скафандре. А теперь он поймал себя на том, что фон может и подождать, и
разговор со взрослыми, разговор по строго выработанной программе, на
невероятном гибриде всех земных языков и математики, в муках произведенном
неисчислимыми лабораториями "теоретиков первого контакта", - все это
неважно, и все это подождет.
А самое важное и самое интересное - это кулачок Фират, в который она
успела что-то набрать. Кулачок медленно раскрылся - на смуглой ладошке
лежала кучка зеленоватого песка.
- Песок, - несколько разочарованно проговорил Волохов. Он почему-то
ждал чего-то необычного и теперь досадовал на свое ожидание.
Фират быстро сжала кулачок и снова его открыла. Песок, видимо,
высыпался, и на ладошке остался спрятанный до сих пор камешек.
Обыкновенный, серый. Сухой.
- Камень. - Волохов понял, что это просто продолжение урока.
Фират еще раз сжала и раскрыла кулачок - вместо камня лежала раковина.
Волохов заставил себя предположить, что ракушка эта была внутри камня и
Фират, сжимая кулак, счистила налипшую на нее шелуху песчаника. Конечно,
заставить себя поверить во что угодно здесь, на этом берегу, нетрудно.
Но все-таки камень был куда меньше, чем раковина. Он заставил себя не
удивляться и не удивился, когда вместо ракушки на ладони появился дохлый
высушенный краб, обрывок водоросли синего цвета и, наконец, маленькая
золотая рыбка, пугливо подрагивающая плавничками. Он так и назвал ее -
"золотая рыбка", и Фират тут же превратила ее в черную, потом в белую, и
рыбка терпеливо прошла через весь солнечный спектр и в награду была
отпущена в море. Затем пришел черед маленьким, не больше мизинца,
человечкам; угловатые и условные, они напоминали рекламных гномиков и не
имели ничего общего с тем, каким представлялся Волохову Мальчик-с-пальчик.
Фират разгладила складки платья и высыпала человечков себе на колени.
Они засуетились, и Волохов с трудом успевал комментировать их действия.
Фират ничего не повторяла, только время от времени указывала пальцем на ту
или другую фигурку. Если бы только она действительно запоминала все, что
он ей говорил, то у нее должен был составиться небольшой, но весьма
причудливый словарик.
А может быть, она ничего не запомнила? Может быть, она просто
показывала ему свои игрушки?
А если она запоминала его язык, то почему же она не сделала ни одной
попытки познакомить Волохова со своим?
Этого минутного раздумья, этой крошечной остановки было достаточно,
чтобы почувствовать бесконечную усталость. Волохов вдруг понял, что он уже
страшно долго сидит на этом пустынном берегу, обманутый медлительностью
здешнего солнца, которое все еще лениво лезло в зенит, в то время как
дома, на Земле, уже давно наступил бы вечер.
Он провел рукой по лбу. Это же сумасшествие - столько часов провести
под палящим солнцем. Да еще чужим, с неизвестным спектром излучения.
- Жара, - сказал он, обращаясь к Фират, - надо идти в тень. Тень, -
повторил он, указывая на синеватый силуэт, разлегшийся на песке.
Фират посмотрела внимательно, потом обвела пальцем контур собственной
тени и удовлетворенно кивнула:
- Тень. Хорошо. Вот такая тень - хорошо? - Она раскинула руки, словно
крылья, и часто-часто ими замахала.
- Хорошо, - сказал Волохов, далеко не уверенный в том, что она
правильно его поняла.
- Зеленая тень - хорошо? - продолжала допытываться Фират.
- Зеленая - хорошо, и синяя - хорошо, и черная.
Фират посмотрела на него так удивленно, что Волохов окончательно
уверился во взаимном непонимании. Между тем Фират быстро вложила два
пальца в рот и пронзительно, отрывисто свистнула. Волохов невольно
усмехнулся - так это было по-мальчишески, по-земному.
Что-то зеленое поднялось из-за дальней дюны и стремительно понеслось к
ним. Сначала Волохову казалось, что это - маленький летательный аппарат,
затем - что это птица. Когда же оно приблизилось, Волохов увидел существо,
напоминавшее ската, - узкое тело змеи, небольшой изящный клюв и метровые
полотнища полупрозрачных плавников, превращавших его в плоский
четырехугольный коврик с трепещущей бахромой.
Существо неуверенно застыло метрах в двух от них, но Фират похлопала
себя по коленке, как это делают, подзывая собаку.
Существо жалобно пискнуло.
- Он боится, - сказала Фират, обернувшись к Волохову, и засмеялась. -
Он боится ты.
Она что-то стала говорить на незнакомом своем языке, говорить ласково и
наставительно, как все это утро она говорила с Волоховым.
Существо еще чаще замахало краями своих плавников - Волохов не решился
назвать это крыльями - и, робко приблизившись, повисло над головами
сидевших, отбрасывая на них прохладную зеленую тень.
Сразу стало легче дышать.
- Это хорошо, - сказал Волохов, - но мне нужно на корабль. Чиниться.
- Чиниться? - переспросила Фират, недовольно поморщив лобик. - Говори
понятно.
Волохов беспомощно оглянулся по сторонам. Какая-то палочка, наверное,
выброшенная морем, валялась на песке. Волохов подобрал ее.
- Мой корабль, - повторил он, разравнивая песок и рисуя на нем вполне
правдоподобные контуры звездолета, - он сломался.
Он поднял палочку до уровня глаз и демонстративно разломил ее надвое.
Фират испуганно посмотрела на сломанную палочку в руках Волохова, потом
быстро обернулась туда, где над песчаными дюнами подымался титанировый
корпус корабля.
- О, - сказала она, - он сломался, он...
Она выхватила из рук Волохова обломок ветки и начала быстро
дорисовывать вокруг контура корабля пунктирные расходящиеся линии.
Казалось, нарисованный корабль встряхнулся, словно утка, и во все стороны
разлетелись сотни маленьких песчаных брызг.
- Радиация? - догадался Волохов. - Нет. Не бойся. Радиации нет. Не тот
принцип действия. А может, ты боишься не радиации, а чего-нибудь другого?
Фират внимательно слушала его, сдвинув густые недетские брови, потом
уверенно и спокойно подтвердила:
- Боюсь.
Она поднялась на ноги и гортанно, протяжно крикнула, как кричат люди,
которые хотят, чтобы зов их разнесся как можно дальше и шире, потому что
тот, кого они зовут, может находиться и там, и там, и там. И тот, кого она
звала, поднялся из-за крайней прибрежной дюны и размашистой рысью двинулся
прямо на них. Волохов вскочил и невольным движением заслонил собой
девочку.
Это был белый медведь, округлой длинноухой мордой напоминавший собаку,
или скорее огромный ньюфаундленд, белоснежной шерстью смахивающий на
полярного медведя. Во всяком случае, кто бы это ни был, узкий, раздвоенный
на конце язык и тройной, как у акулы, ряд зубов отнюдь не делали его
добродушным.
Зверь остановился прямо перед Волоховым, все еще самоотверженно
заслонявшим собой Фират, потом наклонил мохнатую голову набок и
рассмеялся. Это был искренний, беззлобный человеческий смех, и золотые
черти плясали в смеющихся глазах зверя, и раздвоенный язык, вобравшийся в
пасть, нежно и беспомощно трепетал за тройным рядом страшных зубов.
- Фу ты, черт, - сказал Волохов и тоже засмеялся. Он чувствовал себя
дураком, хотя ничего глупого или хотя бы нелогично не сделал.
Фират вылезла из-за его широкой спины и что-то сердито проговорила.
Волохов не понимал ее языка, но все это звучало так, словно она хотела
сказать: ничего смешного нет, и надо делать дело, а не развлекаться.
Она сказала еще что-то и коротким жестом указала на корабль. Зверь
посмотрел по направлению ее руки, потом перевел взгляд на Волохова,
разинул пасть и отчетливо, членораздельно произнес несколько "слов. Потом
сорвался с места и огромными скачками помчался к кораблю. В каждом своем
прыжке он распластывался в воздухе, и только тогда было видно, каким
легким и поджарым было его тело, скрытое невероятно длинной и пушистой
шерстью.
Зверь скрылся за дюнами.
- Вот так плюшевая игрушка, - сказал Волохов. - Он умеет говорить?
- Конечно, - несколько удивленно ответила Фират.
- Каким образом? - не унимался Волохов.
Фират пожала плечами.
- Я говорю, ты говоришь, он говорит.
Было ли это ответом? Зверь вернулся. Он ничего не сказал, только
кивнул, словно давая понять, что идти к кораблю можно.
Фират взяла Волохова за руку, и они двинулись к звездолету. Зверь,
размеренно, как верблюд, покачивая головой, пошел рядом с Фират. Некоторое
время она шла, положив руку на его мохнатую голову, но скоро ей это
надоело, и она легко вспрыгнула на спину зверя. Тот шагал как ни в чем не
бывало.
- Отец, - сказала Фират, и тут же Волохов увидел людей, выходящих ему
навстречу из-за блестящей туши корабля. Тот, что шел впереди, ускорил шаги
и подошел к Волохову. Они встретились у самых ступеней трапа.
Человек этот, смуглый и чернобровый, был похож на Фират в той же
степени, как и все остальные его спутники, такие же смуглые и схожие между
собой, словно пингвины - для людей и, наверное, люди - для пингвинов.
Человек, подошедший первым, держал в руках гибкую желтую ветвь с едва
заметными листочками. Наверное, это и было то самое растение, что
покрывало огромный город, раскинувшийся на весь материк. И, между прочим,
росло оно не меньше чем в двухстах километрах отсюда. Человек кивнул
Фират, и она низко наклонила голову. Потом он потрепал по голове белого
зверя и точно таким же жестом дотронулся до плеча Волохова. По-видимому,
лишние слова вроде приветствий были здесь не приняты, поэтому Волохов
наклонил голову, как это сделала Фират, и предоставил хозяевам первыми
задавать вопросы.
Но вновь пришедшие вопросов не задавали. Они подходили по очереди,
касались плеча Волохова и только дружески, необыкновенно широко улыбались.
Волохов поискал глазами того, что пришел первым и которого Фират назвала
отцом, и вдруг увидел, что тот уже поднимается по свисавшей лесенке на
корабль. Он шагнул вперед, намереваясь последовать за ним, но
почувствовал, что цепкие пальцы Фират крепко обхватили его запястье. Он
резко обернулся.
- Не надо, - сказала девочка. - Ты не надо. Они не понимают ты.
- Миленькое дело, - Волохов пожал плечами. - Что же тогда они вообще
поймут?
- Они поймут твой корабль. Язык корабля поймут все.
- Но ты же понимаешь меня!
- Они нет времени понимать ты.
- Понимать тебя, - поправил Волохов.
- Понимать тебя, - послушно повторила она. - У меня было время понимать
и...
Она беспомощно оглянулась, словно то, что она пыталась сказать, было
где-то здесь, под рукой, нужно было только это найти. Но она не нашла и
досадливо сморщилась.
Волохов не понял, что она хотела сказать.
- Ладно, - сказал он, - вернемся к кораблю. Ты думаешь, что они поймут,
что к чему, и починят?
Фират досадливо поморщилась, словно хотела сказать: ну что повторять
одно и то же? Раз сказано - починят, значит, сиди и жди.
Фират подозвала своего зверя, и тот, бесшумно приблизившись, растянулся
у самых ее ног. Фират улеглась на песок, откинув голову на белую спину
зверя. Ей, наверное, было очень удобно. На Волохова она не смотрела и
больше не заговаривала с ним, словно разом забыв о его существовании. Он
решил подождать, во что же все это выльется, и, отойдя в короткую
зеленоватую тень, отбрасываемую кораблем, принялся вышагивать по песку
взад и вперед, насколько позволяли границы этой тени. Так прошло около
получаса.
Вдруг нижние ступени лестницы закачались, и Волохов, глянув вверх,
увидел, что добровольные его помощники быстро спускаются вниз. Волохов
торопливо направился к Фират, - надо же как-то остановить их, попросить
обождать, а он слазает за таблицами, книгами, они установят контакт,
обменяются... чем там положено обмениваться по теории контакта с
гуманоидами. Фират поможет.
Но они его опередили, старший - отец, по-видимому, хотя Волохов так и
не научился отличать его от остальных, - сказал Фират несколько
отрывистых, повелительных фраз. Девочка выслушала его, сложив руки и низко
опустив голову. Потом все они по очереди подошли к Волохову и с
дружескими, несколько плакатными улыбками снова потрепали его по плечу.
Сначала его, потом белого зверя Фират. И друг за другом исчезли за
изумрудной песчаной дюной.
- Все, - сказала Фират, - ты можешь лететь. Корабль не был сломан. Он
просто... не слушался. Это прошло. Улетай.
В голосе ее не было ни грусти, ни горечи, она повернулась и тихо пошла
к морю.
Он знал, он чувствовал, что его не обманули, что корабль исправлен и он
может сейчас же, сию минуту лететь домой, к Земле, - и не мог этого
сделать. Белая фигурка медленно брела к морю, и что-то было не так,
чего-то он не понял, не доделал, и, сам не зная, зачем, он крикнул:
"Фират, погоди!" - и побежал к ней.
Он догнал ее у самой воды. На его крик она не обернулась.
- Погоди, Фират, - сказал он, переводя дыхание. - Так же нельзя, в
самом деле. Ведь я сейчас улечу, и мы можем никогда больше не встретиться.
Она спокойно смотрела на него. Ну да, он улетит, они действительно
никогда больше не встретятся, но ее это не тревожило. Что ей-то до этого?
- Погоди, Фират. Ведь ты даже не спросила, откуда я. Может быть, твой
отец или те, что были с ним, когда-нибудь захотят прилететь к нам, на
Землю... на ту планету, откуда я родом? Ведь вы можете это?
Фират медленно покачала головой.
- Они все очень заняты. Там. - Она махнула рукой в сторону материка,
где раскинулся желтый город. - И там. - Она вытянула руку вверх, указывая
прямо в небо.
В первый раз в ее ровном голосе он почувствовал едва уловимый оттенок
горечи - они все очень заняты.
- А может быть, ты, когда подрастешь?..
Она снова покачала головой.
- Твоя планета нам не нужна. Ведь вы даже не умеете... - она не знала
необходимого слова. Она пощелкала пальцами, как делают это люди,
припоминая что-нибудь, и вдруг у нее из-под пальцев начали выпархивать
огромные, величиной с крупную лилию, мохнатые снежинки. Они таяли, не
долетев до песка, а пальцы Фират начали приобретать бронзовый отблеск, и
вдруг засверкали нестерпимым блеском настоящего червонного золота, она
ударила в ладони - и над песками прокатился оглушительный, стозвучный удар
огромного гонга.
И тут же руки девочки стали прежними.
- Вы не умеете так, - тихо, словно извиняясь, проговорила Фират. - Вы
не умеете...
- Творить чудеса, - подсказал Волохов. - Этого мы и вправду не умеем. И
все же, если вы только можете, прилетайте к нам, на Землю. Чудес у нас
нет. Но у нас есть солнце, не такое, как у вас, - бледненькое, словно
мелкая серебряная монетка, - нет, наше солнце золотое, как твои ладони
пять минут назад, как цветок одуванчика - вот какое. - И он рисовал на
влажном и плотном песке, какой это цветок, и в узких бороздах рисунка
тотчас набиралась вода. - Оно желтое, рыжее, нестерпимое...
Они тихо шли по узенькой полоске омываемого водой песка, и Волохов все
говорил, и нагибался, и рисовал что-то, и они тут же переступали через
этот рисунок и шли дальше, и он снова говорил о Земле, о ее морях, умеющих
быть любыми - от пурпурных до молочно-белых, о лиловых вершинах гор, о
зеленых Лунных ночах над стоячей водой уснувших рек, о тонкой яблочной
прозрачности предутреннего неба, о чеканной бронзовой дорожке, по которой
можно добежать до самого солнца, если оно не успеет спрятаться за море; он
рисовал на песке маленьких, не больше суслика, кенгуру и огромных,
величиной с утку, божьих коровок. В стройную шеренгу знаков зодиака
вклинились колдовские пентаграммы мирских звезд и курчавые пеньки актиний,
а у самой-самой воды, прикрыв морду хвостом, свернулся калачиком
абстрактный кот - так, во всяком случае, закончилась попытка Волохова
изобразить всю нашу галактику. Крошечная точка, обозначавшая Землю,
приютилась с краешку, где-то на хребте условного кота.
- Волохов, - сказала вдруг девочка, останавливаясь. Она в первый раз
обращалась непосредственно к нему. - Не надо. Улетай.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг