говоря, "так"?
- А то, - сказал Феврие. - "Не надо было так плохо думать о всех нас".
Вот что. Они научились принимать от нас это треклятое "пси-тепло". Вот что
позволяло Ксерксу каждый день все дальше в дальше уходить от своего очага.
Мы его грели. Но сегодня он почувствовал, что кто-то относится к нему
недружелюбно.
Я вспомнил Грога, медленно вытиравшего руки на ступеньке своей машины.
Что он нам говорил неделю назад?
- Если о ком-нибудь плохо думают, то он замерзает... Так?
- Да, - сказал Феврие. - Холод равнодушия. Холод недоверия. Холод
презрения. Мы на это плюем, а вот они - замерзают.
Я удивленно посмотрел на командира. А он, выходит, верил! Верил всем
этим сказкам про "пси-тепло"! И, похоже, с самого начала...
- Ладно, - Феврие махнул мне рукой, чтобы я поднимался. - На сегодня
хватит. Сейчас я его верну.
Я быстро забрался наверх и подошел к экрану. Сейчас Феврие прикажет
младшему пилоту прервать ремонт и вернуться на корабль. Жаль этого
желторотого, мог так себя показать... Но что же он думал, глядя, как мы
уходим вместе с Ксерксом? Хотя понятно, что он думал: ему-де влетело за
невинный эксперимент со скафандром, а сам Феврие спокойно ставит опыты по
удалению темирянина от источника воображаемой "пси-помощи". Несправедливо
и неосторожно!
И тут я увидел, что вездеход уже двигается по краю поля. Сперва
медленно, потом рывками, пробуя переключение с одной скорости на другую.
Один круг, другой...
- Командир! - крикнул я. - А вундеркинд-то справился!
Феврие сухо кивнул.
Вездеход осторожной черепашкой вполз в узкое устье просеки, и мы все,
успокоенные, занялись своими делами. Минут через двадцать мы услышали
лязг, доносившийся извне - это вездеход забирался в клеть грузоподъемника.
Я включил звуковой канал фона, чтобы поздравить Грога с удачей, и в тот же
миг в рубку сорвался срывающийся, неузнаваемо исказившийся голос:
- ...смей замерзать! Не смей! Встань, тебе говорят!
И это был голос Грога.
Феврие, уже снявший скафандр, метнулся к выходному люку, потом обратно
- к пульту, но голос умолк, доносилось только свистящее прерывистое
дыхание. Внезапно фон выбросил целый веер звуков - что-то скрежетало,
лязгало и хрустело, словно выдиралось из металлической пасти, в тот же миг
мы увидели - на экране слежения и в иллюминаторы одновременно - как
вездеход вывалился обратно из камеры подъемника и ринулся прочь от
корабля.
- Стой! - не своим голосом закричал Феврие. - Приказываю остановиться!
Связь работала - из сетчатой плошки явственно доносилось дыхание Грога
я натужный рев моторов.
- Остановить вездеход!
Никакого ответа.
Машина уже исчезла из поля непосредственной видимости, но на экране ее
металлический корпус обрисовывался совершенно отчетливо, и мы видели, что
вездеход мотает из стороны в сторону - Грога не слушались руки.
Где-то на полпути двигатели сорвались на визг - и умолкли. Пятно на
экране дернулось и застыло на месте.
- Врезался, сукин сын, - проговорил Реджи. Мы и сами видели, что он
врезался. - Жги! - крикнул Скотт в микрофон. - Жги плазмой, кретин!
Вероятно, Грог нас просто не слышал. Связь работала, но он был не в
состоянии что-либо воспринимать. Да и жечь заросли десинтором было
бессмысленно - двигатель уже заглох.
Грог это понял, потому что от контура вездехода на экране отделилось
маленькое пятнышко и медленно двинулось дальше. Медленно - это значило,
что Грог несет на руках что-то тяжелое.
Мы, не сговариваясь, бросились к люку. Никто не надел скафандра - было
некогда. Это было невиданным нарушением всех правил, равно как и то, что
мы покидали корабль, не оставляя в нем никого. Выводить запасной вездеход
из грузового трюма "Молинеля" было бессмысленно - на это ушел бы час.
Мы бежали так. Бежали с той предельной скоростью, на какую был способен
хорошо тренированный человек в этом разреженном воздухе - то есть едва
передвигались. Мимо вездехода, запутавшегося в зеленой чаще, мы проскочили
не глядя. Мы должны были догнать Грога, но так и не догнали его.
Он-то шел в скафандре.
Когда, наконец, просека осталась позади и мы выбрались на поле, Грог
уже вошел в пещеру. И внес то, что он держал на руках. Теперь мы не
бежали. Мы тащились из последних сил, заглатывая воздух, в котором, как
мне казалось, не было ни атома кислорода. Я покосился ка Реджи - он был
просто синий. Феврие шел впереди, и его лица я видеть не мог. Ветер в
спину - вот что нас спасло.
Мы добрались. И последнее, что я успел подумать: хорошо, что Грог был в
скафандре. А то бы ему не дойти от вездехода до пещеры, да еще со своей
ношей.
Хотя что толку, что он дошел?
На самом пороге у меня перехватило дыхание, и в пещеру я вполз
последним. Все стояли - семья Икси, Феврие, Скотт и этот тип -
Гроннингсаетер. Стояли неподвижно, и такая мучительная тишина царила в
пещере, что я просто не мог, не смел двинуться дальше порога.
А потом мои глаза привыкли к чуть мерцающему свету фосфорических
камней, и я понял, что стоят все они над телом Икси, а он лежит в своем
пестром арлекиньем наряде, словно ярмарочный плясун, сорвавшийся с каната.
Феврие очнулся первый. Я с ужасом подумал, что вот сейчас он станет
что-то говорить, объяснять - но он просто круто повернулся, подошел к
двери и остановился, чуть подавшись в сторону, словно пропуская кого-то
мимо себя. Он Даже не взглянул на Грога, но тот понял и медленно прошел
между мной и Феврие, покидая пещеру. Мы вышли следом.
Грог шел к кораблю, шел быстро - он-то был в скафандре. Мы снова не
смогли его догнать, и когда мы поднялись на борт, он уже был в своей
каюте.
Феврие прямо прошел к пульту и врубил прогрев стартовых двигателей. По
авральному расписанию я должен был проверять герметизацию шлюзов, но у
меня в голове не укладывалось, что мы вот так и улетим, не попытавшись
воспользоваться всемогуществом земной медицины и техники.
Командир вопросительно глянул на меня.
- А если квантовый реаниматор?.. - пробормотал я.
Феврие покачал головой:
- Поздно. Прошло больше сорока минут. И потом, мы даже представления не
имеем об их анатомии...
- Да, - подал голос Реджи, - сорок минут - это слишком поздно. Уж
можете мне поверить. Я был на Нии-Наа, когда там разыскивали группу
Абакумовой. Все перемерзли. Никого не удалось отходить.
- И все-таки замерзание - это только аналогия, - устало возразил
Феврие. - Здесь что-то пострашнее. Организм выключается, разом и
бесповоротно, и главное - без всяких видимых причин...
Никогда это не будет для нас видимой причиной.
Худо, конечно, когда возле тебя нет друзей, нет близких, которые
постоянно думали бы о тебе, думали заботливо и главное - бесконечно
доброжелательно. От этого может стать тоскливо и неуютно, но умереть от
этого - уже выше человеческого понимания. Мы знали, как свято верят в это
темиряне, мы сами начинали понемногу верить в это - но вот на наших глазах
от этого умер Икси - и наш разум не мог с этим примириться.
Малыш замерз еще до того, как вездеход подошел к кораблю. Он замерз
сразу же, как остался один на один с этим сукиным сыном, у которого за
душой не было ничего, кроме холодного любопытства.
- Старт! - сказал командир.
Около двух часов мы шли на планетарных двигателях, удаляясь от Земли
Темира Кузюмова. Потом заработали генераторы космической тяги, и
кибер-штурман качнул корабль, направляя курс на Землю. Командир сидел, не
поднимая головы - он ждал связи с караваном встречных кораблей, уже
подходивших к системе Темиры. Он махнул нам рукой, и мы бесшумно разошлись
по своим каютам. Спать? Посмотрел бы я на того, кто смог бы заснуть после
всего, что произошло этим вечером.
Глупо, конечно, было винить во всем одного Грога. Но в эту ночь мы
иначе не могли. Надо думать, что ему самому было хуже, чем всем нам,
вместе взятым, но мы его не жалели. Мы кляли его самого, и тот день, когда
он получил назначение на "Молинель", и тот час, когда он ступил на Темиру.
А ведь Грогу действительно было несладко в ту ночь. Через пару недель
корабль должен был приземлиться, и тогда - тогда его ждало нечто
пострашнее, чем наше презрение и наша ненависть. С "Молинеля", в конце
концов, он просто ушел бы. Может быть, уволился бы из космического флота.
Но он все равно бы остался младшим пилотом Гроннингсаетером, которому
надлежит явиться на Ланку и перед Советом по разбору чрезвычайных
поступков объявить себя убийцей. Десятки людей будут защищать его от
собственной совести, никто не станет обвинять его - этого уже давным-давно
не делают; все будут искать ему оправдания, но - вдруг не найдут?
И тогда ему останется всю свою жизнь пронести на душе древний, как мир,
ужас убийства. Может быть, убийство это было нечаянным - юркий, как
белочка, Икси мог незаметно проскользнуть в просторную кабину вездехода и
спрятаться там, чтобы повторить опыт, который каждый день проделывал его
отец. Грог действительно мог не заметить мальчика, но разве невольное
убийство не несет такую же смерть, как и умышленное?
В шесть утра мы потянулись в рубку - я, а вскоре и Реджи. Феврие оттуда
не выходил. Связи с Землей еще не было - плотный листок с донесением о
случившемся лежал на пульте дальнего фона. Он оглядел нас.
- Сейчас я буду докладывать, - сказал командир. - Я хотел бы, чтобы при
этом присутствовали все.
Заставить Грога присутствовать при этом сообщении было, конечно,
жестокостью, но у меня не появилось никакого отзвука, кроме: ну и поделом
ему, сукину сыну.
Феврие щелкнул тумблером короткого фона:
- Гроннингсаетер, в рубку!
Привычного "слушаюсь!" не последовало.
По фону обычно хорошо слышны все звуки внутри каюты, и мы ждали скрипа
койки и хлопка раздвижной переборки.
У Грога стояла тишина.
Феврие повторил приказ. И снова безрезультатно. Он вопросительно глянул
на Скотта, и тот вышел из рубки. Мы слышали по фону, как раздвинулась
переборка, слышали шаги Реджи по каюте, потом наступила тишина, из
которой, наконец, возник голос Скотта:
- Идите сюда, капитан. Он замерз.
Я тоже видел замерзших - правда, не на астероиде Нии-Наа, а на двадцать
шестом аварийном буе. Я знал, что это такое. Мы остановились над койкой
Гроннингсаетера, и потребовалось немного времени, чтобы понять, что нам
тут делать нечего. Все было кончено несколько часов назад. Он лежал лицом
вверх, такой спокойный, как человек, сбросивший с себя какую-то тяжесть. И
мы знали, что не найдем никаких видимых причин, которые объяснили бы,
почему жизнь его остановилась.
- Человек не может жить, если все вокруг думают о нем плохо, - тихо
проговорил Феврие, и никто из нас не посмел возразить, что это правило
справедливо только для жителей Темиры.
Мы смотрели на спокойное лицо Грога и все больше и больше чувствовали
тяжесть своей вины. Что бы он сам ни натворил, все равно его-то ведь убили
мы.
Вот, собственно говоря, и все о нашей первой экспедиции на Землю Темира
Кузюмова.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг