века. И только Джанг Фаттах неизменно пребывал в "штабе СЕТИ", как шутливо
окрестили Карадагскую биостанцию, где обосновался Совет.
Собственно говоря, от всего Совета к этому утру на Карадаге оставался
один Дашков. Да и биостанция вот уже полтора века как перестала
существовать. Сначала ее расширили и превратили в поликлинику для дельфинов,
но по мере того как все побережье превращалось в один сплошной летний
детский курорт, стало ясно, что дельфины будут чувствовать себя здесь
дискомфортно, и их перевели в Пицундский аквасанаторий. Правда, слухи о том,
что возле заповедных скал можно подкормиться даровой рыбешкой, прочно
укоренились среди черноморских афалин, и свободные от дежурства связисты,
как правило, торчали на пирсе, развлекаясь примитивным рыболовством в пользу
веселых тупорылых гигантов.
Вот и сейчас Фаттах сидел над водой, свесив ноги в резиновых сандалиях, и
внимательно наблюдал за тем, как к голому крючку нехотя шла толстолобая
тригла. Джанг играл с кнопочкой манка, подавая на крючок ритм "Танца
маленьких лебедей"; от смертоносного острия разбегались по воде волны
призывного сигнала, против которого не могла устоять ни одна рыбка, от
морского конька до крупного катрана, - на каждую породу надо было только
изменить настройку.
Дашков подошел бесшумно и встал так, чтобы его тень не падала на воду. Он
посмотрел на триглу, которая отчаянно топорщила плавники, сопротивляясь
неодолимому зову механической противоестественной приманки.
- Да погоди ты!.. - неожиданно для себя самого сказал он не то Фаттаху,
не то обреченной рыбке и, повернувшись, упругим мальчишеским шагом
устремился на берег.
Он ринулся в пожухлую осеннюю траву, где неосторожно стрекотал
согревшийся к полудню кузнечик, отловил его, дивясь собственной резвости,
ухватил за отчаянно дергающиеся жесткие лапки и понес на пирс.
- На-ка, - сказал он, протягивая Джангу желтобрюхого кузнечика и заранее
отворачиваясь, потому что когда-то, лет так семьдесят тому назад, он тоже не
мог сам насадить на крючок вот такую сучащую лапками зеленую "кобылку".
Джанг отключил манок и закинул удочку с приманкой; теперь двое сидели на
корточках, затаив дыхание и глядя на великолепную скумбрию в синем
тигрополосом уборе, нацелившуюся на кузнечика. По-июльскому яркое солнце,
как это бывает на несколько дней сбора винограда, рассчитывалось с
побережьем последними горстями бесшумно сыплющегося в волны золота, ветер
доносил сзади тонкий дух лимонного бессмертника, осторожный прибой хрумкал
бесценной карадагской галькой, выбирая заточенные в серую невзрачную
скорлупку винно-красные сердолики... Дашков медленно вздохнул, поднимая под
теплой курткой тощие стариковские плечи, и вдруг подумал, что все эти дни,
начиная с пробуждения у себя в квартире на Таганке, он жил в каком-то
черно-белом мире - без запахов, шорохов, волшебства непрошено
возвращающегося детства... Да жил ли? Он фиксировал, координировал,
функционировал, моделировал... Жуть какая-то.
Кто-то в высшей степени деликатно подошел и встал над ними, глядя в воду.
Дашков ревниво покосился - незнакомец был без удочки. С минуту он, выставив
вперед ассирийскую бородку, благодушно наблюдал за сомнениями скумбрии,
принюхивающейся к кузнечику; затем ноги его, обтянутые узкими брюками,
неестественно выгнулись, обнаружив полное отсутствие костей, и образовали
правильный круг, на котором, покачиваясь, как на рессоре, сидел незнакомец.
Дашков вдруг подумал, что он даже не испытал облегчения. - Я убедился в
том, что моего соотечественника на вашей планете нет, - приятным баритоном
сообщил гость.
Говорил он совершенно свободно, и интонации его были задушевны и
доверительны, как у диктора передачи "Полуночные новости".
- Нет - и слава богу! - естественно вырвалось у Фаттаха.
- Да, - кивнул гость. - Ведь в этом случае ему всю жизнь пришлось бы
провести в скафандре...
- Ну, это лучше, чем одному в корабле, - возразил Джанг.
- Несомненно. Притом люди вашей Земли обладают свойствами, столь редкими
у нас: они все доброжелательны, ненавязчивы и... такие разные. И кроме того,
у вас все, абсолютно все любят детей.
- А разве может быть иначе? - как можно мягче проговорил Дашков. Пришелец
живо обернулся к нему:
- У нас их кормят, воспитывают и защищают, - этого достаточно. Любовь -
это редкое исключение.
- Слушай, дружище, - перебил его Фаттах, - раз ты освободился, то
расскажи нам поподробнее о своей планете, то есть не нам двоим, а всем...
Ждут же. Так, Петр Павлович?
Но гость, не дожидаясь ответа Дашкова, решительно покачал головой:
- У меня есть дело, которое я не могу откладывать. Я отправляюсь дальше.
Если же - Он замялся, словно раздумывая, стоит ли быть откровенным до конца.
- Если же следом за мной прилетит еще один корабль с такими же, как я...
"казаками", подтвердите, что я улетел. Был и улетел.
Дашков внимательно посмотрел на него:
- А если они захотят проверить? Вы ведь рассказывали: так называемый
запах мысли...
- Вы бывали когда-нибудь там? - Смуглый перст четко указал на массив
лагеря юных лунопроходцев, раскинувшийся в Лисьей бухте. - Треск цикады в
многотысячной стае чаек...
- У вас есть дети? - совсем тихо спросил Дашков.
- Таким, как я, не позволяют иметь своих детей... - еще тише ответил
космический гость
Наступила тяжелая пауза. Гость медленно опустил руку и заговорил, глядя
на носки своих туфель:
- Мне не хочется рассказывать подробно о своей родине... Когда-нибудь
жизнь на ней переменится. Иначе и быть не может. Но на один вопрос я отвечу:
Вы спрашивали, в чем же заключается преступление того, за кем я послан...
Так вот. Я уже рассказывал вам, что моя планета была не готова к контакту с
высшими цивилизациями. От даров щедрых звездоплавателей мы отказались и даже
память о них постарались вытравить. Лучше всего это удавалось храмителям...
церквушникам...
- Жрецам, - подсказал Фаттах слово, неизвестное пришельцу, потому что на
Земле оно уже давно не звучало.
- Да, жрецам. И постепенно они захватили всю власть в свои руки. По их
предписаниям все одинаково одевались, говорили одними и теми же словами и
читали одинаковые молитвы, ели за общими столами и занимались только строго
предписанным трудом. Искусство было столь же жестко регламентировано и в
конечном счете сводилось к религиозным обрядам. Легко представить, как в
таких условиях воспитывались дети...
Да, представить было нетрудно.
- И вот один человек... вы не возражаете, что я называю его человеком?
Мой соплеменник, которого я хорошо знал, сначала в силу наследственного
дара, а потом и по собственному убеждению стал воздействовать на детей. Это
не было обучение наукам или ремеслам и даже добру или злу; он просто помогал
детям быть разными... Вы ведь знаете, что такое аспергилус флавус?
Дашков с Фаттахом переглянулись.
- Не-ет, - протянул Джанг. - К своему стыду - нет.
- Я услышал об этом, когда побывал в нижнем течении Нила. Там имеются
могилы - древние, позднее раскопанные. Но оказалось, что тех, кто спустя
тысячелетия вскрывал эти могилы, поражал какой- то рок: все вскоре умирали,
но от разных причин.
- Вспомнил! - воскликнул Дашков. - "Проклятие Тутанхамона". Это вирус,
который не возбуждает какую-то одну, определенную болезнь, а находит в
человеке самое слабое место и бьет именно туда, инициируя самые различные
заболевания.
- Да, - подтвердил гость. - Но мой "разбойник" обладал прямо
противоположным даром - он находил в каждом самое лучшее и это лучшее
заставлял звучать с удесятеренной силой. А ведь лучшее есть в каждом...
Очень скоро он понял удивительную закономерность: люди, каждый из которых
жесток по-своему, все равно одинаковы; нельзя быть индивидуальностью во зле.
А вот совершенные в прекрасном - о, как они отличаются друг от друга... и от
окружающих! Но когда в одном округе возникает сразу целая плеяда талантов,
этому начинают искать причину. Некоторое время этому человеку удавалось
ускользать от внимания жрецов, переезжая с места на место; но до
бесконечности это продолжаться не могло. Его выследили, и он захватил один
из кораблей инопланетян, благо этот корабль сам находил звездную систему с
разумной жизнью, не требуя целого экипажа.
- И ты согласился его преследовать? - вырвалось у Фаттаха. Гость быстро
поднял голову и пристально поглядел прямо в глаза, но не Фаттаху, а Дашкову.
- У каждого свое дело, - медленно проговорил Дашков. Гость отступил на
шаг и склонил голову:
- Я сказал все. Мне пора.
- Постойте! - Дашков требовательным движением протянул руку к Фаттаху: -
Связь, быстро!
Джанг вытащил из кармана коробочку среднедистанционного фона и вложил ее
в протянутую ладонь.
"Оцепление! Вызываю оцепление корабля! Ларломыкин? На связи Дашков.
Отставить все и немедленно покинуть взлетную зону. В радиусе километра не
должно остаться ни единого человека. Аппаратуру слежения отключить. Даю
пятнадцать минут. Все. - Он еще немного подумал и добавил: - Под мою
ответственность".
- Спасибо, - сказал гость. - Прощайте, и - каждому своего счастья!
Он развернулся и покатился прочь, словно на роликах, мягко пружиня
резиновыми бескостными ногами.
По мере того как его фигура отдалялась, краски костюма серели и
приобретали металлический отлив; вот он завернул за угол старинного корпуса
биостанции и пропал из виду. В этот же миг над Шебетовским перевалом
замельтешили разнокалиберные гелиглайдеры, мобили и даже дельтапланы -
приказ Дашкова выполнялся неукоснительно. Через несколько минут исчезли и
они.
А Дашков с Фаттахом снова опустились на разогретые солнцем доски,
невесело усмехаясь собственным мыслям, - бригадир космических монтажников
без бригады и член Совета, который никогда уже не вернется к тому, чтобы
манипулировать, формулировать, моделировать и функционировать... Оба молчали.
- М-да, - первым не выдержал Фаттах, - это, конечно, прекрасно -
развивать в каждом свое, индивидуальное, но ведь должно же быть и что-то
общее, иначе нельзя...
- Общее будет всегда. Можно одинаково любить вот это все, - Дашков развел
руки, словно собираясь обнять Карадаг вместе с бухтой, - но один из этой
любви пишет картину, другой собирает камешки, а третий отправляется на Луну
- найти там такую же горушку и назвать обязательно тем же именем, а не
своим, заметь.
Они замолчали и стали глядеть в сторону перевала. Минут двадцать прошло в
томительном ожидании, а затем откуда-то снизу выпрыгнула серебристая
"волнушка" и, не рыская, вертикально пошла вверх, не оставляя за собой следа.
- Петр Палыч! - ахнул вдруг Джанг. - Мы ведь даже не спросили, как его
зовут! Может, я попытаюсь с ним связаться, пока он еще не вышел за пределы
атмосферы?
- Давай, давай, - сказал Дашков. - Отличная мысль!
Фаттах со всех ног ринулся в кабину связи.
Дашков больше не глядел на небо, в котором уже не было видно
растворившейся в синеве серебристой точки, а с любопытством рассматривал
скумбрию, продолжавшую крутиться вокруг кузнечика: голову и ноги она
благополучно объела, но на крючок не попалась. Потом перевел взгляд в
сторону перевала. Редковатую зелень уже тронула роскошная накипь осеннего
пурпура. Дороги отсюда видно не было, но он хорошо представлял себе эту
темно-синюю, как спинка скумбрии, асфальтовую ленту, которая уводила на
запад, чтобы к вечеру сомкнуться с заходящим солнцем. Стояла полуденная
тишина, и только из полуоткрытой двери домика связистов доносился монотонный
голос Джанга, призывавшего пришельца откликнуться.
Дашков наклонил голову набок и, представив себе невероятное упорство
Фаттаха, усмехнулся: ведь сколько еще времени этот славный парень будет
вызывать совершенно пустой корабль...
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 19.11.2001 13:26
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг