Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
поражения  организма  сигма-лучами,  возникающими  в   момент   совершения
каким-либо материальным телом обратного перехода Эрбера. Кид  -  пока  это
будет, разумеется,  стационарная  установка  -  должен  разработать  также
систему предупреждення на  случай  непредвиденного  сигма-удара,  а  также
предложить методику лечения, хотя  этим  вопросом  параллельно  занимаются
Элефантус и Патери Пат.
   Все это было очень мило, особенно если учесть, что ни  один  прибор  не
зафиксировал этих загадочных лучей, и судить о них можно  было  только  по
вторичным  эффектам.  Но  меня  сейчас   мало   интересовали   технические
трудности. Я не мог понять:  кому  нужно  повторение  этого  эксперимента?
Насколько я понял Сану, "Овератор"  принес  данные  только  о  тех  людях,
которые в момент его отлета жили на  Земле.  Значит,  следующее  поколенье
избавлено от этих даров свихнувшейся машины. Так зачем  же  повторять  все
снова?
   Надо было найти Элефантуса - с Саной я говорить обо всем этом  не  мог,
улететь от нее, чтобы самому во всем разобраться, - и подавно...
   - ...и составь список книг, лент и нитей  записи,  которые  могут  тебе
понадобиться. Егерхауэн не располагает  обширной  библиотекой.  Если  тебе
что-нибудь понадобится - позови меня, не трать времени на  самостоятельные
поиски.
   - Может быть, мы все-таки будем работать вместе?
   - Когда появится острая необходимость в этом. Но приучайся к тому,  что
меня не будет с тобой.
   Как будто я привык быть с нею!
   Так как у меня не было под рукой каталога, мне пришлось  задавать  круг
интересующих меня вопросов. Я старался как можно четче  ограничить  каждую
тему, чтобы список требуемых пособий не получился непомерно велик. Не  дай
бог, попадется чересчур  усердный  "гном",  который  будет  выполнять  мой
заказ, и решит осветить каждый вопрос чуть не от Адама. Тогда весь мой год
- наш год - уйдет на одно ознакомление с литературой. Я порядком  устал  и
начал отвлекаться. Мне то и дело приходилось  отключать  мой  биодиктофон,
чтобы он не зафиксировал не относящихся к делу мыслей. Нет, так  я  далеко
не. уеду. Может быть, обратиться в  коллегию  Сна  и  Отдыха  и  попросить
разрешения на год без сна? Но такое разрешение  давалось  лишь  в  крайних
случаях - все-таки  слишком  вредны  были  еще  препараты,  поддерживающие
человека в состоянии постоянного бодрствования. Потом все это сказывалось.
Мне-то на это было наплевать, но я не знал, как посмотрит коллегия на  мое
желание провести этот год с человеком, который имел право на  всего  меня,
всего, целиком, до последней моей минуты.  Ведь,  наверно,  таких  частных
случаев было немало. Я не мог ни о чем судить,  потому  что  на  Земле  за
время моего отсутствия произошла слишком резкая переоценка  всех  вещей  и
понятий. Если перед моим отъездом все измерялось энергией, то теперь мерой
всему были годы и минуты. Так, наверное, было с теми космонавтами, которые
в далекие времена покинули на Земле царство денег, а вернулись в мир,  где
стоимость каждой вещи уже определялась одной только затраченной  энергией.
С течением времени энергия начала обесцениваться, и к моему отлету лишь  в
таких случаях, как запуск "Овератора", поднимались разговоры о дороговизне
того или иного эксперимента. С освобождением внутриэлектронной энергии, да
еще и при умении ее конденсировать, эта мера стоимости изжила себя. И  вот
в мое отсутствие на Земле  появилось  повое  мерило,  самое  постоянное  и
нерушимое - время. Если когда-то на золото покупались вещи, труд, энергия,
то теперь время могло оценить решительно все. Даже  чувства.  И  это  была
самая надежная монета, но на нее ничего нельзя было купить - ведь я  готов
был платить всем своим временем за мою Сану, и  -  не  мог.  Это  осталось
единственной сказкой, не воплощенной человеком в действительность. Так  на
кой черт мне были все эти ковры-самолеты и скатерти-самобранки?
   - Сана! - крикнул я - - В котором часу мы обедаем?
   Сана появилась на пороге. На лбу ее синела миалевая лента биодиктофона.
   - Да?
   - Не пора ли обедать?
   - Еще двадцать минут. Не стоит делать исключения для первого дня. Пусть
все будет так, как здесь заведено.
   - Кем? Элефантусом?
   - Да.
   Значит, Патери Патом.
   Между тем за дверью послышался  звон  посуды  -  наверное,  Педель  уже
накрывал на стол. Я вдруг представил себе, как мы будем сидеть друг против
друга за белоснежным столом  в  этой  огромной,  залитой  ледяным  светом,
комнате...
   - Могу я видеть доктора Элиа?
   - Разумеется. Тебе что-нибудь неясно?
   - Да нет, но разве мы не могли бы обедать вместе, как и прежде?
   - Я думала, у тебя сохранилась антипатия к Патери Пату.
   - Ерунда. Он мне аппетита не портит. А разве Элефантус не прогнал его?
   - Патери Пат - светлая голова. Доктор Элиа очень дорожит им.
   Я пожал плечами.
   - Ужинать мы будем вместе. - Сана исчезла. Ох, уж  эти  мне  отношения,
когда тебе десять раз на дню подчеркивают,  что  исполняют  малейшее  твое
желание, а на самом деле навязывают все, до последней  паршивой  книжонки,
до мельчайшего сервис-аппарата для подбирания окурков. Даже  моего  Педеля
изуродовали якобы мне в угоду. Я оглядел комнату. Белое с золотом. Да  еще
какая стилизация! - под благородный древний ампир. Который раз уже к этому
возвращаются? Шестой или седьмой. Бездарь какая! Своих мыслей не  хватает.
И мою железную скотинку отделали под старинную бронзу, как... Как  что?  Я
где-то совсем недавно видел этот темный тяжелый цвет. И не мог припомнить,
где именно.
   Между тем дверь распахнулась, и Педель, как обычно, легкий  на  помине,
вкатил овальный обеденный  столик,  уставленный  прозрачными  коробками  с
едой. Он ловко вскрывал их и выкладывал содержимое на тарелки.
   - Консервы? - спросил я.
   Я так привык к консервам, что трудно  было  бы  сказать,  что  они  мне
надоели. Сана вышла в белом обеденном платье.
   - Нет, - сказала она, усаживаясь. - Все свежее. Готовится в центральном
поселке каждую неделю. Кстати, составь себе меню на ближайшие десять дней.
   - Возьми это на себя, если тебе не трудно.
   Она наклонила голову. Кажется, я доставил ей удовольствие.
   - И потом, знаешь, лунный свет мне положительно мешает  спать.  Сотвори
какое-нибудь чудо, чтобы луна исчезла.
   Она посмотрела на меня почти с благодарностью.
   - Я распоряжусь, чтобы на ночь потолок затемнялся. Тебя это устроит?
   - Я не требую аннигиляции всей лунной  массы.  Для  меня  достаточно  и
локального чуда. Ага, вот и "сезам, откройся". Теперь все будет просто.
   Вторую половину дня я занимался  с  Педелем.  Изредка  мной  овладевало
беспокойство, я подходил к двери и поглядывал, что делает Сана.  До  самой
темноты она просидела в глубоком кресле, не снимая со лба миалевой полоски
и не отнимая руки от контактной клавиши биодиктофона. Но панелька  прибора
была мне не видна, и  я  не  знал,  диктует  она  или  просто  так  сидит,
предаваясь своим мыслям. Почему-то я был склонен предположить второе.
   В конце концов я тоже уселся в кресло, попросил Педеля оставить меня  в
покое и надвинул на  лоб  миалевый  контур.  Вид  у  меня  был  достаточно
глубокомысленный - на тот случай, если  бы  Сана  неожиданно  появилась  в
комнате - так что я  мог  спокойно  отдаться  безделью.  В  углу  бесшумно
возился Педель - у него, видимо, появились какие-то соображения по  поводу
имитирующей  схемы  нашей  будущей  машины,  и  он  придавал  ей  наиболее
компактный вид. Я все смотрел на него и вспоминал,  в  честь  чего  же  он
окрашен в этот темный, до коричневого оттенка, бронзовый цвет. И  еще  мне
хотелось есть.
   - Педель, - сказал я, - принеси мне что-нибудь пожевать, если  осталось
от обеда.
   - Слушаюсь. Пожевать. Сейчас принесу.
   Кто знает, в котором часу мы будем теперь ужинать, а  я  как-то  привык
все время что-нибудь жевать.  Собственно  говоря,  это  было  единственным
разнообразием,  доступным  мне  там,  на  буе.  Если  не   считать   книг,
разумеется. Но книги -  это  что-то  вроде  платонической  любви;  как  ни
пытайся разнообразить их список, все равно при длительном чтении  остается
впечатление,  что  занимаешься  чем-то  одним  и  тем  же,  приятным,   но
нереальным. Другое дело - еда. Это - удовлетворяемая страсть. Я  намеренно
держал себя дня три-четыре  на  молочной  или  фруктовой  диете,  а  потом
устраивал пиршество  с  полусырым  мясом,  вымоченным  в  уксусе  и  вине.
Ликарбовые орехи в сочетании с консервированными раками  тоже  оставили  у
меня неизгладимое впечатление. Почему, собственно говоря, я  торчу  здесь?
Мне надо было отправиться прямо на Венеру и  стать  директором-контролером
на  какой-нибудь  фрукто-перерабатывающей  станции  или,   если   так   уж
необходимо было сохранить свою профессию, ремонтировал бы роботы для сбора
орехов или ловли летучих тунчиков. А  говорят,  что  есть  еще  на  Венере
кретины, которые пасут гусей. Это  те,  которые  абсолютно  неизлечимы  от
рождения. Вот благодать! Голубоватые луга; тонкие-тонкие,  словно  ледяные
чешуйки, маленькие пруды под раскидистыми талами,  и  можно  взять  гибкую
хворостинку  и  вообразить  себя  кудрявым  голопузым  мальчиком,  пасущим
античных гусей, трясущих жирными гузками в честь прекрасной богини. И даже
если без антики и без прекрасных богинь, то самый  захудалый  гусенок  мне
сейчас был бы во сто крат милее всех многоруких  и  великомудрых  киберов,
исключая Педеля, пожалуй.
   - Послушай, - спросил я, - что ты мне подсунул?
   -  Колбаса  органическая,  естественная,  подвергнута   прессовке   под
давлением в шесть атмосфер при температуре минус восемьдесят  градусов  по
Цельсию.
   - Зачем?
   - По предварительным подсчетам,  можете  жевать  от  полутора  до  трех
часов.
   - Ах, ты, золотко мое! - я с восхищением уставился на него. Как мне  не
хватало его там,  на  буе!  Не  только  его  рук  и  головы,  а  вот  этой
заботливости, неуклюжей, по теплой - сердца, что ли? Почему ни один из тех
"гномов", которых я создал и запрограммировал сам, не был похож на Педеля?
Впрочем, ответ напрашивался сам собой: именно потому, что я делал их сам и
для себя. А Педеля программировали для меня  другие  люди.  Сана.  Это  ее
теплота, ее заботливость жила в металлической коробке  многорукой  машины.
Вот так. О чем ни подумаю - круг замыкался и все возвращался к тому же - к
Моей Сане.
   Я встряхнулся, как утенок, и виновато огляделся. Нет. Даже если бы Сана
и следила за мной, она была бы в уверенности, что я решаю одну из  проблем
кибердиагностики.  А  между  тем  я  напоминаю  школьника,  прячущего  под
учебником веселую приключенческую книжонку. А сама Сана? Она ведь тоже  не
работает. Мне вдруг захотелось поймать ее врасплох. На цыпочках я прошел в
ее кабинет и наклонился над ней. Ну да, прибор  был  отключен,  и  она  не
сделала никакого движения, чтобы привести его в рабочее состояние.
   -  Ага,  -  сказал  я,  садясь  на  ручку  ее  кресла.  -   Возрождение
эксплуатации. Один работает, а другой погоняет.
   Она посмотрела на меня с тем невозмутимым  видом,  которым  так  хорошо
прикрывать свою беспомощность.
   - Я редко пользуюсь биодиктофоном. То есть,  я  хочу  сказать,  что  не
включаю его, пока не добиваюсь  четкой  формулировки  целого  законченного
отрывка. Только  тогда  диктую.  Я  знаю,  ты  полагаешься  на  стилистику
автоматов, но у тебя еще много времени впереди, и те из своих заметок, что
ты собираешься сохранить на будущее, ты всегда успеешь откорректировать.
   Вот, получил. Не подглядывай, не лови. Уж  если  она  делает  вид,  что
работает, то, стало быть, так и надо принимать. Ведь  только  утром  решил
отказаться от всех этих мальчишеских штучек!
   - Я не против  того,  чтобы  ты  сидела  у  этого  ящика,  -  я  спасал
положение. - Тем более, что эта голубая полоска тебе очень к лицу.  Что-то
похожее, кажется,  носили  весталки.  Только  не  из  такого  современного
материала, а из белого льна.
   Сана слегка подняла брови - значит, снова я говорил не то, ох, до какой
же степени совсем не то!
   -  Должна  тебе  заметить,  что  обратную  связь  на  нашей  машине  ты
проектируешь напрасно. Она утяжелит конструкцию, но  не  принесет  видимой
пользы. Конечно, это лишь мое мнение, и ты можешь не соглашаться с ним.
   Я пристально посмотрел  на  нее.  Мне  отчетливо  послышалось  за  этой
фразой, "ведь скоро ты не будешь связан моими вкусами и капризами"...
   И я не мог понять, от кого исходил  этот  подтекст  -  от  ее  грустных
вечерних глаз или от  меня  самого?  Черт  побери,  должен  же  я  забыть,
заставить себя забыть об этом; если мне это не  удастся  -  она  рано  или
поздно прочтет мои мысли. А это очень невеселые мысли  -  когда  постоянно
думаешь о том, что вот теряешь бесконечно дорогого,  единственно  дорогого
человека - и ничего не можешь сделать. И снова думаешь и  думаешь  все  об
одном, и думаешь так много, что уже появляется  ощущение,  что  ты  что-то
делаешь.
   Сана положила два  пальца  на  широкую  клавишу  ультракороткого  фона.
Несколько секунд просидела так, потом выключила прибор и сняла фоноклипсы.
   - Нас ждут.
   К моему удивлению, в мобиле оказался Педель.
   - Это  что  -  выездной  лакей,  или  в  его  программу  входит  теперь
поглощение ужинов?
   Сана смутилась. Видно было, что она не  может  так  просто  говорить  о
Педеле в его присутствии.
   - Отдохнул бы ты, милый, - сказал я ему и отключил тумблер  звуковых  и
зрительных центров. Педель, словно огромный краб, застыл в кормовой  части
мобиля, только руки его слегка вздрагивали, легко касаясь стен. Вид у него
был недовольный и обиженный.
   - Ну, так что же? - спросил я.
   - Я думала, что тебе будет приятно, если он будет нас сопровождать.
   - К чертям сопровождающих, - сказал я. - Хочу быть с  тобой.  Только  с
тобой одной.  К  чертям  всех  третьих.  Она  улыбнулась  -  благодарно  и
застенчиво:
   - Мне просто показалось, что ты любишь его.
   Я вытаращил глаза. Этого  недоставало!  Добро  бы  меня  заподозрили  в
симпатии  в  породистой  собаке  -  но  к  роботу...  Впрочем,  я   всегда
недолюбливал людей, которые к своим животным относились как к  равным;  от
них, как правило, за версту несло мещанством. Но относиться к Педелю,  как
к  человеку,  это  было  уже  не  просто  мещанство,   а   ограниченность,
недопустимая даже в шутку.  Я  еще  раз  пожал  плечами  и  вернул  Педелю
утраченную было полноту восприятия.
   Ужинали мы уже при люминаторах, и в маленькой гостиной Элефантуса  было
теплей и уютней, чем в нашем еще не обжитом и слишком светлом доме.
   Я отведал  вина,  которое  пил  Элефантус,  -  оно  оказалось  чересчур
сладким. Патери Пат не пил - да я и не видел никогда, чтобы он это  делал.
Сначала поговорили о  погоде  -  в  горах  ожидалась  основательная  буря.
Элефантуса и Патери Пата это беспокоило так,  словно  их  домики  не  были
прикрыты одеялом из теплого воздуха десятиметровой толщины.  Потом  как-то
нехотя разговор перешел на работу. Сана оживилась. Говорить  было  о  чем,
потому что пока у нас еще ничего не  получалось.  Патери  Пат  только  что
проанатомировал одну из обезьян, прибывших со мной. Он  подозревал  у  нее
возбужденное состояние биоквантовых сердечно-мозговых связей, и теперь  не
мог себе простить, что не исследовал ее в состоянии квазианабиоза, а сразу
поторопился вскрыть - это была  первая  обезьяна,  погибшая  после  нашего
прилета. Она уцепилась за  грузовой  мобиль  и  упала  с  высоты  примерно
трехсот метров. Я выразил свои соболезнования Патери Пату и уловил на себе
его  задумчивый  взгляд  -  вероятно,  он  обдумывал,  какие   манипуляции
проделать с моим телом, когда оно  попадет  к  нему  в  руки.  Я  злорадно
усмехнулся, потому что не сомневался в том, что намного переживу его -  он
был настолько осторожен,  что  рано  или  поздно  это  должно  было  плохо
кончиться.
   Потом мы поднялись и пошли в сад; Сана вышла с Патери Патом, с  которым
у нее был какой-то  давнишний,  сугубо  принципиальный  и,  в  силу  своей
принципиальности, бесконечный спор.
   Я  подождал,  пока  они  отойдут  подальше,  и  быстро   направился   к
Элефантусу. Он смотрел, как я подхожу, и длинные ресницы  его  вздрагивали
при каждом моем шаге.
   - Вам очень тяжело? - спросил он меня, словно в его силах было  сделать
так, чтобы мне стало легче.
   - Нет. Не то. Я просто не могу понять: зачем это сделали?
   Элефантус был уже в рабочем  халате.  Он  засунул,  руки  в  карманы  и
мелкими шажками двинулся по дорожке, глядя себе под ноги. Уже стемнело,  и
мне казалось, что он старательно перешагивает через тени.
   - Видите  ли,  Рамон,  мы  получили  информацию.  Информацию  настолько
важную, что отказаться от нее, априорно заявить  о  ее  ненужности  мы  не

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг