Эрбера годились все.
- Все это общие рассуждения, - прервал я его. - Я-то живу с этими
тремя, мне виднее. Не говоря о том, что я не допустил бы к сведениям
женщин и детей, я бы еще посмотрел и на Элефантуса, и на Патери Пата...
- Насчет женщин и детей это ты брось. Детям никто ничего не сообщает,
обращаться в Комитет можно только после шестнадцати лет, это уже не
детский возраст. А женщины посильнее нас с тобой. Что же касается доктора
Элиа и твоего Пата, то ты, братец, хоть с ними и живешь почти под одной
крышей, а смотришь на них только со своей колокольни. Ты совсем недавно
узнал об "Овераторе", а для них это - давно пережитое. У них, может,
пострашнее теперь заботы. Так что ты приглядись к ним, подумай.
- И все-таки это негуманно, Джабжа...
- Негуманно... - он пожевал губами: гуманно или негуманно? Слово и в
самом деле удивительно годилось для пережевыванья и от многократного
повторения стремительно теряло свой смысл. - Ну, ладно, совершим еще один
экскурс в Последнюю Мировую. Представь себе, что человек вылезает из окопа
и становится под пулеметную очередь. Это как?
- Если этого требовало...
- Ты не крути. По отношению к нему самому - это как, гуманно?
- Куда уж!
- Вот и я так думаю. А он, между прочим, из окопа все-таки вылезает и
закрывает вражеский пулемет - собой. Так что давай кончим о гуманизме.
Сейчас человечество оказалось перед теоремой. Дано - Знание. Требуется
доказать - нужно ли это знание людям? И нет другого доказательства, как
вынести все это на своих плечах. Донести до самого последнего, скинуть к
чертовой матери и сказать...
- Не нужно! - крикнул я.
- Ишь как скоро. Эксперимент все еще идет. И остановить его нельзя,
пока жив на Земле хоть один человек нашего поколения.
- Ты же сам сказал, что могут не все знать. Так что не все поколение.
- Нет, брат, именно поколение. Помнишь - поколение первой революции,
гражданской войны, освоения космоса. И не важно, сколько там в процентах
шло под красным флагом, носило шинель, летало в межпланетных кораблях.
Важно, что были такие поколения. А иначе - как их различать? По годам?
Отсчитал два десятка, и готовое поколение? Нет, брат. Поколения, прости ты
меня за громкие слова, по подвигам отмечают. А подвиг - это попросту,
по-человечески, - когда до смерти страшно и трудно, и все равно делаешь.
Не знаю, как там в истории нас будут величать, но мы, по-моему, имеем
право на то, чтобы считаться поколением.
Я посмотрел на него - кто его знает, может, они тут умели держать себя
в руках, но как-то не вязалась его простодушная рожа со словом "подвиг".
Мы оба поднялись.
- Ну, я поехал.
Мы вышли на площадку. Два мобиля - один тяжелый, набитый роботами и
всяким снаряжением, а другой желтый, одноместный дежурили у двери.
Джабжа подал мне ручищу, поросшую рыжей шерстью, выдохнул мощную струю
теплого воздуха и сказал:
- Вот что... Когда твое восхищение Егерхауэном дойдет до предела,
вызывай Хижину, мобиль и лети сюда. Салют, Рамон.
- Салют, Джошуа.
- Джабжа, - сказал он и расплылся. - Джа-бжа.
Я забрался а машину. Мои лыжи лежали на полу. Мир был желт и чист,
словно я сидел в банке с медом и смотрел из нее на оседающие подо мной
горы. Хижины уже не было видно - ее скрыли облака.
- Я не опоздал? - спросил я просто потому, что ничего другого не
догадался придумать, пока летел.
- Нет, - сказала она и направилась к веранде, на которую подавалась
еда.
Я пошел следом, полагая, что двойной .завтрак - не столь суровая
расплата за беспутно проведенные полсуток.
Я старательно запихивал в себя все, что имел глупость заказать десять
дней назад.
Сана пристально смотрела на меня:
- Тебе нездоровится?
- Что ты. Просто я уже перекусил там.
- Тогда не будем терять времени, - сказала она, поднимаясь. - Я ведь
тоже уже позавтракала.
Я прекрасно понимал, что это неправда.
- А мне нравится, - упрямо сказал я и продолжал давиться какой-то
гнусной рыбой.
Она стояла, опершись на стол, и спокойно смотрела на меня.
Великое Знание, думал я с горечью. Великое Знание, принятое на свои
плечи сильными мира сего. Посмотрел бы Джабжа на эту сцену... А ведь
Знание
- оно действительно велико и могуче. Если бы я был сейчас свободен, я
уже летел бы к Кипру, чтобы на себе испытать, что же оно дает. Я не
сомневался, что дать оно может очень много. Вопрос в том - кому? Может
быть, Джабжа именно поэтому и стал таким, какой он есть. И Лакост именно
поэтому создал своего мифического "Леопарда". Илль и Туан не в счет - они
еще дети, они еще над всем этим не задумывались. Но когда задумаются - это
сделает их более сильными, цельными, настоящими. Я в этом тоже не
сомневался.
Но зачем это Сане? Чтобы иметь право мучить меня своей заботливостью?
Чтобы мягко напоминать мне, что я должен идти на прогулку, и повязывать
мне на шею теплый шарф, и потом сходить с ума от беспокойства, и встречать
так, как она сегодня встретила меня, и снова отпускать, и снова
притягивать обратно...
Я сделал последнюю попытку:
- Садись и ешь. Когда на человека смотрят, у него пропадает аппетит.
Она и не подумала сесть. Я швырнул вилку и молча пошел в
кибернетическую. Ее платье шелестело за моей спиной.
Вдоль стен стояли какие-то развалины внушительных размеров.
- Это еще что за сюрпризы?
- Кибер-диагностики старого образца, без имитирующих схем. Диагностики
в прямом смысле - без методики лечения. Определение самого факта
заболевания. Я думала, что на первых этапах они могут натолкнуть тебя на
некоторые мысли.
Я был не против того, чтобы у меня появились хоть некоторые мысли. Я
подошел к первому попавшемуся киберу и сделал вид, что разбираюсь в его
схеме. Хорошо, что Сана была врач, а не механик. Отвертки в руках было мне
достаточно, чтобы создать видимость рабочего состояния. Когда прошло минут
пятнадцать, я взглянул на Сану. Она не собиралась уходить. Она
подключилась к самому грандиозному из этих бронтозавров и сосредоточенно
слушала поспешный щебет, доносившийся из фоноклипсов. Кажется, мое
пожелание - работать вместе - с сегодняшнего утра будет выполняться.
Отступать было некуда, и я занялся схемой своего старика. Бог мой! Это
был целый кибернетический город. Сочетание медицинского факультета с целым
университетом - никчемные программы физики, математики, биологии, даже
философии. Если бы не умение делать уменьшенные копии схем - такая машина
заняла бы не меньше кубического километра. Пусть же ее посмотрит Педель и
выберет, что нам подойдет.
- Сана, а где Педель?
- Он тебе нужен?
- Разумеется, я без него, как без головы.
- Кажется, он остался там.
- Не может быть. Я же велел ему следовать за тобой!
- Патери Пат его выключил.
Я не стал спрашивать, почему, чтобы не нарваться на нежелательные
вопросы. Сана вышла послать дежурного "гнома" за Педелем.
Педель явился через десять минут. Саны не было. "Ага, - подумал я. -
Роли переменились. Теперь за мной будет следить он".
Я подошел и ввернул на его брюхе лампочку биопередачи. Но она не
загоралась. Это еще ничего не доказывало - он мог запоминать.
- Как прогулялся? - спросил я его.
- Не помню, был отключен. Включила только что Сана Логе.
- Послушай-ка, - .я решил его спровоцировать. - Если бы какому-нибудь
человеку для нормальной деятельности были необходимы ежедневные прогулки,
лыжные, например, и человек бы их совершал - как ты думаешь, он делал бы
это оттого, что он должен, может или хочет?
- Должен, - не раздумывая, изрек он. - Человек должен поддерживать
способность ежедневной активной деятельности.
- Ну, спасибо, ты меня успокоил, - я казался себе последним подлецом. -
Что у тебя в программе на сегодня?
Программа его была обширной, и я велел ему заниматься делом. Бедная
рыжая скотинка. Когда-то разговоры с тобой развлекали меня, хоть ты и не
был для меня подобием человека, как для Саны. С тобой мне было лучше, чем
с некоторыми людьми. Но вот я встретил настоящих людей, и ты стал мне не
нужен. Сейчас ты просто не нужен мне, но придет день, и я почувствую, что
ты
- мой враг. Ты - с ними, с Патери Патом, с Элефантусом и... с Саной. Ты
их дитя. Нет. Ты их выкормыш. Ну, работай, работай. Кибервраг.
Педель кротко хлопотал над нашей схемой, и вряд ли подозревал, что я
объясняюсь ему в ненависти. Просто я сегодня спал всего около трех часов,
надо было послать его подальше и завалиться где-нибудь в уголке. Но вдруг
войдет Сана, и тогда придется объяснять, что я делал всю ночь, и
пересказывать наши разговоры, а я чувствовал, что никогда этого не могу
сделать. Я уселся в кресло с книгой в руках и вытянул ноги. Конечно, два
механика на один заповедник - капля в море, даже при самых совершенных
подсобных роботах. Какая у них должна быть система сигнализации! Подумать
страшно. Как бы Джабжа не нашел себе механиков, не дождавшись того
времени, когда я смогу свободно распоряжаться собой. Не могу же я сказать
ему, что привязывает меня к Егерхауэну. Хотя я не думал, что смогу
говорить с чужими людьми о тех, четверых, а вот смог - и словно вылечился.
Джабжа... В колледже мы называли таких "дворнягами". А из них вот кто
вырастает.
Вошла Сана. Я едва успел ткнуться носом в книгу. И потом так
непринужденно обернулся:
- Что, обедать?
- Нет еще.
О, четыреста чертей и спаржа в майонезе, как говорили уважающие себя
пираты. Да кончится ли этот день?
Я тупо смотрел на Сану, которая задавала Педелю какие-то расчеты. Через
месяц - охота на оленя. Мы договорились.
Я засучил рукава и пошел работать уже по-настоящему. Месяц можно было
потерпеть.
За обедом молчали, Я невольно спрашивал себя, знают ли все о моем
ночном приключении? Говорить первым я не хотел, чтобы не сесть в лужу, а
вдруг они не знают, и я сам напрошусь на нежелательные расспросы. Патери
Пат ел быстрее обычного и не смотрел в мою сторону. Наверное, догадался о
моей вчерашней попытке сделать из Педеля шпиона. Иногда обменивались
беглыми фразами о погоде - теперь-то я понимал, что здесь, на территории
заповедника, это не банальный разговор, а важная информация. от которой
зависят многочисленные группы людей, бредущих сейчас снежными альпийскими
тропами.
Меня удивляло только одно: почему этих людей, собравшихся за обеденным
столом Егерхауэна, так интересовали судьбы незнакомых альпинистов? Ведь я
испытал на себе, что на простое человеческое участие у них не хватает
времени. Традиционная тема? Пожалуй.
Я смотрел на Элефантуса, грустно шевелящего огромными ресницами. Он как
раз говорил об обвалах. Обвалах, возникающих от громкого звука - выстрела,
например. Как же это я согласился пойти на охоту, не умея стрелять?
Запасное оружие у них, несомненно, есть; научусь я быстро, сеанса за
два-три. Значит, мне нужно слетать туда и взять первый урок.
Десерт я доел с аппетитом, явно порадовавшим Сану. Мы вернулись к себе,
я прогнал Педеля, крутившегося у меня под ногами, и начал тренировать
схему на простейшие задачи. Как ни странно, все шло хорошо. К вечеру Сана
уже беспокоилась:
- Но разве так можно? - мягко выговаривала она мне. - Все утро только
делал вид, что разбираешься в схемах, зато вечер проработал с утренней
интенсивностью. А прогулка?
- В конце концов, могу я сам решать, что мне делать, а что - нет?
- Я не об этом. Ты изматываешь себя...
- Мне просто не хватает времени. От ежедневных прогулок придется
отказаться, в лучшем случае я смогу выходить на лыжах один-два раза в
неделю, но часа на четыре.
- Разумеется. Не забывай только "микки".
- Конечно, не забуду. Ты ведь знаешь, что я без няньки ни на шаг.
- Я плохая тебе нянька, милый...
- Плохая. Злая. Неласковая. Ворчливая. Вот.
- Как быстро дети вырастают из своих игрушек и своих нянек...
- А давай сделаем все наоборот. Я сам стану тебе нянькой. И, честное
слово, я уж не отпущу тебя никуда одну. И не позволю работать
невыспавшейся. И не уложу спать непрогулянной...
Она вдруг побледнела.
- Нет, нет, если можешь - пусть все останется, как есть...
И снова я не мог понять - читаю ли я ее мысли, или это моя фантазия, но
мне отчетливо послышалось дальше: "Если ты будешь нянчиться со мной,
носить меня на руках, баюкать меня - я буду каждую минуту чувствовать, что
умираю".
- Ну. ладно, - сказал я ласково. - Все остается по-твоему. А я хочу
спать, нянюшка.
Я долго гладил ее золотые волосы, гладил даже тогда, когда она уснула.
Потом уснул и я. Но во сне мне явилась черная девочка, и я был не рад ее
приходу. Она сидела на спине огромного оленя, обнимала его за шею и
говорила: "Он у меня хороший", и я не мог понять, как она может говорить
так об олене - ведь он ей вовсе не брат...
На другой день Элефантус, Сана и Патери Пат, наконец, разрешились. Это,
правда, была только часть того, что я должен был закодировать, даже не
половина - только симптоматика, но все равно это была уже активная работа,
и я вздохнул свободно.
Для Саны наступили блаженные дни - она могла кормить меня с ложечки. Я
буквально не выходил из кибернетической, куда все прибывали и прибывали
старые и новые машины. В основном это были кибер диагностики, или киды, по
важнейшим видам облучения. Она-то знала их прекрасно, хотя где она могла с
ними сталкиваться? Как-то я не выдержал и спросил ее об этом. Сначала она
сделала вид, что не расслышала, а потом сказала как-то вскользь, что
последние годы заведовала радиационной лабораторией Сахарского космодрома.
Работы все еще было по горло, и Сана все стояла у меня за спиной с той
именно лентой, которая могла мне понадобиться в ближайшую секунду, с
бутербродом или свитером, и я примирился со всем этим.
И вдруг все кончилось. Мне казалось, что остановка только за мной, а на
деле выходило, что я торопился впустую, так как дальнейшая программа не
составлена еще и вчерне и ожидаются материалы из Колхарана и Мамбгра.
Сана предложила мне продолжить теоретические занятия с Педелем. Я
довольно резко ответил, что он слишком перегружен подсчетом всех
поглощаемых мной продуктов. Сана посмотрела на меня укоризненно и
заметила, что не может делать это собственноручно только потому, что не
располагает достаточным математическим аппаратом.
Я облегченно вздохнул - наконец-то у Саны пробудилось чувство юмора. Я
не удержался и спросил, за кем еще из ее сахарских космонавтов она ходила
с бутербродами и теплыми набрюшниками. Сана опустила голову.
- Я чувствовала, что рано или поздно ты задашь мне этот вопрос, -
сказала она тихо, - Эти одиннадцать лет я выполняла свой долг. И только. Я
никого не любила кроме тебя, Рамон.
Я сжал кулаки. Ну что я мог сделать?
Больше у меня не появлялось желания напоминать ей о прошлом.
К концу обеда на третий день моего вынужденного отдыха я не выдержал.
- Послушай, Патери, - сказал я за обедом. - Может быть, ты передашь мне
некоторые материалы, не дожидаясь тех, что должны прибыть с востока? Не
беда, если там не все будет доработано - Сана исправит на месте.
Патери Пат вскинул голову. Лицо и шея его стали вишневыми, багровыми и,
наконец, ослепительно алыми, как свежеободранная говядина.
- Если ты страдаешь от избытка свободного времени, - ответил он сквозь
зубы, - можешь прогуляться на лыжах. У тебя это здорово получается.
Он уткнулся в тарелку и торопливо доел, шумно дыша и сминая скатерть.
Быстро встал, отвесил неопределенный поклон и вышел. Его черный "бой"
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг