот горбатенька, - деланно сиротливым  тоном  сказал
Федор Чигунов, выходя наперед и опираясь на Муруковский  стол.  -  И  за
тетку мне платить?.. - вдруг он вырвал бумагу из-под руки писаря и, пор-
вав в клочки, бросил себе под ноги.  -  Довольно  тебе  писать,  Кузьма!
Все-то ты пишешь, а про что - не знаем, - сказал Чигунов  холодно.  -  А
может ты донесение на нас пишешь, что-де противится народ?..
   Кузьма вскочил и переглядывался с Лызловым и  продкомиссаром.  Матвей
Лызлов побежал зачем-то к исполкому. Васятка напрасно взывал к мужиковс-
кой сознательности, выискивая в гудящей толпе  хоть  пару  сочувствующих
глаз. Таких не было, - мужики глядели в землю, некоторые расходились, но
у всех на устах была одна и та же мысль непримиримая и непокорная: мысль
о Зинкином луге. Чмелев ускоренным ходом заканчивал собрание  и  сконфу-
женно читал резолюцию о всемерной поддержке, о сознательном отношении  к
моменту и о прочем. Те из мужиков, которые оставались, в  нехорошей  за-
думчивости, чесали бороды, затылки, пазухи и зады. Расходились  кучками,
по-двое и по-трое, не дождавшись конца.
   Да и сам продкомиссар, поугрюмевший сразу до последней степени,  нап-
равлялся к исполкому в сопровожденьи Пети Грохотова, стараясь не оберты-
ваться ни на мужиков, ни на старуху, приставшую с чем-то сзади.  Продко-
миссар был человеком неплохим, добрым и честным,  но  городской;  дважды
был ранен на гражданских фронтах. И одну пулю, третью, носил где-то  под
дыханьем, где мать ребенка носит. Эта третья и придавала ему порой твер-
дость, которой, вообще говоря, в натуре у него не было. Когда был назна-
чен продовольственным комиссаром, понял одно: отбиваться  голыми  руками
от ярых генеральских ватаг легче, чем путешествовать вот так, по  дерев-
ням, с продовольственным отрядом. К исполкому идя, в который уже раз за-
давал он себе вопрос вслух, чтоб вслух и ответить: о чем они думают?..
   - Кто это? - спросил Петя Грохотов, неся навыкат мощную свою грудь.
   - Да мужики... О чем они молчат? - повторил комиссар.
   - О чем им думать? - усмехнулся Грохотов. - Им думать-то некогда, они
работают... Скотинка безъязычная и та больше думает у них!
   - А вы что?.. пили сегодня? - спросил, морщась, продкомиссар.
   Из Петина рта явственно донесло до него душным сивушным запахом.
   - А попробуй тут не выпивать, - с задором вскинул голову  Петя.  -  Я
вот уж сколько здесь! В нашем деле не обойтись. Винт, коли его не смазы-
вать, в час при хорошей работе сработаться может. А сколько на тебя  га-
ек, сказать, за неделю-то навернут! Тут уж на то пошло, кто кого переуп-
рямит...
   Когда они всходили на крыльцо, продкомиссар  обернулся  к  приставшей
старухе:
   - Ну, чего тебе, бабка? Метешься, ровно хвост...
   - Не хвост, а бабушка тебе, голубчик! Ослобони ты меня,  батюшка,  от
грамоты. Бабы-те засмеяли вконец. Тебя, сказывают, Егоровна, грамоте те-
перь будут обучать... - зашамкала старуха, отчаявшаяся в своем  невидан-
ном горе, и смахнула слезу. - Зубов-те у меня, батюшка, уж нету...  Куды
мне грамота? А я тебе... - и тут старухино лицо приняло плутоватый отте-
нок: - ...а я тебе, голубок, чулочки свяжу,  тепленьки!  Шерстка-то  еще
осталась у мене...
   И от жалости и от смеха где-то в груди защемило у продкомиссара:
   - Я не по той части, бабушка! По грамоте - это к другому... Я по хле-
бу!
   - А?.. Прости, батюшка, глуха стала, полудурка совсем...  -  засуети-
лась старуха, деловито приставляя свое большое морщинистое ухо к  самому
продкомиссарову рту.
   - Я не по той части... Я по хлебу!! - закричал ей в глухое ухо  прод-
комиссар, почему-то избегая жалобного старухина взгляда.
   - Ну и ну, лебедочек мой, - успокоенно запела бабка, кивая головой. -
А то совсем меня, старую, зашпыняли! И ситчику, слышь, выдавать  не  бу-
дут?..
   ...Далеко за полночь горел свет в исполкомской избе. Продкомиссар си-
дел за Лызловским столом, положив голову на руки, и  глядел  на  прямой,
желтый огонь коптилки. На столе перед ним лежал листок, а на листке  был
нацарапан донос на Васятку Лызлова:
   "...Как я сочувствую... готов помереть, то я и  спрашиваю,  правильно
ли так. Васятка Лызлов гонит самогон в лесной  избе,  тайно  от  отца...
продает на царские деньги, несмотря что деньги ничто, кроме как  бумага.
Я его спросил, зачем ты, Васятка... он объяснил... хочу  ехать  в  город
учиться... а как у него денег нет, то и хочет... Как я сочувствую, то  и
спрашиваю... разве это советская работа... самогон гнать..."
   Был этот безграмотный клочок без подписи. А другой клочок, грамотный,
мелко исписанный чернильной тиной и лежавший рядом с этим,  имел  полную
подпись продкомиссара и гласил так:
   "...Прошу  отстранить  меня...  от  занимаемой  должности...  несоот-
ветствие. Предлагаю... на гражданский фронт, принимая во внимание незна-
чительные хотя бы мои заслуги перед... Сам  происходя  из  крестьянского
сословия, но оторванный от него  городом,  затрудняюсь  вести  работу  в
крестьянской среде..."
   Продкомиссар перечел свое заявление трижды и при третьем разе зачерк-
нул слово "затрудняюсь", надписав поверх его "не могу". Посидев еще  ми-
нуты три он перечеркнул слова "не могу", но не сумел  подыскать  другого
слова в замещенье зачеркнутого. Тогда он собрал все  остатки  чернильной
тины на перо и жирно перечеркнул все заявление накрест, резко и необычно
властно для него самого.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг