зрителя, минуты выдуманной жизни, значимость которых помножена на
замедленность действия.
Но чаще бывает иначе, и годы героев обращаются часами, и в этом не
малость и мелочность этих лет, а всего лишь условия писательской задачи:
вместить целую жизнь в краткий отрезок времени "от" и "до". И тогда время
материализованных героев...
"Вот те на, - удивился Астор, - как же это у меня сорвалось? До сих пор
я называл их живыми людьми. И только теперь, очутившись перед этой стеной,
я механически использовал непривычный термин: материализованный герой.
Нет. Это не так. Это живые люди, необычные только в одном-единственном.
Они необычны тем, что всецело подчинены автору. Хотя нет, не всецело. Уж
сколько раз бывало так, что автор, создавший тот или другой образ, вдруг
чувствовал, что герой вырывается из его подчинения, что слова и поступки,
диктуемые ему, для него органически неприемлемы. Бывает даже так, что
автор вдруг сознает: рожденный воображением герой заставляет его послать к
чертям задуманный и отработанный сюжет, и автор принимает это и
подчиняется выбору своего детища. Разумеется, если это чуткий автор. Но
есть и такие, которые, несмотря ни на что, продолжают заставлять своих
героев совершать противоестественные, не совместимые с их образом
поступки, и это обычно бывает последним произведением таких авторов - их
лишают права быть Настоящими Писателями и закрывают им доступ на студию.
То, что собирался сейчас сделать Астор Эламит, тоже каралось лишением
всех прав Настоящего Писателя, но Астор не мог ничего поделать, потому что
Стор был ему дороже самого себя. Он должен был спасти его, не думая ни о
расплате за свой поступок, ни о том даже, нужно ли это самому Стору. Он
был должен. Должен...
Астор сделал несколько шагов вперед и остановился так близко от стены,
что еще полшага - и его лицо погрузилось бы в ее студенистую массу. Щеки
чуть покалывало, словно перед ним висело тело огромной дымчатой медузы. В
эту стоячую муть он должен был войти... Снова - должен.
Но почему ни разу, до самого этого момента, он не спросил себя: а может
ли он это сделать? Как будто это было нечто само собой разумеющееся. Он
многое знал о студни, он знал все - или думал, что знает все, - о тех, кто
волей Настоящих Писателей получает право жизни в стенах этой студии, и
жизнь эта нередко ярче и поступки гораздо результативнее, чем в жизни
обыкновенных людей. Он повторял себе это сотни раз.
Но что он знает о стене? Только то, что за прохождение на ту сторону он
заплатит правом создавать живых людей. Но и это не знание, а всего лишь
догадка.
Почему он не знает, что такое стена? И главное - может ли он, смеет ли
он пройти через нее?
Он стоял, ожидая, что где-то внутри его отыщется ответ. Но ответа не
появлялось, и вместо него в сознании Астора четко обозначился провал,
пустота беспамятства, как после обморока, а потом он почувствовал, что
стремительно растет ощущение невозможности, запретности того, что он
собирался сделать, и, не позволяя себе подчиниться этому, Астор протянул
вперед руки, как ходят люди в тумане, и вошел в дымное тело стены.
Какое-то мгновение он ничего не видел, но затем дым разом исчез, и Астор
почувствовал себя в какой-то удивительной кристальной пустоте. Тонкая
серебристая пленка под ногами - и абсолютно ничего вокруг. Почему-то он
подумал, что в таких случаях люди должны испытывать ужас; но было одно
лишь недоумение, и Астор быстро пошел вперед, все еще протягивая перед
собой руки, и через несколько шагов снова попал в полосу неизвестно как
возникшего дыма, и снова этот дым рассеялся, а Астор понял, что он уже на
той стороне.
Вот и все, сказал он себе, и это совсем просто. Значит, человек
практически может пройти сквозь стену, но это карается отлучением от
любимой работы - что ж, цена немалая. А как же биороботы? Могут ли они
пройти сквозь стену? Не проще ли было бы приказать Стору выйти к нему, в
мир людей?
Почему-то это раньше не пришло ему в голову. Наверное, это невозможно.
Наверное. Опять эта странная неопределенность, провал в сознании. Почему
он не знает о своем Сторе такую важную вещь?
Мысль о Сторе вернула его к действию. Не время рассуждать. Он на
студии, на запретной территории. Сейчас ему нужны только быстрота и
неуловимость. Только встретить Стора, а там видно будет, как поступать.
Тогда и можно будет выяснить, может или нет биоробот пройти сквозь стену.
Стену, сквозь которую он прошел, но ничего про нее толком не узнал.
Астор пошел вперед, отыскивая то место, которое он сам описывал дважды
в своей повести, но пока ни корявого пня, ни Стора, обязанного сидеть на
этом пне, он не находил.
Ему стало не по себе. Хотя что там - не по себе! Стало так страшно, как
бывало в детстве, когда стремительно проваливаешься в бездонную яму, и
упругая невидимая масса продолжает расступаться перед тобой, и ты все
падаешь и падаешь...
Астор понял, что это не то место.
Не появилось даже желания куда-то побежать, закричать, позвать.
Бесполезно. Площадь студии - не одна сотня квадратных километров. И куда
бежать - направо? Налево? И откуда у него была эта уверенность, что он
выйдет точно к тому месту, где будет ждать его Стор? Откуда он знал, что
пройти сквозь стену надо именно здесь?
Странно, но такая уверенность раньше была. А теперь не было ничего,
ровно ничего, даже желания вернуться. Астор тяжело качнулся и, ломая
кусты, пошел куда-то вбок, напролом, скользя на сухих проплешинах,
усыпанных прошлогодними иголками. И, только выйдя на лысый пригорок,
залитый солнцем, остановился, потому что прямо перед ним, полузакрыв
глаза, словно греясь на солнце, сидел старик.
"Вот и влип, - тоскливо подумал Астор, - влез на занятую площадку в
остро психологический момент, и все невидимые камеры работают на крупный
план. Каких-нибудь пятнадцать минут - и отснятый кусок обработают, и
кибер-корректор автоматически поднимет тревогу, потому что в кадре
обнаружится посторонняя фигура. И все".
Астор посмотрел на старика. Удивится ли он, встретив незнакомца? А
вдруг старик из другого времени? Может быть, действие в повести, которая
разыгрывается здесь, происходит лет пятьдесят тому назад? Глухой черный
костюм незнакомца ни о чем не говорил.
Но старик просто, без тени удивления, даже с каким-то удовлетворением
смотрел на подходившего. Смотрел уже давно, наверное, с самого начала,
только Астор не обратил на это внимания.
Астор подошел еще ближе.
- Присаживайтесь, - сказал старик и чуть подвинулся на стволе
поваленной сосны, хотя места было и так достаточно. Астор медленно перенес
ногу через ствол и сел верхом, и рыжие, нагретые солнцем пластинки коры
посыпались вниз, словно чешуя большой золотой рыбы. "Вот они какие, -
думал Астор, беззастенчиво разглядывая старика, - вот они - те, которых мы
создаем сомнительной силой нашего воображения. Мы видим их потом
объемными, чертовски достоверными фигурами на стереоэкране. Но вот такими,
из плоти и крови, мы не встречаем их никогда. Это промежуточный процесс,
изъятый из акта творчества. И наверное, так и надо, потому что,
повстречавшись один раз со своим героем вот так, как я сейчас сошелся с
этим стариком, автор уже не в силах будет заставлять его жить, и думать, и
чувствовать, и все прочее. Для технического персонала студии - для
биоконструкторов, нейропликаторов, операторов пси-связи - они всегда
остаются лишь сценическими биороботами, дистанционно управляемыми
антропоидами без обратной связи. И только мы - может быть, даже не все, а
немногие из нас - знаем, насколько же это люди".
Старик продолжал смотреть прямо перед собой, не поворачиваясь к Астору,
и его маленькие старческие руки как-то по-особенному бессильно лежали на
коленях. "Он еще старше, чем кажется, - подумал Астор. - И вообще, этого
старика я где-то уже видел. Хотя нет, старика я видеть не мог - это же
сценический биоробот, материализованный образ, черт побери! Но ведь у него
может быть прототип. Определенно видел. Не в институте - там я его
запомнил бы. Значит, в Союзе писателей. Собственно говоря, а что случится,
если я возьму и спрошу, кто он такой?
Астор собирался было открыть рот, но старик медленно повернулся к нему
и проговорил:
- Ну, хорошо, тогда мне первому придется представиться. - Он пожевал
губами, снова как-то грустно посмотрел вдаль, словно ожидая, что Астор
прервет его и заговорит первым. Но Астор решил подождать. - Видите ли, я
писатель. Это всегда как-то неловко говорить о себе. - Старик виновато
улыбнулся, маленькие ручки его беспокойно зашевелились. - Но я Настоящий
Писатель. Хотя точнее было бы сказать, что я был Настоящим Писателем.
"М-да, - подумал Астор, - а ведь я тоже был".
- Я создал много книг, - продолжал старик. - Последние три мне
разрешено было материализовать. Сейчас я пытаюсь понять: что же было самым
главным, самым радостным в процессе создания настоящей книги? Рождение
сюжета? Появление героя?.. Что дороже - первое появление его в твоем
воображении или первая встреча с ним на стереоэкране?
"Забавно, - подумал Астор, - забавно. Ведь он сейчас говорит со мною,
посторонним лицом. Значит, весь этот монолог не авторский. Это мысли,
независимые от воли того, кто создал этого старика. Даже страшно. Не
забавно, а страшно".
- Точно так же я не знал, кто из всех рожденных мною героев ближе и
дороже других. До недавнего времени не знал. Пока мне не пришло время
расставаться с последним. И тогда я понял, что этот последний настолько
близок и необходим мне, что расставание с ним, исчезновение его не только
равносильно для меня собственной смерти - оно страшнее, потому что за ним
идет пустота, в которой будет продолжаться мое бытие.
"Хлюпик ты, - в неожиданном ожесточении вдруг подумал Астор. - Ты
гробишь человека, которого родил и провел по жизни. Ты шевелишь
маленькими, ни на что не способными ручками, а тем временем его там
дематериализуют. Не там - здесь. Это происходит здесь, на студии. Еще
немного, и так будет с моим Стором. Оба мы хлюпики. Я ведь тоже ничего не
сделал".
- В него я вложил самого себя, - монотонно продолжал старик. - Не
такого, нет - немножечко лучше... и помоложе. Я не смог сделать его юным -
наверное, об этом я уже разучился мечтать. Он был такой, каким я хотел бы
сейчас стать, если бы возможно было такое чудо, - средних лет, не гений,
не мировая знаменитость, а просто человек, честно делающий свое дело. Но
главное - я хотел передать ему всю свою боль, с которой создаешь героя и с
которой уходишь от него...
"Я перестаю его понимать, - машинально отметил Астор. - Он сам
писатель, и герой его писатель, выходит... Но ведь, черт побери, он же не
настоящий человек, его же самого кто-то создал, ерунда какая-то, матрешка
в матрешке..."
- Простите, вы не назвали себя, - сказал Астор.
- Я - Настоящий Писатель, - грустно сказал старик.
- Вы это говорили.
- Я - настоящий Настоящий Писатель.
Бред какой-то... Астор потер лоб, сморщился, как от боли... И тут до
него дошло. Это же просто человек! Такой же человек, как и он сам! Он так
же, как и Астор, перешел запретную границу, чтобы кого-то спасти. Теперь
их двое. Вдвоем они еще что-нибудь придумают. Вдвоем они еще что-нибудь
смогут.
- Ваше имя? - почти крикнул он.
- Кастор Эламит, - сказал старик.
Астор поднялся. Медленно перекинул ногу через ствол дерева, глянул на
свои руки и спрятал их в карманы. Дымное марево стены, казалось, выступило
из-за деревьев и поползло на них.
- Да... - сказал Астор. - Да... Это очень забавное... совпадение.
Старик не отвечал.
- Вы Кастор Эламит... Да. Но кто же тогда я?
И снова старик не ответил.
- И откуда я?
Старик молча смотрел на серую, теряющуюся в облаках стену. За этой
стеной росли деревья, существующие лишь наполовину. Не росли. Они просто
стояли, эти макеты. Расти может только живое. Не надо было никаких
доказательств, никаких объяснений. Просто нужно было вспомнить эти
половинки деревьев, чтобы понять: студия была там, за стеной. А это - это
был мир людей.
- Вы хотите, чтобы я сказал это сам? Хорошо. Биоробот. Антропоид без
обратной связи, созданный по образу и подобию автора. Точно так же, как я
сам творил моего Стора. Немного моложе и немного... лучше. Так? И ваше
имя, которое вы укоротили на одну букву.
Все равно это было невероятно. Особенно тогда, когда произносилось
вслух. Мысль о том, что ты всего лишь робот, страшна. Но, произнесенная
вслух, она становится просто нелепостью, и нужно только говорить,
говорить, говорить, чтобы в звучании слов нелепость их смысла
выкристаллизовалась бы с максимальной яркостью.
- Значит, тот мир, в котором я жил до сих пор, - это мир декораций,
имитированных звуков, материализованных образов? Мир макетов и заранее
отснятых кадров? Мир несуществующих расстояний и высот? Мир не бывшего
никогда детства, придуманной за меня любви?..
Он остановился. Рика. Его Рика и невозможность прожить хотя бы один
день без того, чтобы не увидеть ее...
- Значит, и Рика была ненастоящая? - спросил он шепотом.
- Да, - сказал старик. - Я дал тебе то, о чем мечтал сам, - все равно
какую, но только юную, совсем юную, до неправдоподобия юную, и ничего,
только видеть, видеть один раз в день...
- Так, - голос Астора был спокоен, удивительно спокоен. - Видеть один
раз в день. Значит, и это было ваше. Моего не было ничего. Да, конечно.
Теперь я припоминаю. Чужие слова. Я говорил ей чужие, нелепые слова. А что
же было мое? Хоть что-нибудь было?
- Астор, - сказал старик так, как обычно говорят "Астор, детка", - с
той минуты, как ты вышел оттуда, ты перестал быть моим.
- Благодарю, - сказал Астор. - Благодарю за пятнадцать минут ничейного
состояния, которых мне не хватит даже для того, чтобы стать самим собой.
Только зачем вы это сделали? Уж вы-то, как никто иной, знали, что пропажа
биоробота не может остаться незамеченной, даже если ему и удалось каким-то
чудом проникнуть в мир людей. Меня будут искать и, я думаю, найдут без
особого труда, и что тогда? Дематериализация на месте, без суда и
следствия? Или как тут у вас, у людей, поступают с роботами, обретшими
свободу воли?
- Не надо, - попросил старик, - не надо так, Астор.
- Простите меня, - сказал он. - Минутное любопытство. Все равно мне
нужно возвращаться, а завтра - эксперимент, мой последний эксперимент,
который придумали вы, но участвовать в котором буду я. Ведь так?
- Да, - кивнул старик, - это будет завтра. Перед тем как прийти сюда, я
закончил книгу.
- Спасибо. Постараюсь сыграть как можно правдоподобнее.
- Не надо бравировать, мой мальчик. Не старайся казаться немножко лучше
меня. Довольно и того, что ты моложе.
- Лучше... - Астор услышал собственный смех. - Какого черта вам
понадобилось вытаскивать меня на эту сторону? Пусть случилось бы то, что
вашей волей должно случиться завтра, но зачем мне знать, что я - как это
называется у нас, у Настоящих Писателей, - что я всего лишь сценический
биоробот, антропоид с дистанционным управлением?
- Да, - тихо, почти про себя проговорил старик, - видимо, это
неизбежно. Я вложил в тебя не только собственную душу, но и все то, чего,
казалось бы, не хватало мне до абсолютного совершенства; и все-таки ты
оказался как-то меньше, слабее меня самого.
- Простите, - просто сказал Астор. - Мне пора в мое завтра. И, если это
можно, разрешите мне еще немного побыть... самим собой.
- Мой мальчик, - старик тяжело поднялся и встал рядом с Астором, - ты
забываешь, что время... - он запнулся, - тех, кто находится за этой
стеной, течет немного быстрее, чем время людей. Завтра Астора Эламита
должно наступить через двадцать минут.
- Вот как, - сказал Астор. - Надо торопиться. Мне полагается быть в
институте?
- Да, конечно... - старик грустно улыбнулся, - это был простейший
выход.
- Не выдержит защита?
- Да, мой мальчик...
- Значит, аннигиляция... До чего банально, черт побери! Вы же физик,
если я не ошибаюсь?
- У меня не было времени ни на что другое, Астор. Ты, знаешь, что
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг