и да приснится вам ваш родной Таллинн.
- Mon Paris natal', - тихо прошептала она.
[' Мой родной Париж (франц.).]
- Париж так Париж. - Артему было все равно, лишь бы поскорее вытянуть
ноги. - Дело вкуса. Хотя, конечно, имеет смысл посмотреть во сне на то,
что вряд ли увидишь в оригинале.
- Я оттуда родилась, - медленно проговорила Дениз, с видимым усилием
подбирая слова. - Mon Dieu, ie confonds des mots simples' - прошептала она
уже совсем тихо.
[' Боже мой, я путаю простые слова (франц.).]
- ... Оттуда родом, - машинально поправил ее Артем. И тут только до
него дошел смысл сказанного. - Ага, все-таки проклятый "сервис".
- Не понимаю... Сервис - зачем?
- Ничего, это я так. Есть хотите?
- Нет.
- Слишком поспешно для того, чтобы быть правдой. Сейчас я вам кое-что
притащу.
Консервный нож куда-то запропастился, и Артем довольно долго
провозился на кухне, открывая банку с абрикосами перочинным ножом. Открыв,
выплеснул содержимое банки в стеклянную селедочницу и понес к Дениз.
- Вот, - сказал он, подходя, но она уже протягивала руку, заслоняясь
от него узкой беззащитной ладошкой.
- О, черт! - он в сердцах поставил селедочницу на стул, оказавшийся
между ним и тахтой. Розоватые глянцевые абрикосы с поросячьим
самодовольством разлеглись в узкой посудине, красноречиво деля его
собственную комнату на территорию Франции и СССР. - Впрочем, как вам будет
угодно.
Он вытер лезвие ножика и попытался сложить его, но руки после
давешнего наваждения еще подрагивали, я нож, так и не сложившись,
выскользнул у Артема из рук и полетел вниз острием. Оба они видели, как
лезвие блеснуло в воздухе узкой серебряной рыбкой, коснулось пола и...
ушло в него. Целиком. Словно это был не паркет, а густой кисель или
глинистый раствор. Едва уловимое кольцо побежало, расширяясь; его слабая
тень скользнула под ботинки Артема - и все исчезло.
Артем ошеломленно глядел на пол, на то место, где произошло это
очередное чудо. Потом поднял голову и встретился глазами с Дениз. Они
смотрели друг на друга так, словно каждый был самой настоящей нечистой
силой в образе человеческом, они ненавидели сейчас друг друга за все
бессмысленное неправдоподобие сегодняшнего вечера, за кошмар этих ненужных
никому чудес, за их непрошеную встречу - и каждому казалось, что тот,
другой, и есть виновник всего происходящего.
Артем опомнился первым. Все. Хватит с него этих фокусов, сыт по
горло. Он рванулся в переднюю и сдернул с вешалки плащ. Он еще не знал,
что будет делать - переночует у кого-нибудь из друзей, проболтается до
утра по весенним стылым улицам или попросту найдет работающий автомат и
заявит в соответствующие органы, - но терпеть такое издевательство над
собственным рассудком он больше не мог.
Будь она хоть капельку не такой, у него не появилось бы мысли
обвинить ее во всем происшедшем; но невероятная красота сама по себе
делала ее причастной ко всей этой чертовщине. Он распахнул входную дверь,
вылетел на лестничную площадку - и увидел вокруг себя серебряный
сумеречный сад.
И тогда он успокоился. Черт побери, сказал он себе, не каждый день
удается посмотреть такой волшебный, цветной, широкоформатный,
стереоскопический и стереофонический сон. Надо этим попользоваться.
Попользуйся, брат мой. Нет, надо ж так - двух часов не проспать без цитаты
из Хемингуэя. Это его совсем развеселило. Ну что же, рассмотрим сон во
всех подробностях.
Черные мультипликационные пирамидки деревьев, равномерно подклеенные
к нижней кромке тусклого неживого неба; темная фольга прямых, словно
рельсы, дорожек, а между ними - разливы светло-серых жемчужных цветов,
казалось, не росших из земли, а перелившихся через край волшебного горшка,
который вместо гриммовской манной каши варил и варил бесконечную цветочную
массу, пока она не переполнила игрушечный этот мир до такого близкого его
конца.
И посреди этого сада, завороженного пепельным мерцающим полусветом,
стойким отсутствием каких бы то ни было запахов и особенной, клейкой
тишиной, как уже нечто совсем естественное возвышался маленький
диснеевский домик. Неправильность формы позволяла угадывать в нем
планировку однокомнатной квартиры; сложен он был из традиционного кирпича
и накрыт двускатной крышей из соломы. Миленький такой шалаш. Трубы только
не было, зато на входной двери трогательно белел квартирный номер. Артем
тихо, чуть ли не на цыпочках пошел вокруг дома, все время плечом и ладонью
касаясь шершавой стены - отойти даже на полшага было как-то боязно.
Поворот - и под его пальцами зашуршали обои. Ну да, в этом месте должна
была находиться великолепная квартира соседа Викентьича, беспалого
мясника, уже успевшего повадиться к Артему за сигаретами. Но от нее
осталась только шершавость унылых обоев, кое-где уже подранных матерым
сторожевым кобелем.
А за следующим углом шли окна. Его окна - сперва Кухонное, с
перышками зеленого лука на подоконнике там, внутри, а затем освещенное,
сдвоенное с балконной дверью. Балкон лежал прямо на земле, и, ухватившись
за его безобразненькие чугунные перильца, Артем вдруг отчетливо представил
себе, что все наваждение мертвого этого сада вдруг исчезает, и почва
расступается под ногами, восстанавливая прежнюю девятиэтажную пропасть
между его балконом и настоящей землей. Страх перед этой воображаемой
пустотой был так велик, что Артем чуть было не перемахнул через перила и
не ворвался обратно в комнату через балконную дверь, но через стекло была
видна тахта и на ней - лежащая вниз лицом Дениз. Но-но, прикрикнул он на
себя, заставив оторваться от спасительных перил, рысцой промчался вдоль
последней стенки и, ударившись всем корпусом о входную дверь, очутился в
прихожей.
Дениз не шевельнулась, словно не слышала его шагов. Но пушистый ворс
одеяла дышал ровно и нечасто, словно шерстка на спине у спящего котенка.
Артем подошел к тахте и тяжело опустился на край.
- Я только что был там, - он ткнул большим пальцем в сторону окна. -
Этакий висячий сад Семирамиды. Посреди сада - плешь, а на ней наша хибара.
Хочешь взглянуть?
Она подняла голову, безучастно посмотрела в окно, потом едва слышно
произнесла:
- Mais c'est egal', - и снова опустила голову.
[' Мне все равно (франц.).]
И тут он перепугался уже по-настоящему, как можно бояться не за себя,
а за другого человека. Кем бы она ни была, но он-то был мужчиной, он был
старшим и сильнейшим. Он не знал ни слова по-французски, но прекрасно ее
понял - ей все равно, и в такой степени, что она не будет ни есть, ни
пить, а свернется под одеялом в маленький холодный комочек, словно птенец,
брошенный в гнезде, и очень даже просто помрет. А он так и не будет знать,
что же с ней делать, тем более что теперь не добежишь до автомата и не
позвонишь в "неотложку", "скорую" или в соответствующие органы.
- Нет уж, - сказал он решительно, - придется тебе меня слушаться.
Сейчас мы поужинаем.
Вода на кухне исправно шла - и горячая, и холодная. Газ исправно
горел. Артем согрел чай, почти насильно напоил Дениз. Самому ему после
всех этих открытий тоже ничего не хотелось, но положение старшего
обязывало, и в качестве наглядного примера он с хорошо скрываемым
отвращением запихнул в себя пару марокканских полнотелых сардинок.
Совершив сей гастрономический подвиг, Артем почувствовал, что ни на что
более он не способен.
- На моих часах половина одиннадцатого... А, черт! Стоят. Придется
произвольно отсчитывать время. За окном непроглядная темень, ни огонька на
горизонте, и вряд ли удастся что-нибудь выяснить. Посему на правах
старшего откладываю все вопросы на завтра и приказываю всем спать. Я лично
устал как собака.
Он старательно запер двери и проверил окна, потом вытащил ящик с
инструментами и нашел там маленький недавно наточенный топорик. Не ахти
какое оружие, но все-таки.
- Подвинься, - сказал он. Дениз отчаянно захлопала ресницами. -
Подвинься, подвинься. Тебе же все равно.
Она испуганно прижалась к стене. Артем сунул топорик под подушку и
блаженно вытянулся подле Дениз.
- Есть у нас такая миленькая приспособленческая пословица, -
пробормотал он, закрывая глаза, - "с милым рай и в шалаше". Не слыхала? -
Подушка под щекой шевельнулась, - Дениз не то кивнула, не то покачала
головой. - Так вот, рай налицо, шалаш тоже комфортабельный, тебе остается
только вообразить, что я - искомый "милый". - Дениз снова испуганно
дернулась, но дальше отодвигаться было уже некуда. - Да не бойся ты,
глупенькая, я же сказал - вообрази. А шалаш у меня европейский - "с
ванной, гостиной, фонтаном и садом..." как там дальше?.. "фонтаном и
садом... только смотрите, чтоб не было рядом..." А знаешь, что во всей
этой петрушке самое страшное? - Дениз затаила дыхание. - Мне кажется, что
мы здесь совсем одни...
Он проснулся.
Было до изумления легко. Воздух щекотал изнутри при каждом вдохе;
руки, поднятые для того чтобы закинуть их за голову и потянуться, взлетели
сами собой, словно к каждой было привязано по десятку разноцветных
воздушных шариков. И вообще все было лучше некуда, трын-трава и море по
колено. А если что и не так, то только для того, чтобы преодолеть,
Превозмочь, переделать, перестроить. И достичь.
Состояние легкого опьянения. Осторожно, Темка. Пока ты спал, с тобой
что-то сделали. А может, не с тобой, а со всем тем, что тебя окружает. С
воздухом, например.
Артем нашарил в кармане примятый за ночь коробок, чиркнул спичкой.
Вспышка была несколько ярче, чем следовало ожидать. А может, показалось?
Он чиркнул еще и тут только вспомнил про Дениз. Вот осел, напугаю ведь
спящего человека.
Он осторожно спустил ноги с тахты, встал и, чуть не приплясывая, -
впрочем, это получалось само собой, а не от избытка радости, - выбрался в
прихожую. Ладно, для первого раза определим, где мы сейчас находимся. Он
распахнул дверь и вышел в сад. Веселье, неестественное, пришедшее извне,
оставалось, но уверенность неуклонно улетучивалась. Да, действительно, где
мы находимся? В голову лезла всякая бианковская ерунда вроде лишайников,
которые обязаны произрастать только на северной стороне дерева, или
муравейника, который, напротив, предпочитает южную сторону. Ни
муравейников, ни лишая в райском саду не имелось. Утренний рассветный
сумрак стремительно таял, но нигде в равномерных просветах между деревьями
не проступало ни мутного пятнышка прячущегося солнца, ни розоватого блика
зари. Небо было затянуто легкими, но необыкновенно низкими облаками, они
висели неподвижно и за деревьями спускались до самой земли. Казалось, сад
с крошечным домиком посередине был покрыт непрозрачным студенистым
колпаком. Ни шороха, ни ветерка.
Он вернулся.
- Вставай, - он присел на край тахты, положил руку на одеяло, где
угадывалось узенькое покатое плечо. - И только пугаться, как давеча, не
вздумай.
Она обернула к нему свое лицо, подрагивающее незабытым вчерашним
ужасом, и ему вдруг стало страшно, как может быть страшно только в
детстве, когда встречаешь наяву что-то такое, что никак не может быть,
чего НЕ БЫВАЕТ, - словно это Серый волк, словно Вий, словно Кощей
Бессмертный.
Вот так поразило его нечеловеческое, принадлежащее не природе, а
живописи - ее лицо.
- Проспали, - сказал он нарочито громко, разрушая наваждение ее
немерцающей, стоячей красы. - По звездам надо было определяться. Север, юг
и все такое. Сейчас туман. - Она смотрела на него, видимо не понимая, что
он говорит, и он также не слышал и не понимал собственных слов. - Туман.
Облака совсем над головой. За деревьями они легли на землю. Только, туман
и посередине этого тумана мы. Ты и я.
Он отгораживался от нее словами, словно стоило ему замолчать - и он
остался бы беззащитным перед бесовской силищей нерукотворной ее красоты.
- Да вставай же ты, - закричал он с отчаяньем, - вставай, навязалась
ты на мою голову...
Она послушно поднялась и пошла в ванную, ступая боязливо и легко,
словно пол, так загадочно поглотивший вчера злополучный ножик, мог снова
расступиться. На пороге она застыла, удивленно прислушиваясь, но не к
внешним звукам, потому что кругом была прежняя стойкая тишина, а к чему-то
своему, подкожному, шевелящемуся внутри.
- Странно, - сказала она спокойно, - я вся... legere, легкая. Мне
нужно только отдохнуть...
Она не договорила, словно не могла еще определить, что же она сможет
после того, как отдохнет.
- И что тогда? - почему-то шепотом спросил Артем.
- Тогда я смогу летать.
- Да, - сказал он, - да... - И даже про себя, не вслух, он не
усомнился в том, что она это действительно сможет.
И он представил себе, как она выходит на балкон, наклоняется вниз,
через перила... А, черт, он же забыл, что теперь его балкон лежит прямо на
земле. Но все равно, все равно. Она встанет на перила, подпрыгнет и, даже
не взмахнув руками, начнет легко подыматься вверх, к студенистому серому
колоколу, накрывающему весь сад. Контуры ее тела станут смутными,
размытыми; вот она... Хлопнула дверь - Дениз исчезла в ванной.
Артем шумно выдохнул воздух и встряхнулся, словно селезень, вылезший
из пруда. Положительно, пока он смотрит на Дениз, в голову лезет самая
настоящая чушь. Дремучая чушь, как говаривал Гораций. Оказаться невесть
где, черт знает с кем и уж совершенно непонятно - для чего, и с утра
пораньше пялить глаза на эту куколку... Тьфу. Значит, так: быстро
закусить, собраться и идти на разведку. В конце концов не на десятки же
километров тянется этот райский сад. Где-то он должен кончиться. Дойти до
этого конца, а там будет видно, что дальше.
- Ты готова? - спросил он появившуюся Дениз. - Садись, ешь. Сейчас ты
останешься тут, а я хоть немного осмотрю окрестности.
Она отчаянно затрясла головой.
- Ты слушай, когда тебе говорят. Если бы тебя хотели отсюда
украсть... Да не делай ты такие страшные глаза! Пойми, раз уж нас с тобой
посадили в этот персональный шалашик, значит, кому-то надо, чтобы мы тут
сидели вдвоем. И если бы с тобой хотели что-нибудь сделать, то поверь, что
у них было на это и время и возможности. Так что сиди тут и никуда от дома
не отходи. Топорик на тахте, на всякий случай. И не раскисай.
Он хотел дружески похлопать ее по плечу, чтоб действительно не
раскисла, но вовремя остановился. Черт побери, он совсем забыл, что у нее
плечи, которые не созданы для того, чтобы по ним дружески похлопывать.
Совсем для другого были эти плечи...
Фу, нечистая сила. Пришлось опять встряхнуться.
- Держи хвост морковкой, принцесса, - сказал он неестественно бодрым
голосом и шагнул за порог.
Прямо от порога веером разбегались дорожки - добрая дюжина, не
меньше. Итак, выберем простейший вариант - идти прямо, чтобы домик все
время оставался за спиной.
Он прошел несколько шагов и понял, что идти прямо невозможно. Дорожка
змеилась, причудливо меняя направление, и терялась среди бесшумной громады
высоченных кустов, намертво переплетшихся между собой трехпалыми, с добрую
куриную лапу, колючками. Артем невольно обернулся - соломенная крыша
домика уже не просматривалась за поворотом. Хорошо бы капроновую лесочку
или на худой конец элементарную катушку десятого номера, комбинат "Красная
нить", длина 200 метров. И чтобы Дениз держала ее за кончик, а-ля критская
Ариаша.
Он представил себе эту картину со стороны: верзила (метр восемьдесят
четыре) на капроновом поводке, словно комнатный песик. Да мы, кажется,
трусим? Он решительно зашагал вперед. Узенькая тропочка все петляла,
выскальзывая из-под ног; она была усыпана крупным, словно хорошо
прожаренная греча, красноватым песком. Артем все не мог понять, что же
необычного, НЕ ТАКОГО в этом песке, потом понял: на нем не остается
следов. Никаких. Чтобы убедиться в своих наблюдениях, он присел и пальцем
вывел большое каллиграфическое "Д". Пока подымал руку - все исчезло,
словно было написано на воде. Ни рытвинки, ни бороздки.
Только красный прожорливый песок, в котором можно исчезнуть без
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг