командующему наследника. Этот негодяй побоялся, что моя слава помешает
ему, и донес, что, мол, я храбро оборонял город затем, чтобы во время
осады продавать государственное зерно на городских рынках! Сегодня
днем они подписали приказ о моем аресте!
Тут стража опомнилась. Баршаргу скрутили руки за спиной, привязали
к столбу. Нейен был сперва зол на Баршарга, хотел повесить его на виду
у всего войска. Но Рехетта приказал развязать пленника и отдал ему
меч. Все были поражены, поняли, что колдовство Рехетты опять их
спасает. А Баршарг сказал:
- Я хочу отомстить тем, кто меня предал. План мой состоит в
следующем. Все думают, что я отправился навстречу правительственным
войскам. Пусть Нейен завтра явится в Шемавер с пятитысячным отрядом,
будто бы сдаться, и захватит город. В это же время мой младший брат
проведет вас через Сизое ущелье в тыл правительственным войскам.
* * *
Через Сизое ущелье Рехетта отправил Даттама с трехтысячным
отрядом. Даттам умел обходиться с людьми: и полдня не прошло, а
проводник, младший брат Баршарга, уже не сводил с него влюбленных глаз
и болтал без умолку.
У входа в ущелье росла огромная желтая катальпа. Отрад подошел -
глядят, на катальпе кто-то висит. Оказалось - мертвец. Ну, мертвец и
мертвец, чего тут особенного? Даттама, однако, взяло сомнение:
- Отчего это он такой свежий?
Велел схватить проводника, повесить рядом и бить палками. Юноша
сначала упорствовал, потом сознался:
- Брат хотел заманить вас в ловушку, в ущелье - засада.
- Видно, эта сволочь и в самом деле торговала зерном! - воскликнул
тысячник Шемад.
Даттам кинулся в Анхель, но было уже поздно: на пути столкнулся с
бегущими повстанцами. Баршарг, увы, спрятал иглу в вате! Заманил
Нейена в свой город, перерезал его людей, переодел солдат в их одежду
и в ту же ночь на рассвете с безумной дерзостью проник в Анхель.
И надо же было такому случиться, что именно в эту ночь в Анхель
пришли храмовые баржи с рисом.
Некоторые потом говорили, что Рехетта заранее через своих
маленьких человечков знал, что Баршарг - изменник, и хотел погубить
Нейена и Даттама. Достоверно известно только одно: как войска Даттама
ушли от катальпы в зеленом ущелье, мертвец сорвался с ветки, хлопнулся
оземь и предстал перед Парчовым Старцем Бужвой:
- Даттам избег воли Неба. А почему? Потому что не верит не только
в богов, но и в людей... Разве это может быть терпимо?
* * *
Через неделю Даттам нарядился в зеленый плащ монаха-шакуника и
отправился в столицу провинции выяснять у храма Шакуника судьбу
купленного им риса. Была середина лета, сушь, в каналах и канавках
сухой гной: это Бажар разрушил дамбы левого Орха, и еще под самым
городом гусеницы перекрошили землю. Во рту у Даттама тоже стало сухо:
он почувствовал, что болен.
Даттам прошел по городу: объявлений новой власти никто не срывал и
не ел. В одном из объявлений за его голову давали две тысячи и
говорили, что это его огненные забавы спалили год назад рисовые
склады. Вдруг раздались радостные клики, загустела толпа. Даттам
подошел: посереди ликующего народа стоял человек в небесно-голубом
кафтане и читал такой указ:
- Отчего случилось восстание? Оттого, что чиновники прежней власти
угнетали народ. Души их почернели от жадности, зубы народа - от гнилых
корней. Увы! Мы, император Великого Света, небрежно исполняли веления
богов! Почему же коварные царедворцы не укоряли нас за это? Если бы
народ не угнетали и не обманывали - неужели бы взялись за оружие!
Что это? - стал расспрашивать Даттам, - и что же услышал! Как раз
в это время государь узнал о размерах бедствия и ужаснулся. Сместил
виновников с должностей, а иные умерли от огорчения. Господин Падашна,
мучимый раскаянием, отказался от должности наследника и удалился в
монастырь, а наследником государь по совету людей благоразумных избрал
своего троюродного племянника Харсому. Тот немедленно отправился в
Варнарайн во главе войск.
В списке чиновников, сопровождавших нового экзарха, значился и
Арфарра - не стал-таки монахом... У Даттама в голове все как-то
смеялось, он подумал: Харсома - мой друг, с Харсомой я договорюсь о
сдаче. Как Баршарг... Баршарг, стало быть, действовал тоже по приказу
Харсомы...
Даттам отправился в храм Шакуника.
У входа в храм людей было больше, чем травы в поле, - храм
раздавал голодающим рис. Главное здание храма стояло на площади, по
витой лесенке на колокольню бежал монах, и колокольня была такая
высокая, что, казалось, вместо колокола на ней повешено солнце. А сам
храм - как колесница: на восьми стенах - восемь колес, восемь колес о
восьми спицах, в каждой спице восемь шагов. Воры побоялись, власти
остереглись - хватать колесо за спицы...
Вдруг рядом - женский голос:
- Слышь, монашек, - а у входа в храм с утра чегой-то обыскивают...
Даттам вздрогнул и понял, чей рис храм раздает голодающим... Пошел
бочком из толпы. Глядь - в переулке конный патруль:
- Что-то этот монах больно похож на мятежника.
Тут же его схватили четверо за руки и поставили перед начальником.
Тот сидел на коне и держал меч в левой руке, а щит в правой. А
начальник, надо сказать, и не думал, что перед ним повстанец, а просто
накануне проигрался в кости и хотел получить с прохожего на отыгрыш.
- Ты кто таков?
Даттам промолчал, а в народе стали кричать:
- Совести у вас нет! Государь амнистию объявил, а вам - на аресте
нажиться...
Рядом со стражниками стоял мальчишка-разносчик, державший на
голове плоскую корзину с салатовыми кочанами и жареным гусем. Один из
стражников вытащил гуся из корзинки и начал есть. Тут разносчик
обиделся, - шварк корзинкой о голову стражника. Кочны так запрыгали по
мостовой. А Даттам вырвался из рук стражников, подскочил к начальнику
и ударил по щиту ногой. Щит прыгнул и своротил тому всю челюсть.
Другого стражника Даттам заколол ножом и бросился бежать.
- Вот это молодец! - кричали в толпе.
А Даттаму совсем стало плохо. Он добежал до городских ворот,
принял степенный вид и даже понять не может - это желтые куртки или
желтые пятна у ворот. Разобрался, наконец, что куртки. Потихоньку
прошел колоннадой синего храма и вылез из города по старому
водопроводу, разрушенному его машинами.
Даттам побежал по дороге прочь от столицы: солнце палило над самой
головой, все деревья покорежились и увяли, вдоль дороги - только
столбы с предписаниями и без тени. И у самого седьмого столба прямо
под иршахчановым оком - кучка всадников, и свернуть некуда.
Поравнялись; на переднем всаднике бирюзовый кафтан, трехцветный шнур
по оплечью, и глаза золотые, как яшмовая печать - секретарь экзарха,
Арфарра.
Арфарра оглядел бродячего монаха, побледнел и ткнул коня носком
сапога. Всадники поскакали дальше. Вдруг один из них обернулся и
говорит:
- Слушай, божья птичка, где это ты по такой жаре промок по пояс?
Неужто теперь из города выпускают только по водопроводу?
Тут, однако, иршахчаново око со столба подмигнуло Даттаму, и
дорога вспучилась, и Даттам вместо ответа упал ничком прямо в пыль...
А дух дорожного столба задернул око и доложил:
- Преступник схвачен. Обидно, однако, что обязанности за
чиновников земных выполняет лихорадка, да еще из варварской страны...
* * *
Даттаму чудились всякие ужасы, мертвецы на золотых ветвях,
приходил Мереник и хохотал: "Ну, так кто из нас неудачник..." , было
видно, что у секретарей в управе Бужвы - сероводород вместо крови.
Через неделю Даттам очнулся : каменный мешок, стены сочатся
слезой, как соевый сыр, руки склеены веревкой, а волосы и платье -
кровью и тухлым яйцом. Каждый день, пока он был без сознания,
стражники обкладывали его бычьими потрохами и били над ним гусиные
яйца, - лучшее средство против колдовства...
Вечером на Даттама надели белый плащ и снесли в судебную залу, где
по семи углам курились треножники и на письменном коврике прилежный
секретарь растирал тушь. Однако, надо сказать, от Даттама так мерзко
несло гусиной кровью, что даже аромат "мира и спокойствия" не помогал.
А в восьмом углу сидит человек - в простом платье без знаков различия,
брови - оправа, глаза - жемчужины, так и чувствуют собеседника.
Исхудавший, озабоченный - Харсома!
Стали оглашать обвинение. Читали долго, однако, о покупке риса у
храма не сказали ни слова, не сказали даже, что Даттама первый раз
взяли у храма и в монашеском плаще, а написали, что колдун проник в
город, чтоб навести порчу на цистерны с водой.
- Ты согласен с этим? - спросил Харсома.
Даттам вспомнил: не хватай колесо за спицы...
- Да, господин экзарх.
Стали опрашивать свидетелей. Мальчишка-разносчик показал:
- У меня в корзинке лежал салат витлуф и жареный гусь. Колдун
выхватил корзинку, закричал: "Оживи!" Гусь перевернулся и ожил, колдун
ухватил за хвост и полетел.
Тут, однако, у Даттама от казенных благовоний закружилась голова,
он потерял сознание и смертного приговора не слышал.
* * *
Меж тем дела у мятежников снова пошли на лад: Бажар и Рехетта
ссору свою, что называется, прикрыли шапкой. Бажар захватил половину
Иниссы, а Рехетта обложил столицу провинции и грозился, что превратит
в лягушку всякого, кто обидит племянника. Наследник Харсома приказал
не торопить с казнью и беречь Даттама, как золотую денежку. А
тюремщики боялись пророка и жалели его племянника.
Тюремщики кормили Даттам с ложечки и вздыхали:
- Вот ведь какая глупая доля у колдуна! Летает человек на облаках
и на треножниках, может обернуться уткой и барсуком, а окропишь его
гусиной кровью - и пропало все его умение. А любому мужику эта кровь
нипочем, лей, не лей, глупей не станет.
- А у меня сыну было бы столько же, совсем был молоденький
парнишечка: покойный наместник затравил его собаками.
Как-то раз Даттам проснулся чистенький, как луна в колодце.
Тюремщики собрались вокруг и рассказывали друг другу про него басни.
- Не думай, - сказал один. - Никто про порченные цистерны не
верит, это господин Баршарг сочинил из мести за брата. Всем известно,
что ты знал о приезде экзарха и пришел с ним поговорить. Вы же,
говорят, с ним старые друзья... А злые люди тебя до наследника не
допустили.
- А милостив ли наследник? - спросил Даттам.
Тюремщики вздохнули:
- Сад счастья, источник изобилия... Говорят, однако: будто бы
назначили его, чтоб сгубить в государевых глазах... Войска не дали...
Каждый шаг стерегут... Попробуй он тебя помиловать или с тобой
поговорить, тут же и его голова полетит...
Даттам смотрит: седоусый охранник утирает рукавом слезы. Утер и
говорит:
- Если тебе чего надо, ты скажи.
Даттам подумал:
- Плитку туши, да монаха-шакуника, исповедаться.
Тюремщик удивился:
- Я думал, лягушиных лапок или ногтей от покойника. Ты не думай,
их сейчас не трудно достать, ногти-то.
Даттам улыбнулся суеверию тюремщика и сказал:
- Я сейчас не могу колдовать, из-за этой гусиной крови, и еще
долго не смогу...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг