- Привет тебе, о благородный рыцарь минеральных удобрений! - Неслышно
приблизившийся Наташа при каждом ударе подрагивал коленками, чтобы стряхнуть
пыль с джинсов - въедливость здешнего "аметиста" была уже общеизвестна. -
Между прочим, в красном спектре тянешь на средневекового палача.
Самвел мрачно глянул на него и потянул через голову оскверненную
рубашку. Откуда-то возник Васька Бессловесный и встал перед ним навытяжку.
- Это - взвесь, это - постирай, - велел ему Самвел, соответственно
вручая полиэтиленовый мешочек с розовой пылью в левую конечность робота, а
рубашку - в правую.
- Я бы на его месте перепутал, - скептически заметил Наташа. - Хотя бы
из чувства противоречия.
- Чувство противоречия обостряется от безделья, - фыркнул Самвел. -
Скупнемся?
Они побежали к бассейну, традиционно пустовавшему перед обедом. Самвел
запрыгал на самом бортике, освобождаясь от узких тренировочных брюк, Натан
же скинул все на бегу и теперь, лежа на поверхности воды, как бревно, глядел
на забавно суетящегося друга снизу вверх.
- Богатырская мощь пехлевана в удручающе скелетообразной упаковке, -
флегматично констатировал Наташа. - Свойство восточных мужиков, потрясшее
европейских дам еще во времена первых крестовых походов.
Невозмутимая медлительность, с которой Наташа, в отличие от брата,
отпускал свои шуточки, снижала их убойную силу практически до нуля, и тем не
менее единственный представитель восточной этнической популяции мужчин
почувствовал себя задетым - вероятно, его самолюбие вслед за телом начинало
чувствовать себя обнаженным, и автоматическая защитная реакция сразу же
делала его невосприимчивым к юмору.
- Вероятно, я произошел не от обезьяны, а от ее скелета, - сердито
буркнул Самвел. - И вообще, в первый раз слышу, что в крестовые походы
отправлялся слабый пол. Маркитантки там, санитарки - это еще куда ни шло, но
дамы...
- Санитарки... - Наташа от возмущения выпустил изо рта струю воды,
которой позавидовал бы средних размеров финвал. - Да простят твое невежество
преподобные и непорочные отцы-иоанниты! Что же касается дам, то даже
воинственный Ричард Львиное Сердце таскал с собой свою голубоглазую
Беренгарию с полным выводком фрейлин - вероятно, в целях обеспечения
комфортности эксперимента. Мне лично просто непонятно, как в таких условиях
он умудрился остаться без наследника...
Самвел обрушился наконец в воду, подняв голубой фонтан - как и все
восточные мужчины, он был не в ладу с водной стихией и, несмотря на
незаурядные тренерские способности Сирин, так и не научился прыгать в
бассейн бесшумно и дельфиноподобно.
- Кстати о дамах, - Наташа перевернулся на живот и медленно по-собачьи
поплыл навстречу Самвелу, агрессивно задирая подбородок над водой. - Что у
тебя с Кшиськой?
- Ничего, - коротко отрезал Самвел, мгновенно заливаясь пунцовой
краской.
- Я тебя серьезно спрашиваю. Вот уже две недели, как ее словно
подменили. То плачет, то на людей кидается... И хорошо бы - только на людей,
а то еще и на стену! Так не ты?..
- Если бы я, то я сказал бы тебе: не твое дело. И все.
- Хм, - сказал Наташа и медленно ушел под воду.
Самвел окунул лицо, стараясь его остудить, и когда протер глаза, то
увидел, что к бассейну неторопливо приближается Кшися. Босиком,
растопыренные руки (чтоб не запачкать кисейное платьице) - в земле. Пришлось
даже глаза прикрыть - сердце зашлось от этой недевичьей поступи, от этого
снегурочьего свечения. Подошла, глядит своими колдовскими глазищами, которые
вопреки всем законам оптики становятся черными на солнечном ярком свету.
Самвел стыдливо забарахтался, пытаясь установить собственное тело в
вертикальное положение, - без своей неизменной черной рубахи он чувствовал
себя абсолютно голым.
Наташина голова выпрыгнула из-под воды, точно глубинная метеомина, но
экспромт с китовым фонтаном на сей раз был выдан неудачно: Наташа
поперхнулся и замер.
- Ну, что уставился? - нелюбезно произнесла Кшися куда-то в
пространство между двумя юношами. - Мне с Самвелом поговорить нужно.
Уберись.
С некоторых пор Кшисе повиновались беспрекословно. Едва уяснив себе,
что высочайшее повеление относится именно к нему, Наташа запрокинулся назад,
пошел в глубину темечком вперед и вынырнул уже у противоположной кромки
бассейна. Пока его шаги еще поскрипывали по крупному песку, Кшися молча и
жадно разглядывала Самвела. Казалось, она в первый раз по-настоящему увидела
его, словно раньше они встречались только в темноте, и теперь у нее не было
полной уверенности в том, что это тот самый, нужный ей человек. А может, и
не он?..
И чем дальше продолжалось это молчание, тем явственнее на ее лице
отражалось разочарование: да, не он... Потом она тихонечко вздохнула, словно
решаясь на вопрос, ответ на который заранее предопределен, и проговорила
тихо, но отчетливо:
- Держи меня.
И сделала шаг вперед так, как будто перед нею была твердая поверхность.
Даже если бы он и угадал ее движение, он все равно не успел бы покрыть
те несколько метров, которые их разделяли; но он прежде всего ничего не
понял, а потом уже почувствовал, как руки и ноги его онемели и что в воде-то
он не тонет просто каким-то чудом.
Но истинное чудо было совсем в другом: он отчетливо увидел, как нога
Кшиси, выдвинувшаяся вперед, нащупала в воздухе невидимую поддержку; легкое
тело в кисейном платье переместилось вперед вопреки всем законам разума и
логики и на какую-то одну-две секунды недвижно застыло над водой, и лишь
затем дрогнуло, привычно сгруппировалось и нырнуло вниз. Почти без всплеска.
Она вынырнула почти на том же месте, подняла над водой влажное
бесстрастное лицо и поплыла прочь, словно Самвела тут и в помине не было.
Она не пыталась таким образом выразить невнимание или, тем паче, презрение -
нет, для нее сейчас действительно никого рядом не существовало. Самвел
отупело глядел, как удаляется от него гибкая фигурка, облепленная недлинным
голубоватым платьем, кажущимся еще ярче в подкрашенной аквамариновой воде,
как монотонно, безучастно подымаются из воды узкие руки, по которым
стремительно скатываются капли, - от кисти к плечу, и все не мог решить:
почудилось ему это секундное парение в воздухе, или оно действительно было,
и легкая ступня стояла на невидимой опоре, одновременно надежной и шаткой,
как... как мужская рука. Именно так. И он помнил инстинктивное подрагивание
этой ступни, пытающейся сохранить равновесие, - и в то же время прекрасно
понимал, что все это могло быть только причудой воображения, растянувшего
долю секунды в десять - пятнадцать раз, как это, говорят, бывает при взрыве.
Мерные всплески воды вывели его из состояния оцепенения. Они удалялись,
и чем дальше слышался их отзвук, тем резче становилось ощущение, что хлещут
ему по лицу.
Он выскочил, как ошпаренный, на бортик, обежал бассейн и подоспел как
раз к тому моменту, когда Кшися подняла руку, чтобы нащупать скобу и
выбраться из воды. Он схватил ее за запястье и с такой силой рванул вверх,
что она прямо-таки выпорхнула на бортик, словно летучая рыбка. Самвел,
ошеломленный собственной резкостью, отступил на шаг, но Кшися недобро
усмехнулась - пеняй на себя, раз уж сам начал, и проговорила негромко:
- Тогда так: нашу экспедицию решено свернуть. Мы постараемся улететь
последними. - Она сделала небольшую паузу - не для пущей убедительности, а
просто еще раз пристально всмотрелась в узкое смуглое лицо. - Так вот: ты
поможешь мне украсть вертолет.
- За-ачем? - только и смог сказать Самвел.
- Я остаюсь. Если захочешь, оставайся со мной.
- С тобой?!
- Нет, - как можно мягче поправилась Кшися. - Ты меня неправильно
понял. Не со мной. В Та-Кемте.
- Дура, - сказал Самвел. - Истеричка. Тебя нельзя было выпускать с
Большой Земли. Не думай, что я способен бежать и рассказывать обо всем
Абоянцеву, но уж отправлю я тебя на "Рогнеду" сам. Если будет нужно, то
связанную. Собственноручно.
- Да?
- Да. Таких, как ты, тут жгут. Медленно и живьем.
- Таких?
Она перегнулась, намотала на руку белые свои косы, так что вода
побежала по руке и закапала с остренького локтя. Ну, что с ней сделать, что?
И говорить-то в таком тоне бесполезно...
- Кристина... - голос его прозвучал хрипло, словно прокаркал. - Зачем
тебе это, Кристина?
Он никогда не называл ее так. Наверное, она это поняла. Или просто
захотелось поделиться хоть с кем-нибудь. Она выпустила свои косы, и они,
расплетаясь на лету, тяжело канули вниз, до самых колен, облепленных мокрым
подолом.
- "Зачем, зачем?.." - передразнила она сердито. - Кабы знала я, кабы
ведала! Только ничего я не знаю, Самвелушка. Чувствую только, что я - это
словно не я, а вдвое легче, вдвое сильнее - ведьма, что ли? Иной раз чудится
- летать могу! И нюх. Понимаешь, нюх прорезался, как у щенка на первом
снегу, когда каждый запах ну просто режет, как яркий свет, в дрожь кидает...
И не то чтобы носом - всей кожей я это чую, понимаешь? Не понимаешь. И никто
не поймет. Так что ты никому не рассказывай, ладно? А я не могу больше в
этом аквариуме. Я к ним хочу, туда, за стенку эту проклятущую! К людям,
понимаешь ты?
Отвечать было абсолютно нечего, Самвел и сам хотел туда, за стену, но
туда хотели и все остальные члены экспедиции и, наверное, не менее горячо;
но говорить сейчас об этом Кшисе было небезопасно. Поэтому он молчал,
ожидая, что ситуация разрешится сама собой, и спасение действительно пришло,
на сей раз - в виде Гамалея, тащившего за собой на немыслимой шлейке
несчастного бентама, разжиревшего до полной потери самостоятельного
передвижения - вот уже неделю его прогуливали силком все попеременно.
Гамалей, по-утиному шлепающий впереди, и осевший до земли бентам шли в
ногу.
- Пошто-о неистово брани-и-ишься, Брунгильда гневная моя? - на
абсолютно неопознаваемый мотив пропел Гамалей, славившийся своей
способностью измышлять как стихотворные, так и музыкальные цитаты.
- В Брунгильды я экстерьером не вышла, - отрезала Кшися и пошла прочь,
гадливо сторонясь представителя пернатого царства, хотя циклопические
куриные блохи уже давным-давно были изничтожены дотошной Аделаидой.
- Через десять минут непосредственная трансляция! - чуть ли не просящим
тоном крикнул ей в спину Гамалей.
- Потом, - с совершенно непередаваемой интонацией бросила через плечо
Кшися.
- То есть как это - потом? - Гамалей постарался вложить в свой возглас
необходимый, по его мнению, начальнический гнев.
Кшися соблаговолила остановиться.
- То есть так, как это принято в нашей экспедиции: КАК-НИБУДЬ ПОТОМ.
Эти слова нужно было бы написать на нашем Колизее. Зажечь неоновыми буквами.
Вытатуировать у каждого из нас на лбу. Это же наш девиз, наше кредо!
- Как она говорит! Светопреставление! Римский сенат! - зашелся Гамалей.
- В том-то и беда, что я говорю. Что вы говорите. Что мы говорим...
Говорим, говорим, говорим... Мудро, аргументированно, упоенно. Но вот им, за
стеной, нас не слышно - нас только видно. Колония беззвучных самодовольных
болтунов. Сомневаюсь, что они видят разницу между нами и хотя бы этими
бентамками. Да они больше и не смотрят на нас! Мы стали им неинтересны.
- Но, позвольте, Кристина, что значит - ничего не делаем? Вот вы,
например, и Самвел, присутствующий здесь, так сказать, неглиже в рабочее
время, блестяще доказали, что при самой примитивной обработке почвы и
внесении прямо-таки валяющихся на поверхности минеральных удобрений можно
получать впятеро больший урожай. Впятеро! Это значит, возможный
демографический взрыв, пугающий кое-кого на базе, практически не страшен...
- Ничего это не доказывает, - буркнул Самвел, пребывающий неглиже в
рабочее время, - потому что Кшися права: если сейчас они не хотят на нас
смотреть, то где гарантия, что они будут нас слушать? Где гарантия?! -
выкрикнул он и сразу осекся, так нелепо прозвучал его гортанный крик здесь,
над пасторальной лужайкой с буколическими овечками.
- Воистину, - Кшися соблаговолила повернуть свою головку на лебединой
шейке. - Где гарантия, что они не спустят ваши аметистовые удобрения в свой
первобытный клозет? Обдумайте и этот вариант. КАК-НИБУДЬ ПОТОМ.
И удалилась в сторону овчарни.
- Какова! - возопил Гамалей. - Другая на ее месте в этой ситуации
выглядела бы мокрой курой, а эта - королева! Нет, юноша, вы ничего не
смыслите в женщинах. Абсолютно. А женщины ее страны, а точнее - ее племени,
когда-то считались самыми прекрасными в Европе. Вы припомните, месяца три
назад она была белым инкубаторным цыпленком, который жалобно попискивал по
поводу котят и цветочков. А сейчас? Я, право, уже не знаю, кого и слушаться
в нашей колонии - Салтана или ее?
"Болтливый, самодовольный бентам, - со злостью думал Самвел, уставясь
на свои волосатые, уже обсохшие ноги. - Она же мечется, ищет, пытается
что-то - или кого-то? - распознать. И прячется за свою горделивую
насмешливость. Этому она действительно научилась. И я ничего не могу для нее
сделать, потому что она пристально всматривалась в меня - и не находила
того, что ей нужно. Да и знает ли она, что это такое?.."
- Я еще немного погляжу на вас, молодое поколение, и если так будет
продолжаться, то сам примусь за воспитание этой строптивой особы. Вот так,
юноша! А теперь нас ждут в просмотровом зале. Сейчас я отведу на место этого
Пантагрюэля, а вы сделайте милость, приведите Кристину.
Внутренний просмотровый зал, изогнутый, как и все помещения, укрытые от
внимания аборигенов, был расположен вдоль вертолетного колодца и пользовался
особой нелюбовью всех обитателей Колизея не столько из-за своей нелепой
формы, сколько благодаря тускло-серой обивке стен, за которую Диоскуры
прозвали его "ведром". Трансляция из кемитского города непрерывно шла по
пятнадцати каналам, но обычно здесь собирались после обеда, а в плохую
погоду - и после ужина.
Сейчас в полутемном зале сидели пятеро - Абоянцев просил строго следить
за тем, чтобы в обозримой из города территории колонии всегда находилось не
меньше половины землян.
Гамалей присел рядом с Сирин. Перевода, как правило, теперь не делали,
но в отсутствие Абоянцева не скупились на комментарии. Сейчас как раз
начальник экспедиции отсутствовал.
По экрану метался столб дыма. Изображение было объемным и настолько
реальным, что казалось - в зале пахнет паленой свининой. Кемит в коротеньком
до неприличия переднике апатично похлопывал по источнику дыма тяжелой
кипарисовой веткой. От каждого удара дым на мгновение прерывал свое
восхождение вверх, и в образовавшемся разрыве лилового столба просматривался
громадный свежеободранный хвост мясного ящера, истекающий янтарным жиром,
потрескивающим на углях.
- Студиозусы из Гринвича передают - отменная закусь под пиво, - подал
голос от пульта Алексаша. - Светлое, я имею в виду.
- Твоих студиозусов бы в эту коптильню, - отозвалась Макася. - Живенько
пропал бы аппетит.
- Действительно, весьма неаппетитно, - брезгливо заметил Гамалей. -
Маэстро, смените кадр!
Алексаша, не препираясь, щелкнул переключателем - пошла информация по
следующему каналу. Сушильный двор. Почти всю площадь занимает глиняная
ровная поверхность, на которой сушится не то пшеница, не то очень крупное
просо. Несколько женщин, согбенных и нахохлившихся, точно серые цапли,
бродили по кучам зерна и ворошили его тощими, фантастически длинными руками
с растопыренными перепончатыми пальцами.
- Ведь сколько дней подряд Васька Бессловесный демонстрировал им
грабли! Все псу под хвост! - возмутилась Макася. - Вот долдонихи-то, господи
прости!
- Лихо набираете разговорную терминологию, любезная Мария Поликарповна!
- восхитился неугомонный Гамалей. - Боюсь только, что в кемитском языке не
найдется достаточно сочных эквивалентов.
Сзади чмокнула дверь - вошел Самвел и пристроился с краю. Он был один.
- Алексаша, смени кадр, - брюзгливым тоном потребовал Гамалей.
- Я вам даю ближайшую к Колизею площадку, - примирительно пообещал
Алексаша. - Приучаться пора - когда стена прояснится, это у нас перед самым
носом будет.
Свежерасписанный забор вызвал неизменное восхищение неподдельностью
своего примитивизма.
- Пиросмани! - вырвалось у Самвела. - Какая жалость, что в Та-Кемте не
придумали еще вывесок!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг