плыло перед глазами в лиловом дыму костра, и белое платье светилось
нераскрывшейся кувшинкой...
- Ты говоришь, живые "нечестивцы" в обиталище светлом зарю возглашают?
- продолжал Арун. - Ну, ну... Я бы на месте Неусыпных наших так не
радовался. Живые "нечестивцы" ведь и вправду могут новый закон объявить. И
начнет город расти, улицы длиться, дома возводиться, чтобы всем было от
нового закона вольготно и весело. Воды маловато? Озеро рядом. Голодно? А кто
это сказал? Вон, на каждом всесожжении - мешок на мешке, и все уже сгнившее,
перепрелое. Закрытый Дом от запасов ломится. Это от пригородных пастбищ. А
ежели деревья под корень ломать, а не одни только ветки, да корни огнем
жидким вытравить, да землю из-под пожарища разделать - это по всему лесу
таких новых полей да пастбищ поразвести можно, два города прокормишь! И
мыследейство не запрещать, почему это оно Богам не угодно? Очень даже
угодно. Одаряют же они этим даром одних только избранных! Вон два рыболова,
один лесолом, травостригов три или четыре наберется; Инебел щедрее всех
одарен...
Арун все говорил и говорил, и возражал самому себе, и спорил сам с
собой, да еще изредка кивал кругленьким жирным подбородочком на собравшихся
в тесный кружок Нездешних Богов, словно одно их присутствие было неоспоримым
доказательством его правоты. Пухлые его пальчики, сложенные в неизменное
колечко, порхали где-то на уровне груди Инебела и лишь изредка замирали,
чтобы стремительно нырнуть вниз и склюнуть с передника липкую крошку рыбной
запеканки.
- А когда закон новый повсеместно установится, - продолжал горшечник,
впервые на памяти Инебела выпрямляясь и теряя свою непременную округлость, -
то ввести повиновение все-не-пременнейшее! За леность в работе, а тем паче
за сотворение и применение чужих рук - на святожарище, и не-мед-лен-но!!!
- Это еще почему? - встрепенулся Инебел, припоминая только что
обещанные веселие и вольготность. - Если уж дозволять мыследейство, то
почему же запрещать ту блестящую зубастую полосу, которой Нездешние могут
перепилить пополам такое дерево, которое целому двору лесоломов не подгрызть
и за десять раз по десять дней?
Арун ощерился и подпрыгнул, словно у него под мягким задком вместо
муравчатого пригорка оказался лесной игольчатый гад:
- Что Богам положено, того хамью не лапать!!! - И, увидев, как
отшатнулся маляр, ворчливо разъяснил: - Порядка же не станет, глупый ты
мальчик. Ежели на каждом дворе будет вдоволь любых рук, то каждая семья для
себя и дров нарежет, и рыб накоптит, и тряпья всякого запасет. Для себя! И
спрашивается, понесут они что в Закрытый Дом? Сомневаюсь.
- А кара божья?
- Кара... Когда всего вдосталь, не очень-то кары боязно. Да всех и не
покараешь. Закон, он на том и держится, что по нему всю работу сдай, а
разной еды да одежки получи. Думаешь, в новом-то законе по-другому будет?
Как же, закон ведь это, а не глупость хамская. Тем и мудр закон, что каждый
двор одно дело делает, коим прокормиться не может. Ни даже рыбак - одной
рыбой, ни плодонос - одними лесными паданцами. Понял?
Это был уже прежний, высокомерный и многомудрый Арун.
- Не понял, - кротко сказал Инебел. - Не понял я, учитель, зачем мне
тогда этот новый закон?
Тут уж Арун взвился, словно огонь летучий над Уступами Молений:
- Да чтоб не жить во лжи, как в дерьме, как гад ползучий - в тине
озерной! Чтоб работать вольно и радостно за сладкий и сытный кусок,
съедаемый без страха и срама! Чтоб не молиться ложным Богам, почитая более
всего сон бесплотный, ибо сны и без того даны нам от рождения и до смерти,
как дан нам ветер для дыхания и солнце утреннее для прозрения после ночи. Не
сон, но хлеб - вот истинность новой веры, нового закона! Святую истину
принесли нам Нездешние Боги, и отринуть нам надобно старых Богов, коих никто
и не видел, если уж честно признаться. Зато вот они - настоящие: трижды в
день садятся они за трапезу всей семьей, и не на землю - вкруг ложа,
застеленного покровом многоклетчатым. Как же твой зоркий глаз искуснейшего
маляра не разглядел истины? А глядел-то ты подолгу... Вот и теперь гляди,
когда я просветил тебя, только молчи до поры, чтобы голову свою поберечь...
Гляди...А как глядеть, если глаза жжет, словно и не за стеной нерушимой
горит-полыхает костер, а вот тут, под ногами, и едкая копоть застилает взор?
Верить... Да как тут верить, если не до нее, не до веры, верить ведь надо
разумом, а разум мутится, и нет никакого ветра, дарованного нам от рождения,
и дышать уже нечем - да что там дышать, нечем жить.
Потому что стоят у костра двое, и просвечивает огонь сквозь ее белые
одежды, словно утреннее солнце - сквозь лепестки пещерного ледяного цветка;
а напротив нее, не дальше руки, - тот, что чернее ступеней ночного храма,
тот, что ровня ей и родня, потому что они - из одного дома.
Тот, который без выкупа может взять ее...
- Гляди пристально, маляр, и молчи крепко, ибо не живой "нечестивец"
возгласит новую веру - это сделаю я, Арун-горшечник!.. Когда время придет.
13
- ..."Рогнеда", "Рогнеда"... Ларломыкин, тебя ли я зрю?
- Меня. А что?
- Поперек себя шире и в полосочку.
- И у меня рябит, это лунища проклятая какую-то нечисть генерирует,
пока она не скроется, хоть на связь не выходи.
- Ну и не выходи. У меня самого дел по горло. Пакет информации с
Большой Земли мне перекинул?
- А как же, минут десять тому. Глянь в распечатник, твои двойняхи -
никак не разберу, кто из них кто - наверняка уже туда свертку запустили.
- А. Благодарствую. И не смею дольше задерживать.
- Да постой ты, Салтан, в самом деле... Ни к черту у тебя нервишки.
Обратился бы к своему чернокнижнику, пусть он малость пошаманит,
подкорректирует твое поле, что ли.
- Субординация не позволяет. Я есмь непогрешен. Для полного вхождения в
образ халат какой-то дурацкий напялил, бороденку свою тибетскую лелею.
Окружающих впечатляет.
- Даже меня. Как вчера отпраздновали?
- Ничего, благодарствую. Мокасева моя - ах, что за душа человек! Так бы
и женился на ней, голубушке...
- Да, у этой и не проголодаешься, и не соскучишься. За чем же делю
стало?
- За той же субординацией. Экспедиция, сам понимаешь, на каком
положении, каждый шаг на виду - снизу кемиты, сверху твоя милость.
- Ну, достославный Колизей со всеми его секретами не очень-то нас
интересует. Если и за вами приглядывать - еще одну "Рогнеду" подвешивать
нужно. А что до субординации, то вот вернетесь на базу - тут ты ей больше и
не начальник. Да меня не позабудь в сваты.
- Тебя забудешь!
В разговоре наметилась едва уловимая пауза.
- Что стряслось, Кантемир? - быстро и очень серьезно спросил Абоянцев,
разом теряя традиционный шутовской тон, позволявший им коротать вечерние
свободные часы.
- Решительно ничего, Салтан, слава Спящим Богам!
- Выкладывай, выкладывай! Ты же непосредственно общаешься с базой, не
то что я, питающийся протокольными цидульками. Кто у тебя там на прямом
контакте? Чеслав Леферри? Ты ж его по экспедиции на Камшилку знал, так что
коридорно-кулуарной информации у тебя - сухогруз и маленькая ракетка.
- Да на кой тебе эти сплетни, владетельный хан кемитский? Почитай
развертку, вон она у тебя в накопителе парится, а потом и поговорим.
- Кантемир!!!
- Что - Кантемир? С завтрашнего дня начинается непосредственная
трансляция из города аж по шестнадцати каналам. До сих пор вся видеосолянка
поступала на "Рогнеду", и я с мальчиками до одури сортировал все по темам,
отжимал воду и в виде концентратов спускал тебе обратно. Так вот, кончилась
вам эта сладкая жизнь. Теперь сами выбирайте - улицы, дворы, ну и этот
тараканник... как его... Закрытый Дом. Адаптируйтесь на здоровье.
- Кантемир, это же...
- Ну, подарок судьбы или Совета, как тебе больше нравится.
- Да ты ничего не понял! Это же помилование, Кантемирушка, ведь если бы
нас решили эвакуировать, то ни о каких трансляциях и речи не было бы! Фу,
две горы с плеч...
- С половиной. Потому как из сугубо конфиденциальных источников - учти
- никому! - стало известно, что появился седьмой вариант: если ваше
пребывание здесь будет признано неперспективным, то весь Колизей с чадами и
домочадцами не вернут на Большую Землю, а перебазируют в район Вертолетной.
Для вас, собственно, и разницы никакой - трансляция будет вестись из того же
города, вы ж его напрямую и не видели.
- Ну, это ты несерьезно, Кантемир. У меня ж какое хозяйство: одни
грядки чего стоят, насквозь Кристиниными слезами промочены! Родничок
славный, чистый... А что, уже есть решение?
- Ну что ты, Салтан, как ребенок, в самом деле! Разве без тебя будут
это решать? Ты, Гамалей, Аделаида - вы еще назаседаетесь, надискутируетесь.
Тошно станет. Но пока даже им - ни гу-гу. Все пока на уровне мнений.
- Чьих мнений? Тебе не кажется, что наше мнение нужно было выслушать в
первую очередь?
- Не кажется ли - мне?
- Да, - сказал Абоянцев, - это я уже малость того... От огорчения. Ты
прости, Кантемир. Я понимаю, что ты-то ничего не решаешь. Но и ты меня
пойми, ведь это моя последняя экспедиция! Я же старик, Кантемир, меня больше
не пошлют. Та-Кемт - это мое последнее...
- Не срамись, Салтан. Во-первых, ничего не решено, а во-вторых,
вернешься на базу, будешь заведовать Объединенным институтом истории и
развития Та-Кемта, со всеми его мыследеями и летаргическими богами. Самое
стариковское дело. Завидую. Мне вот института не предложат.
- Я тебя замом возьму, - сказал Абоянцев с наигранной веселостью - ему
уже было стыдно. - Зам по сбору информации на высших инстанциях - звучит?
- Да уж говорил бы попросту: зам по сплетням. Но я и от такой должности
не откажусь. Все лучше, чем совсем без дела. Никогда не думал, что это так
страшно - стать стариком...
- Полно, полно, Кантемирушка. Оба мы старые хрычи. Так что непонятно,
чего жальче - себя ли, или вот Колизея, последнего моего дома небесного... -
Он погладил сухонькими пальцами стекло экрана, и оно отозвалось легким
потрескиванием. - Выходит, провалиться ему, бедолаге, под землю, как граду
Китежу.
- Китеж под воду ушел, не путай.
- А, склероз. Другой был город какой-то, не наш Китеж. Мне Гамалей
рассказывал. Целый город, провалившийся со всеми обитателями. Да еще и в
пасхальную ночь, под звон колоколов. Как бишь его... Не помню. Ничего не
помню. И помнить не хочу. Свернуть экспедицию! И какую экспедицию! Кантемир,
твой голос в Совете все-таки один из решающих - ты что, тоже считаешь
продолжение эксперимента бесперспективным?
- Напротив. Перспективы налицо. Ты не дослушал. Только...
Перспективы-то совсем не те, на которые мы рассчитывали. То есть мы
предусматривали вариант религиозной распри, ты же помнишь, Роборовский
предупреждал... Но все-таки хотелось, чтобы это было побочным эффектом, а не
единственным следствием нашего контакта.
- Постой, постой! Я регулярно прослушиваю чуть не половину всех
записей, которые вы мне спускаете, и ни разу не уловил даже намеков на
какую-либо ересь. Для возникновения нового религиозного течения требуется
немало времени...
- Положим! Кто-то в свое время заметил, что для подобной операции
Лютеру понадобилась всего одна чернильница и одна стопка бумаги - долго ли
умеючи? Правда, кемиты - городские кемиты, не храмовые - сплошь безграмотны,
да к тому же и фантастически инертны.
- Ну, батюшка мой, жреческая флегматичность тоже потрясающа, это я тебе
говорю как крупный профан в истории всех религий. Будь это на нашей Земле,
такой религии щелчка было бы довольно! Но где он, этот щелчок?
- Есть, есть, Салтан. Ты или пропустил, или еще руки не дошли. Мы тут
выудили серию прелестнейших диалогов, естественно, пока это легчайшие
намеки, так сказать, прелюдия кемитского кальвинизма. Но какая первозданная
чистота, какой классический примитив: долой Богодухов дрыхнущих - да
здравствуют Боги жующие!
- То есть мы, грешные, с нашим трехразовым питанием по самому скромному
экспедиционному рациону? Бывают в жизни злые шутки, но представить себе нашу
полупрозрачную Кристину в роли богини обжорства... Это несерьезно, Кантемир.
- У твоей Кристины здоровый детский аппетит, как следует из Аделаидиных
сводок. Но когда Сэр Найджел везет на стилизованной таратайке гору дымящихся
антрекотов, тебе непременно хочется, чтобы взирающие с благоговением кемиты
тут же взяли на вооружение колесо от таратайки. А они - дети природы, они
предпочитают антрекот!
- Согласен на антрекот, но почему бы им не заинтересоваться заодно
ножом и вилкой? С ножом можно съесть два антрекота!
- Излишества не в ходу у примитивных религий, к тому же кемиты за
считанные минуты отращивают себе стальные когти, с такими когтями можно,
во-первых, вырвать у ближнего своего, а затем удержать и три антрекота, а
это важнее. Так что с орудиями производства мы сели в основательную лужу,
Салтан свет Абдикович, и это не кулуарные мнения - это факт.
- Но ведь не могли же мы, в самом деле, навязать им ту или иную
альтернативу? Мы должны были сдвинуть их с мертвой точки, вышибить их из
этого проклятого социостазиса, предложить им выбор, в конце концов, ведь
такова была изначальная задача?..
- Знаешь, Салтан, чем больше ты сейчас впадаешь в панику, тем
основательнее я успокаиваюсь. А то уж я было начал себя казнить, что
выболтал тебе все сплетни, роящиеся вокруг Совета по контактам. А теперь
вижу - все правильно. Потому что если бы ты вот так же начал паниковать при
всем честном народе, это было бы, как говорят кемиты при виде жующих,
"срамно и постыдно"!
- То ли еще будет, Кантемир, то ли еще будет! Когда узнают мои ребята,
Самвел, Кшися, двойняхи эти оголтелые, что нас собираются перебрасывать...
- Ну-ну, не такие уж они дети малые, неразумные, какими представляются
тебе в отеческих твоих заботах. Знали они, на что идут. И что могут их
отсюда убрать не то что через год - на третий день, землицы не понюхав и
воды не испив, тоже знали. А крепче всего они знали первый постулат
дальнепланетчиков: при контакте с менее развитой цивилизацией ВОЗДЕЙСТВИЕ
ДОЛЖНО БЫТЬ МИНИМАЛЬНЫМ.
- Минимальное воздействие и хреновый эффект... А может, надо было
воздействовать чуточку посильнее? Ведь какие возможности открывались перед
кемитами, неужели ты для себя не проигрывал эти варианты, а, Кантемир?
Прирожденные экспериментаторы, с их-то руками, с их неприхотливостью и
дисциплиной - за считанные десятилетия они могли бы снова заселить все земли
средних широт, откуда они откочевали на экватор, образовать единое
государство, перескочив сразу через несколько социально-экономических
формаций...
- Как кенгуру. Да, они могли. Но выбрали другое - полуголодное
существование, молитвы, сны. Сами выбрали свой путь.
- И опять жрецы, пирамиды, жертвоприношения, мракобесие, инквизиция...
- Да, но если нам удастся снять ограничение рождаемости, можно считать,
что мы уже наполовину спасли это сонное царство.
- Знаешь, голубчик, мне от этой уверенности как-то не легче. О!
Видимость улучшается - луна зашла. Пора проветриваться.
- В каком смысле?
- В прямом. Хотя, если нас перебазируют, то какой смысл?
- В том, чтобы стоять до конца, всегда есть если не смысл, то хотя бы
какая-то прелесть...
- Вот-вот. Так что я пошел - стоять до конца. Как обелиск.
14
Что-то ткнулось прямо в ноздрю, защекотало, - Инебел сморщился,
сдавленно чихнул и потер тыльной стороной зудящую верхнюю губу. Едва слышно
щелкнуло, в нос проник отчетливый медовый запах. Видно, запоздалый
муракиш-медонос тащил свою крошечную восковую коробочку, да на пути его, как
гора, разлегся человек - ни обежать, ни перепрыгнуть с полной ношей. Сам
муракиш отпрыгнул, а мед липкой смолкой размазался над верхней губой, чихай
теперь до самого рассвета...
Инебел приподнялся на локте. Вечернее солнце уже зашло за гадючий лес,
и в непроглядной тьме невозможно было различить, где кончаются последние
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг