- С вами, девками скаженными, все может статься. Она ревниво оглядела
постель - не было ли блуда? Успокоилась.
- А то я гляжу - мчится опрометью, меня не примечая, а за ней пирлипели
встревоженные заревым облаком... Погоди лапать-то, надо снедь в дом занести
да очаг прикрыть, а то все небо тучами обложено, особливо с заката.
Он подождал, пока она соорудит над огнем двускатный шалашик, потом поймал
за косы, намотал их на руку и притянул к себе:
- Ты, девка, вот что: любиться любись, а почтения не теряй. А то я тебе
напомню, что над тобою нынче не шваль пригородная да лихолетная, а рыцарь
именитый. И при любой погоде, учти.
- Ой, да господин мой щедрый, это ж я тебя для раззадору подкусываю...
Проснулись уже по свету. Мелкий нечастый дождик сыпался на толщу листвы
над головой без дробного стука, а словно оглаживая зеленый купол мягким
речным песочком. Харр прислушался; здесь, внутри, ничего не капало
- Не протечет? - на всякий случай спросил он потягивающуюся Махиду.
- Не-а, - беззаботно откликнулась она. - На загородные дома какие ни
попадя деревья не сажают, а только липки. У них, как дождь наклюнется,
листья сразу набухают и слипаются - хоть из ведра лей, все нипочем. Лучше
навеса зелененого.
- Мелкий... на весь день зарядил, - заметил он.
- Дак и не на один!
- А чего ты радуешься? На двор к очагу тебе вылезать.
- То и радуюсь, что в такую морось ты от меня никуда не намылишься.
Харр прикрыл глаза и прислушался к внутреннему своему голосу: зуд
странствий, гнавший его с одной дороги на другую, спал непробудно.
- Я вроде и не собирался.
Она плеснулась, как рыбина на перекате речном, неловко влепилась пухлыми
жаркими губами куда-то между ухом и бровью:
- Ой и ладушки, мил-сердечный мой, уж и обихожу я тебя, уж и
расстараюсь... Не вставай, сейчас угли раздую, горяченького сюда принесу.
Она нашарила на полу свою пеструю хламидку, принялась натягивать. - Вот
видишь, всем ненастье в убыток, а нам с тобою - в долю сладкую...
К обеду "сладкая доля" встала поперек горла. Дым от очага, прибитый к
земле дождем, стлался понизу и заползал в хижину. В горле першило, но вина
тоже не хотелось - дерьмовенькое было винцо, даром что кувшин ведерный. Харр
лежал, тупо глядя в тяжелолиственный потолок, и невольно ловил застенные
шорохи. Где-то совсем близко, похоже, в соседней хибаре, с плеском черпали
воду, однообразно ругаясь, - видно, соседей заливало.
- Ты вот Мадиньке судьбу предсказал давеча, - ластясь, пробормотала
Махида, - а мне не сподобишься?
- А что тебе предсказывать? Деньжонок прикопишь, в город переберешься...
- Как же, пустят меня, безродную!
- Ну, здесь обустроишься. Полы зеленухой зальешь, чтобы гладкими были,
соседнюю хибару прикупишь, переход в нее крытый наведешь, там
спальню-детскую наладишь, а тут - гостевой покой, с очагом на такую вот
погоду; ремесло свое бросишь, потому как с богатым домом тебя любой замуж
возьмет. Сына родишь голосистого да крепконогого. Примерной женой будешь.
- Это почему ж ты так думаешь? - игриво поинтересовалась она.
- А потому, что вы, девки гулящие, более ни на что негожи.
Она притихла, соображая, обидел он ее или нет. Но тут в осточертевший гул
дождя вплелось легкое "шлеп-шлеп" - пришла-таки.
- Махида, кинь рухлядишку - ноги обтереть!
Он подперся рукой и, так и не вылезая из-под теплой шкуры, принялся
беззастенчиво глядеть, как она, сидя на порожке, старательно вытирает
крошечные свои ступни. Да, с такими ногами ей на дорогах Тихри делать было
бы нечего. Не возить же ее весь век на телегах! А в знатные караванницы ей
никак не пробиться - лицом хоть и приглядна, да характером не вышла, тут
лахудрой остервенелой надо быть, вроде Махиды.
- А мне господин мой радость посулил! - крикнула Махида, уже успевшая
заползти под островерхий навес, составленный из двух щитков над очагом. -
Обещался соседнюю хибару прикупить да полы зелененые наладить! А ты что так
спозаранку?
Харр только бровь приподнял: ну, Махидушка, блудня ненасытная, не ошибся
я в тебе!
- Иофф пополудничал да и уснул. Он всегда под дождь засыпает, -
скороговоркой, точно оправдываясь, проговорила Мади; на хвастливое признание
подружки она никак не отозвалась - видно, знала ему цену.
- Ты лапотки-то свои не надевай, - велел Харр, видя, что Мади достала из
узелка новенькие сандалии со змеиными ремешками. - Садись на постелю, ноги
под шкуру схорони, чтоб согрелись. А то не ровен час - заболеешь...
Он чуть было не брякнул: и не придешь. Но удивился собственной мысли и
вовремя прикусил язык. Сдалась она ему! Да и Махида разъярится.
- Нет, господин мой Гарпогар, я отсюда тебя слушать буду, - тихо, но
твердо проговорила она.
Так вот оно что! За сказками даровыми явилась. Дедок спит, а она младшего
братика одного бросила.
- Ты б еще младшенького с собой притащила! Чай, не княжий пир - байки
слушать, - проворчал он.
- Кого, кого? - вырвалось у обеих подружек разом.
- А ты что вчера - не с братишкой к аманту ходила?
- Как ты мог подумать такое, господин? На нем же был ошейник несъемный! -
у Мади даже голос задрожал.
- Ты вот от меня баек ждешь, а мне ведь самому ваши обычаи любопытны.
Отколь же знать, что тот ошейник означает?
- И с какой это ты такой земли явился? - фыркнула Махида, выставляя перед
ним прямо на постели миски с едой. - На-ка, колобки с рыбой вчерашней...
Коли ошейник несъемный на телесе, значит, он или строптив не в меру, или к
работе непригоден.
- Какая работа? Он от горшка-то два вершка.
- Этого телеса малого Иофф в уплату получил за рокотан. Его да еще кучу
добра в придачу, - пояснила Мади, справившаяся с невольной обидой. - Он с
рождения нем и глух, вот на него и надели ошейник, чтоб сразу было видно:
кормить его не досыта. Иофф велел его аманту нашему лесовому свести, это
подать богатая, мы теперь до осеннего желтолистья ничего платить не будем.
- А аманту он зачем, если к работе непригоден?
- На жертву, зачем же еще, - равнодушно подала голос Махида. - Вот ежели
дождь не уймется, ручьевой амант его у лесного выкупит да ручью и подарит.
Харр почувствовал, как по спине у него прошелся холодок, словно меч
плашмя приложили. Когда-то его самого вот так же продавали, да не кто-нибудь
- родной отец. Хорошо, никому в голову не пришло по злой погоде в ручье, как
котенка, топить!
- А того ты не подумала, чтобы взять да и отпустить мальца
подобру-поздорову?
- За что ему мука такая, господин мой? - удивилась Мади. - Если бы он с
голоду не помер, то ошейник уже впритык, еще немного, и придушил бы. Только
медленно. Его ж так заковали, чтоб недолго жил.
- Ох и не по нраву мне законы ваши!
- А разве твоему богу единому не приносят жертвы? ~ недоверчиво спросила
Мади.
- Это с какой такой радости?
- Ну... вот если он надолго за тучу прячется, выглядывать не желает...
мало ли еще горести, боги ведь не только милостивы. А поля-леса жечь начнет
злобной засухой?
- Солнце ясное - добрый бог, и любви его неизбывной на всю землю хватает.
А на человечью смерть ему глядеть - не утеха.
Мади, сидевшая на корточках возле самого порога, недоверчиво покачала
головой, потом обернулась к хозяйке дома и просительно проговорила:
- Махида, ну пожалуйста, дай мои окружья...
- При чужих-то!
- Господин никому не скажет.
- Не доведет тебя до добра забава эта!
- Ну часто ли я прошу тебя?
Махида, бормоча что-то под нос, отодвинула ящик с посудой, и Харр увидел
под ним гладкую зелененую крышку сундука, врытого в пол. Кося на гостя
пронзительным оком, она приоткрыла сундук и выкинула оттуда полотняный
мешочек. Видно, не было в нем ничего бьющегося, потому что упал он к ногам
Мади с глуховатым стуком.
- Не пали светильню, мне и так света хватает, - извиняющимся тоном
проговорила Мади, торопливо доставая из мешочка зеленое кольцо - как раз
такое, чтоб человечий лик в нем помещался. Харр не успел угадать его
предназначения, как Мади уже разъяла его на два, которые были вложены одно в
другое. Выхватив из-под навеса большой травяной лист, которым Махида
пользовалась то как скатертью, а то и полотенцем или прикрытием от дождевых
брызг, девушка наложила его на малое кольцо и, натянув, надела сверху то,
что побелее. Получилось вроде тугого барабанчика. Харр все еще недоумевал, к
чему бы это, а она уже достала тонкую костяную палочку и принялась что-то
царапать вдоль ободка. Харр вытянул шею, приглядываясь: сок, выступавший на
месте царапин, застывал причудливой коричневой вязью, вроде узоров на клинке
его меча.
- Не пойму я, - признался Харр, - как чудно это ты рукодельничаешь?
- Это не рукоделье, господин мой. Я записываю словеса твои, изумляющие
меня безмерно.
Безмерно изумился на этот раз он сам. Вот уж не думал, не гадал, что
кто-нибудь его байки записывать будет! На Тихри мастерство такое доступно
было лишь солнцезаконникам да князьям - и то не каждому. А тут - девка
простая...
- Ну и что ты сейчас записала? - поинтересовался он.
- Я записала: не убивай.
- Хм-м-м!.. - озадаченно протянул он. - И всего-то?
- Но ты ведь только начал рассказывать, господин мой. Мы вечор
остановились на том, что в земле твоей родной было много богов, а потом стал
один. А в чужих землях как?
Ну, положим, вчера они остановились не на этом, но она разумно поступила,
что не припомнила при Махиде, что он чуть было не отдал ей чужеземные
стекляшки.
- Широка вода на последней земле, где мне быть довелось, - напевным
речитативом завел он, чтобы не дать возможность Мади вернуться к
воспоминаниям о злосчастном ожерелье, - и плавает в той воде остров великий,
на котором уместились и горы, и болота, и замки-дворцы высоты невиданной, и
король там правит могучий и сыновьями богатый, да еще и в придачу у него
дочь непокорная...
Махида насыпала перед ним горку сушеных ягод и пристроилась на краешке
постели, вполуха прислушиваясь к неутихающему шороху дождя; Мади же, опустив
на колени ободок с натянутым листом, так и замерла, приоткрыв по-детски еще
припухлые губы. Нецелованные, поди. А его понесло по всегдашнему обычаю, и
он, поплевывая мелкие косточки в кулак, принялся красочно описывать
(впрочем, не очень и привирая) и Величайший-Из-Островов, и затерянные в
морской дали, тянущиеся друг за другом, как утята, мелкие островки с
разрисованным корольком-колдуном, и о древних пяти богах, на великом острове
уже позабытых ради единого, страшного бога, имя которому было Крэг. Странный
это был бог, иначе почему же королевская дочь Сэниа ненавидела его люто и
беспощадно; эта ненависть и мешала ему расспросить о злом боге поподробнее.
По обрывкам разговоров он только понял, что бог-Крэг летуч, всеведущ и
мстителен.
Между тем незаметно подкрался вечер, дождевые сумерки заползли в хижину,
и только красноватые пятна углей рдели во дворе под навесом.
- И что за дурни на том острову обитали, - проговорила Махида, подымаясь
и похрустывая косточками. - Были у них боги как боги, так нет же - променяли
на одного злыдня. И зачем?
- То мне неведомо, - нахмурился Харр, не любивший, чтобы его припирали к
стенке. - Может, это судьба любой земли - чтобы рано или поздно всех своих
богов оптом на одного-единого поменять.
И снова острая косточка заскользила по натянутому листу, но теперь Харр
безошибочно мог бы сказать, что там записала малышка Мади. Впрочем, это его,
нисколько не волновало - он твердо знал, что: ни единой бабе, ни в какой
земле, и ми в коем разе ни на малую толику не изменить существующего мира.
- Кончала бы ты писульки разводить да топала домой, - проворчала Махида,
- а то скоро и лихая звезда взойдет.
- Ой, и вправду...
Но Харру такая бесцеремонность пришлась не по душе.
- Брось, посиди еще! Или ты вправду звезды далекой боишься? А еще
разумница. Плюнь ты на нее!
Мади поглядела на него совершенно серьезно:
- Так ведь не долетит...
Он прыснул в кулак - поверила, дуреха.
- А вот гляди! - он привстал на постели (во сладкая жизнь - так и
провалялся весь день без порток!) и, почти не целясь, смачно плюнул в
дверной проем. В хорошую погоду посовестился бы, а сейчас все равно было -
дождь смоет.
Но Мади уже захлопотала, складывая письменные принадлежности в мешочек,
благодарно поклонилась и выпорхнула под дождь, зябко вздрогнув на пороге.
- Что там в кувшине? - спросил Харр, чутко прислушиваясь к себе: рад или
нет, что теперь они с Махидой только вдвоем?
- Половина! - отозвалась Махида, встряхивая кувшин.
Тогда ничего. Жить можно.
И все-таки ночью, промеж утех, спросил как бы невзначай:
- Ну а что там, куда ручей ваш течет?
- А то же самое, - сонно отозвалась разомлевшая лапушка. - Низовой стан
там, совсем как у нас, только стены лиловые да трава вокруг в человечий
рост.
- А подале?
- Трава там сухая. Да холмы. Зверь там падальник водится. М'сэймы
обитают. Тоскливо там.
- А еще дальше?
- Чего ж еще? Новое многоступенье, вверх. Станы малые, как у нас. Спать
давай, притомил ты меня, жаркий мой.
Вот обратного сказать было нельзя, и Харр маялся бессонно, глядя вверх, в
ночную темень. Дождь не утихал, но и не убаюкивал. Он поднял руку с
растопыренными пальцами и ни с того ни с сего загадал, что ежели усядется на
палец пирль, то будет ему удача нежданная. И тут же ощутил мизинцем легкое,
щекотливое прикосновение.
- Посветила бы, - шепнул он более в шутку, чем всерьез.
Голубой огонек затеплился и, попыхивая, стал разгораться все сильнее, как
всегда, одеваясь туманным мерцающим облачком. Он даже испугался - увидит
Махида, еще невесть что подумает. Но лапушка, всласть ублаженная, только
всхрапывала, как добрый рогат в упряжке.
- А ну, еще трое сюда, и всем святить, - шепнул он, и тут же все четыре
пальца его поднятой руки оказались увенчанными разноцветными светляками.
- Ну, будет вам, отдыхайте, - велел он так, словно это были и не муракиши
летучие, а послушные смерды. А они и послушались, угасли и неощутимо исчезли
в темноте.
Утром, еще не открывая глаз и впадая в тоску от неугомонного дождичка, он
твердо решил, что это ему только приснилось.
Полдня он точил меч, придирчиво оглядывал сапоги и одежу - не случилось
ли порухи. Нет, к сапогам вообще не липло ни грязинки (и где это Мади
пятнышко зелени приметила?), а точило у Махиды было хуже некуда, так что
затею с мечом пришлось бросить. Ему не давали покоя слова стенового аманта,
велевшего приходить на другой день. Он, естественно, не пошел, и вовсе не
из-за дождя, а чтобы не получилось, что ему свистнули - он и побежал. Чай,
не смерд. И не этот... как тут у них... в ошейничке. Надо было переждать
день-другой, а потом заявиться гуляючи, с сытым форсом. Но в дождь гулять -
это уж точно иметь глупый вид.
Не складывалось.
Так что когда прибежала Мадинька, как всегда, босичком - дед, видно,
крепко приучил обувку беречь, - то даже не обрадовался, а скривился:
- Что, опять будешь тянуть из меня жилы или сама что-нибудь веселенькое
расскажешь?
Она уселась на привычное место на порожке и, обтирая розовые ступни
ветошкой, торопливо заговорила:
- А казни-то не было! Под дождем ничто нельзя зеленить, вода смоет. Вот и
порешили аманты наши его в Двоеручный стан сплавить.
- Зачем? - уныло поинтересовался Харр, хотя ему, в общем-то, было все
равно.
- То есть как - зачем? - поразилась Мади. - В прорву его сбросят.
- Обратно же - зачем?
- Затем, что он убивец! - рассвирепела Махида, не уловившая, что он над
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг