замерли, не отрывая глаз от пульта, на котором через две минуты и десять
секунд должна загореться надпись:
ПРЕОБРАЗОВАТЕЛЬ К ПУСКУ ГОТОВ
И тогда механик врубит стартер дингля.
Они не поднимутся на орбиту - этого дингль не может.
Они не дотянут до океана - и этого дингль не умеет.
Но они спасут свою планету от чудовищного взрыва, потому что они вообще
уйдут из этого времени.
И это сделает дингль.
Три пары глаз неотрывно глядели на часовой циферблат - оставалось две
минуты и секунда. Ни у кого почему-то не появилось мысли, что энергоподача
на дингль может прекратиться, как это было с генератором защитного поля
или с тормозными двигателями. Преобразователь времени был вне подозрений,
вне случайностей. Дингль - это не сердце корабля и даже не мозг, потому
что то и другое можно было найти на любом звездолете. Дингль - волшебная
палочка, магический талисман этого единственного в мире корабля...
Минута пятьдесят две секунды.
Они зачарованно следили за секундной стрелкой, все мысли были прикованы
к динглю. К динглю? Так, и только так. Никто и никогда не называл эту
установку ее полным, настоящим именем - "реверсивный энерговременной
преобразователь Атхарваведы". Пользовались только прозвищем, утвердившимся
то ли благодаря серебристо-звонкому, вибрирующему звучанию самого слова,
то ли вообще потому, что прозвища обладают феноменальной прилипчивостью. В
свое время кто-то заметил, что аналогичное явление уже имело место в
средние века, когда московский храм Покрова незаметно для себя вдруг
получил имя юродивого Василия.
Минута пятьдесят пять секунд.
А между тем "Антилор" неудержимо мчался к Земле. Единственный космолет,
которому разрешили посадку не на орбитальную станцию, а прямо на
поверхность планеты; единственный носитель единственного дингля;
единственный (да что за наваждение - сплошное средоточие единственностей!)
трансгалактический лайнер, который вообще имеет смысл запускать в
межзвездное пространство.
Дело в том, что уже в начале этого века без особых теоретических, но с
некоторыми чисто конструктивными трудностями были достигнуты скорости,
весьма близкие к скорости света, и в разное время на различных околоземных
верфях было построено девятнадцать звездолетов.
И тогда со всей остротой встал вопрос о преодолении парадокса времени.
Жители всей планеты дебатировали вопрос: а имеет ли смысл запускать
корабли, которые в силу этого проклятого парадокса смогут вернуться
обратно только через несколько десятилетий, если не столетий? Порочный
круг, из которого не вырваться: увеличивается скорость и, казалось бы,
сокращается время возвращения домой... Но неумолимо возрастает разрыв
между отсчетом времени в системе Земли и в кабине корабля. Чем
фантастичнее скорость, тем медленнее движутся стрелки корабельного
хронометра. И возвращение домой практически теряет смысл: домой - не
получается. Дом исчезает в прошлом. Вот уж воистину - чем лучше, тем хуже.
И действительно, хорошего вышло мало. Из восемнадцати кораблей, посланных
в просторы галактики, за эти три четверти столетия вернулись только два:
инфраскоростная модель Балабина и лайнер Атхарваведы, облетевший
Шестьдесят Первую Лебедя. Атхарваведа открыл несколько планет, одна из
которых получила его имя, и выдвинул идею преобразования энергии в
обратное время.
Традиционно-остроумные физики, еще четверть столетия доводившие общие
мысли Атхарваведы до реального воплощения в виде компактного прибора,
дружно именовали свою установку "темпоральным холодильником" и утверждали,
что возятся с ней исключительно из удовольствия насолить старику
Эйнштейну, ибо уже давно установлено, что из всех мыслителей, когда-либо
обитавших на Земле, именно этот печальный любитель игры на скрипке
умудрился сделать открытие, принесшее затем всем ученым (не говоря уже об
остальных жителях планеты) максимальное число осложнений и неприятностей.
А затем дингль, который еще не назывался динглем, был опробован на
автоматической модели. Небольшой космический катер описал петлю в
пространстве, двигаясь с субсветовой скоростью, вернулся к околоземной
станции, откуда был запущен, уже в начале будущего века, и тут
автоматически сработала установка Атхарваведы - специальный резерв энергии
был преобразован в обратное время с таким расчетом, чтобы корабельные часы
снова совпали с земными. Звездолет был выброшен из будущего в настоящее
(то есть для себя самого - переброшен в прошлое) и подошел к космическому
причалу, словно был обыкновенным грузовиком с Юпитера.
Собственно говоря, "темпоральный холодильник" мог отодвинуть корабль в
любой момент прошлого, но из соображений более этических, нежели
энергетических, было решено поставить на этом преобразователе жесткий
ограничитель, позволяющий только выравнивать времена - земное и
корабельное. Но не более. Таким образом, субсветовой космолет попадал
после возвращения в ту точку временной оси, где он находился бы, не
действуй на него парадокс близнецов. Пусть с момента его вылета на Земле
проходило сто лет, а в кабине корабля - два месяца, компьютер дингля
скрупулезно высчитывал разницу и отправлял корабль назад, в прошлое, ровно
на девяносто девять лет и десять месяцев.
Таким образом, и на звездолете, и на Земле ожидание продолжалось
одинаково - два месяца. А парадокса времени словно и не бывало. Как будто
прав был убежденный скептик Герберт Дингль, так до самой смерти и не
поверивший в существование парадокса времени. Теперь Дингля вспомнили,
начали склонять его по делу и без дела, посылать в его адрес шутливые
поклоны и приветы, и как-то так получилось, что к моменту создания первой
мощной практической установки ее уже никто иначе не именовал, как только
"дингль". Так незлобивая память физиков соединила величайшее достижение
века с именем давно позабытого профессора-ретрограда, и, кажется, именно
Финдлей тогда вспомнил про историю с Василием Блаженным, и хорошо тогда
было ему шутить, он и не подозревал, что через полтора года именно он
поведет на Усть-Чаринский космодром первый корабль, на котором будет
установлен этот первый действующий дингль, и что испытания этого корабля
закончатся вот этим невыносимым ожиданием - не собственного спасения, куда
уж! - а возможности спасти своих современников от надвигающейся невиданной
катастрофы.
Двадцать шесть секунд. Двадцать пять. Двадцать четыре.
- Как быть с резервным баком? - крикнул Оратов.
Эльза махнула рукой. Какой там резерв? Основных баков хватит больше чем
на тысячу лет, только бы ничего не произошло в эти самые последние
секунды, только бы...
- Реле забыли снять! Реле ограничения! - не своим голосом заорал
Финдлей.
Ну, это работы на пять секунд - сорвать реле. То самое реле, которое
автоматически уравновешивает времена - земное и корабельное. А хорошо, что
Оскар спохватился, иначе скачка в прошлое просто не произошло бы - ведь
оба времени сейчас одинаковы, уравнивать нечего, сколько ни гони энергии
на преобразователь. С реле скачок получился бы нулевым. Но сейчас
ограничитель выдран из своего гнезда, провода скручены, теперь уже ничто
не мешает динглю зашвырнуть "Антилор" со всем его содержимым в любые
доисторические дебри. Ничто не мешает, кроме тех восьми секунд, которые
еще остались на прогрев. Семь секунд. Шесть. Пять. Четыре...
- Ну же!.. - не выдержал Финдлей.
Эльза повернула голову и стала спокойно смотреть на него, и это
спокойствие длилось целую вечность - секунда, другая, третья... "Снежная
королева, - подумал Оратов, - Снежная коро..."
ПРЕОБРАЗОВАТЕЛЬ К ПУСКУ ГОТОВ!
Это как в детстве, когда разом зажигаются огни на новогодней елке.
Загораются на ней полуторавольтовые лампочки, и приходит то состояние
человеческого духа, которое лежит у предела шкалы абсолютного счастья. На
обыкновенный язык оно переводится словами: "Вот оно!.."
- Ввожу весь запас, - сказала Эльза полувопросительно, словно кто-то
мог ей возразить. Возражать же было некогда и нечего: каждый полный
энергобак - это лишняя взрывная мощность при ударе о поверхность. И каждый
использованный конденсор - это еще одна сотня лет в прошлое, это еще
большая уверенность в том, что там, внизу, в зеленом мареве тайги (или
доисторического леса) нет и не может быть людей.
- Ну, поехали! - произнесла Эльза традиционную фразу, с которой
начинался любой звездный полет, хотя "Антилор" был первым кораблем,
который уходил не к звездам будущего, а к Земле прошедших тысячелетий...
Когда светящаяся точка на экране расширилась, утратила свою яркость и
растворилась в сероватом мерцающем фоне, Полубояринов невольно задержал
дыхание и на один миг прикрыл глаза. Всего на один миг, потому что до сих
пор они только ждали, а теперь надо было действовать. Координационный
центр автоматически превращался в штаб борьбы с последствиями взрыва.
Собственно говоря, в этот миг он уже думал не об Эльзе, Оратове и Финдлее,
а о том, как организовать сюда, в Прибайкалье, доставку специальных
антирадиационных дивизионов.
Поэтому, когда прошла уже не одна секунда, а двадцать, тридцать, и
минута, он осторожно шевельнулся и глянул на старшего координатора, словно
говоря: "Пора, Дан, дружище". Но Эризо по-прежнему стоял навытяжку возле
опустевшего экрана, словно часовой в почетном карауле.
- Пора действовать, дружище, - проговорил наконец Полубояринов. - Ведь
там сейчас пострашнее Хиросимы.
Дан, не поворачивая головы, поднял сухую ладонь, как будто хотел
загородиться от прямого попадания этих слов. Полубояринов повел плечами -
это у него получилось так же заметно, как все, что он делал. Дан весь
напрягся и замахал рукой, словно самое главное сейчас было - не распугать
установившуюся над пультом мертвую тишину; наконец, он глянул на
Полубояринова, и тут только до него дошло, что тот до сих пор ни о чем не
догадывается.
- Они летят, - почти не шевеля губами, прошептал Дан. - Какая Хиросима?
Они еще летят...
Экран перед ним был абсолютно пуст.
- Где? - так же шепотом переспросил ошеломленный Полубояринов.
Тогда Дан небрежно кивнул куда-то в сторону, и начальник
координационного центра, следуя его жесту, удивленно поглядел направо,
потому что знал собственный центр как свои пять пальцев, и ничего имеющего
отношение к "Антилору" здесь быть не могло. Действительно, на стене висел
лишь примелькавшийся и ставший поэтому неприметным так называемый "черный
атлас", на котором кружочками, на расстоянии кажущимися совершенно
черными, были обозначены все несчастные случаи, имевшие место в Приземелье
за последние три с половиной века. И только вблизи эти точки приобретали
металлический отлив: коричневатый - катастрофы с космическими грузовиками,
обошедшиеся без человеческих жертв; лиловые - разведывательные и
пассажирские полеты, стоившие жизни экипажу, и, наконец, немногочисленные
зелено-золотистые, словно спинки жуков-бронзовиков, крапины -
нерасследованные происшествия и не поддающиеся объяснению явления,
напоминающие последствия космических аварий.
Один из таких кружков, залезая зеленым бочком на мелкую надпись
"Подкаменная Тунгуска", имел самую древнюю в этом атласе пометку: "1908
г.". К этому-то кружку и протягивалась сейчас сухая ладонь Дана.
"Неужели они рискнули запустить дингль? - опешил Полубояринов. -
Выходит, рискнули и успели... Сообразили - и успели. Я один, как идиот,
ничего не понимал..."
- Вот, значит, как оно было, - бормотал он уже вслух. - А мы-то
считали, что на Тунгуске тогда не погиб ни один человек...
- Помолчал бы ты, Григорий, - сказал Дан. - Они еще летят.
А они действительно еще летели. Летели так, словно ничего не случилось.
Ровно светился всеми своими контрольными лампами оживший центральный
пульт, лениво покачивались стрелки всех корабельных приборов, сыто гудел
генератор защитного поля, вибрировал под ногами пол - тормозные двигатели
с безоглядной щедростью пожирали энергию, словно энергобаки "Антилора",
как всегда, были полны до краев. А ведь дингль-бросок оставил после себя
лишь крохи. Все основные баки он выдоил дочиста. И заплатил за это еще
одним чудом: во время дингль-перехода все стало на свои места,
энергораспределитель словно прочистил свое горло и начал исправно
перекачивать энергию из последнего, резервного бачка, от которого так
небрежно отмахнулась Эльза, на все приборы, двигатели и генераторы. Почему
это произошло?
Почему? Потому. На то они и были первыми испытателями дингль-корабля,
чтобы принять на свои плечи все чудеса, которые может преподнести скачок
во времени. Все? Черта с два - все. Те, кто будет вторыми, да и третьими,
тоже хлебнут. Сюрпризов, по-видимому, надолго хватит. Беда только - уже не
предостеречь тех, кто будет следующими. Не передать им...
"Что это? - подумала Эльза. - Уж не предсмертная ли тоска, горечь
незавершенности земных дел? Чушь. Романтические штампы. Это естественный
анализ только что проделанной работы. Допущен просчет: один из основных
баков тоже надо было придержать и тем обеспечить сейчас мягкую посадку. И
тогда - пусть тайга, пусть хоть мамонты и пещерные волки, пусть вся
доисторическая зубастая нечисть - но это была бы жизнь... А ведь Оратов и
Финдлей тоже думают сейчас об этом".
Она искоса глянула на Оратова. Нет, непохоже, чтобы он думал об этом.
Оратов был космическим асом, и если из четырех двигателей проработают
немного хотя бы два, он посадит корабль.
Но на одном не посадит и он.
Двигатели взревывали и снова умолкали - Оратов вкладывал уже не только
все мастерство, но и всю интуицию в то, чтобы экономить на каждом маневре
хотя бы кроху горючего. Оскар находился рядом, в какие-то моменты их
головы касались друг друга. Финдлей не спускал глаз с высотомера и время
от времени что-то вполголоса подсказывал Оратову. В кабине становилось
жарко - ни у кого не подымалась рука включить генератор охлаждения. Надо
экономить энергию. Оставлено самое необходимое, такое, как прокладчик
курса, который торопливо как ни в чем не бывало высвечивал на карте
агрогорода и атомные станции, связки и выходы подземных коммуникаций, зоны
бесканальных энергопередач и еще многое такое, что теперь существовало
только в его электронной памяти и чего, естественно, не было там, внизу.
- Мы сейчас пересечем дорогу... - тяжело переводя дыхание, проговорил
Оскар. - Я это точно помню. Чугунную дорогу.
- Железную.
- А нас порядком подбросило вверх...
- Естественно. Изменение массы корабля в момент дингль-перехода -
баки-то ведь опустели...
- В пространстве мы этого смещения попросту не уловили.
- В пространстве мы много чего не уловили... - Оратов осекся:
выключились сразу два двигателя.
Несмотря на гул, по-прежнему наполняющий рубку, Эльзе показалось, что
кругом стало нестерпимо тихо. Ведь если в грохоте и свисте урагана
умолкнет плачущий ребенок - матери покажется, что на мир снизошли покой и
тишина...
Опять какие-то сентиментальные ассоциации. Откуда ей знать, что думают
матери? Опираться надо на собственный опыт, а не на прочитанную в
перерывах между полетами беллетристику. Позади у нее испытания, подготовка
к испытаниям, отчеты по проведенным испытаниям - и не было времени ни для
материнства, ни, в сущности, для любви. Годы испытаний, десятилетия
испытаний - и как же мало оказалось этого сейчас! Многолетний опыт, в
нужный момент не обернувшийся тем безошибочным даром, который именуется
интуицией...
Финдлей снова что-то сказал Оратову, но от нестерпимой жары кровь
пульсировала в висках, и Эльза уже не расслышала, о чем он говорил. Оратов
упрямо качнул головой. Корабль дернулся еще раз, словно собирался набрать
высоту. Высота. Еще бы немножко запаса высоты. И чуточку энергии в
основных баках.
А вот это уж совсем лишнее - если ко всему прочему "Антилор" потянет на
вращение... Молодец, Оратов. Справился. Если бы она придержала еще один
бачок, они бы вообще со всем на свете справились.
- Идем строго по программе... - донесся до нее голос Финдлея, - и,
насколько мне помнится, публикации двадцатого века приписывали нам
невразумительные вариации по скорости и высоте...
- Этих специалистов сюда бы, - выдохнул Оратов.
- Между прочим, пора бы пройти Кежму, - не унимался Оскар. - Авторы
публикаций о тунгусском метеорите требуют, чтобы мы круто свернули на
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг