вот на полу... Дура несчастная, раньше надо было жмуриться - тогда, может
быть, и удалось бы промахнуться!
- Вот... видишь... - прошептал он с трудом, и с каждым его словом
крошечный черный фонтанчик выбрызгивался откуда-то из плеча, - все
сбылось... по-моему.
Она затрясла головой, хотя совсем не поняла его слов; почему-то больше
всего ее сейчас удивляло, что кровь у него почти черпая, а ведь это
артериальное кровотечение, перебита плечевая артерия, и каждая минута
дорога.
- Помогите! - закричала она. - Кто-нибудь! Помогите!
Раздался протяжный скрип, и из-за спинки парчового кресла поднялась
приземистая фигура и не спеша двинулась к ним. Кадьян. Таира вскочила,
метнулась ему наперерез, вцепилась в рукав:
- Скорее! Его нужно к анделисам! Они помогают, они воскрешают даже
мертвых...
- Нет, - донеслось сзади еле слышно, но твердо. - Здесь. Если... если
анделисы... оживят... в другой раз мне... может... и не посчастливится...
Таира оцепенела - только сейчас до нее начал доходить смысл его слов.
Так, значит, вот этого он и хотел здесь и сейчас? Кадьян осторожно
освободился от ее пальцев, почтительно поклонился, косясь на голубую звезду,
и, прихрамывая, направился к своему князю. Поднял его легко, так же
неторопливо перенес на кровать. Замер, словно ожидая чего-то, хотя чего тут
еще было ждать? Потом с каким-то нечеловеческим бесстрастием произнес:
- Ты умираешь, Полуденный Князь.
Эти слова словно разбудили Оцмара:
- Да. Город этот... сжечь. Он... не нужен. То, что ты принес сюда... по
моему приказу, - в Берестяной... колодец... это и будет жерт... - он
закашлялся, захлебываясь кровью, - жертвенным даром... солнцу.
Кадьян поклонился и отступил на шаг. Господи, да неужели они все так и
дадут ему умереть? Таира на цыпочках приблизилась к высокому ложу, положила
руки на закапанное кровью покрывало. Еще более истончившееся за эти
несколько минут лицо обернулось к ней:
- Я сейчас сделал тебе... последний подарок, делла-уэлла... я спас тебя
от самого... самого страшного горя... в твоей... жизни...
Она ткнулась лицом в покрывало, чтобы вытереть слезы:
- Зачем ты все это подстроил? Зачем, Оцмар? Ведь я могла бы полюбить
тебя... - И в этот миг она верила тому, что говорила.
- Но тогда ты не смогла бы убить меня, делла-уэлла... - произнес он с
неожиданной силой, и лицо его начало угасать, - Будь благословенна...
неприкасаемая...
И тогда она поняла, что еще должна сделать.
- Дай нож, Кадьян! - приказала она, царственным жестом протягивая
раскрытую ладонь в его сторону и не сомневаясь в исполнении своей воли.
Холодная рукоятка коснулась ее. Нож был заточен на славу - густые пряди
ее солнечных волос сыпались на постель, едва лезвие касалось их; она
собирала их горстями и осторожно укладывала на подушке вокруг головы Оцмара,
осеняя ее золотым нимбом, на костенеющие сжатые руки, на невидимое пятно
крови, напитавшей одежду. Кадьян стоял поодаль, ждал - не осуждающе, не
насмешливо, не покорно.
Просто терпеливо и безразлично.
- Все, - устало проговорила Таира. - Идем отсюда. Сейчас развяжем...
И осеклась. На том месте, где только что возвышалось парчовое кресло,
ничего не было.
XV. Кто?
- Как ты посмел? - крикнула Таира, ничуть не сомневаясь, чьих это рук
дело.
- Я выполнил приказ моего князя, властительница Будур.
- Я тебе не Будур! Сейчас же верни ее обратно!
- Она на пути в Берестяной колодец, и повернуть обратно на этой дороге
нельзя.
- Это еще почему?
- Узко, - коротко ответил он.
Как ни странно, по этому простому объяснению она поверила.
- Что же делать? - спросила она растерянно, мгновенно превращаясь в
маленькую девочку.
По комнате, еле слышный за капельной немолчной мелодией, прошел
неуловимый шелест.
- Выполнять волю покойного князя.
Кадьян, почти не нагибаясь, подцепил длинной, как у гиббона, рукой пару
светильников и ловко швырнул их прямо на постель. Таира укусила себя за
палец, чтобы не закричать, - разлившееся по покрывалу масло вспыхнуло
бездымным огнем, подбираясь к еще не остывшему телу. Кадьян двинулся в обход
всей комнаты, опрокидывая светильники ногами или швыряя их в занавеси и
гобелены.
В треске разгорающегося - пожара снова послышался шелестящий шепот.
- Что это? - вскрикнула девушка.
- Это голос покойного князя. Он велит беречь тебя... И ей почудилось, что
нежный голос одним дыханием, почти беззвучно заканчивает: "...тебя,
делла-уэлла..."
- Возьми свое платье, владычица нашей дороги, - голосом, до тошноты
равнодушным, сметающим любое волшебство, посоветовал Кадьян. Это безразличие
было до того заразительно, что она чуть было не возразила, что на пожаре
один черт - что в платье, что голой; по с горящей постели послышался легкий
треск - это занялись тихим пламенем ее собственные золотые волосы, и
бессознательный, животный ужас перед огненной стихией погнал ее к окопному
проему.
Но на пути как раз было тронное - а может быть, лобное - место,
огражденное изразцовой конусообразной стеночкой, через которую было
перекинуто шитое жемчугами и самоцветами платье. Она машинально взяла его и
в тот же миг пол под ней зашевелился, точно шкура потревоженного животного,
и она почувствовала, что скользит куда-то вниз по узкой, светящейся
желтоватым светом трубе.
Она не успела даже закричать, как под ногами спружинила надувная подушка.
Сквозь желатиновую поверхность упругих стенок стало видно, что она попала в
комнату, где полным-полно народа. Прелестно! И не повернуться, чтобы
быстренько натянуть на себя эту изукрашенную хламиду. Все Кадьяновы штучки:
лифт этот дурацкий, когда во дворце полно лестниц, теперь выставление ее
напоказ всему народу чуть ли не в чем мать родила - ну, попятно, подрыв
авторитета правительницы. Самому захотелось на трон, или что тут у них при
караванном образе жизни. Попадись он...
И точно в ответ на ее гневные мысли соседняя тускло-серая колонна
покрылась вертикальными трещинами и вдруг раскрылась, как бутон лилии или
точнее - банан. Кадьян ловко спрыгнул на пол с амортизирующего устройства -
увертлив, шайтан бесхвостый, как обезьяна, - и по его энергичным жестам было
видно, что он рассыпает вокруг себя десятки приказов. Стражники, прислужницы
- все стремительно расхватывали какие-то короткие палки и выбегали вон, не
обратив на Таиру ни малейшею внимания. Или янтарная колонна, внутри которой
она находилась, тоже была непрозрачна снаружи? Тогда имеются опасения, что
милейший Кадьян попросту тут ее и забудет...
Но он не забыл. Разогнав всю челядь, он наконец обратился к узилищу, в
котором изнывала от неопределенности своего положения новоиспеченная
властительница их бесконечной дороги. Беззвучное шевеление губ - видимо,
заклинания, - и стеночки мягко распались, так что она осталась торчать на
небольшом и крайне шатком возвышении, точно пестик огромного цветка.
- Прекрати свои фоку... - начала она на самых высоких тонах, но тут под
коленки ей весьма ощутимо ударило что-то бархатистое, и она, не удержав
равновесия, шлепнулась на подставленное кем-то сзади сиденье.
- Не пугайся, моя госпожа, - нам, возможно, придется пройти через огонь,
- проговорил Кадьян таким равнодушно-унылым голосом, что после этого не
возникло ни малейшего желания пугаться.
Даже наоборот.
- Не принимай меня за... - И снова ей не дали договорить - со всех сторон
мелькнули какие-то черные шторки, и она почувствовала себя в наглухо
закрытом портшезе, который подняли и, судя по дробной тряске, весьма резво
понесли.
- Останови сейчас же! - крикнула она, безрезультатно рассыпая по стенкам
удары весьма энергичных кулачков. - Стой, тебе говорят! Не смей спасать
меня, пока не вытащишь Сэнни!
Носилки качались уже равномерно - видимо, натренированные бегуны пошли в
ногу. Криков они или не слышали, или им было ведено не обращать на них ни
малейшего внимания.
- Да стойте же! Стойте! Всех перевешаю!
Темп бега заметно ускорился.
Девушка похолодела, когда поняла, что это - не следствие ее монарших
посулов, а опасность неудержимо распространяющегося пожара. Она вспомнила
палки в руках разбегающихся слуг да это же были факелы! Прожаренная солнцем
смолистая древесина вспыхнет, как пакля, а Сэнни где-то в самом сердце этого
дворцового лабиринта!
- Да послушайте же! Оцмар умер! Я теперь ваша госпожа! Я вам
при-ка-зы-ва-ю!!!
Носильщики разом остановились, портшез опустился с легким толчком, и
земля под ним закачалась. Таира догадалась, что ее крошечная тюремная
каморка плывет, и не на плоту, а на быстроходной лодке, - отчетливо
ощущались толчки дружных весел. За городом они или под ним? Сколько длится
их путешествие? Да четверть часа, не меньше. За такое время... Она сжала в
комок драгоценное платье, проклиная себя за то, что бросила где-то возле
княжеского погребального ложа такой необходимый сейчас нож. Бархатистые
стенки портшеза не пропускали звуков - из слоновьей шкуры они, что ли? - и
было ясно, что ни ногтями, ни зубами их не продерешь. Кругом ничего твердого
- травяная подушка, и все. Хотя бы не быть босиком - на сапогах или туфлях
бывают металлические пряжки...
И тут ее осенило. Платье! Наряд, расшитый самоцветами! Если хоть один
имеет острые грани... Пальцы судорожно ощупывали невидимые в кромешной
темноте драгоценности. Есть! Маленькая, но жесткая металлическая оправа,
алмазное острие. Только бы не подделка, только бы...
Резкий толчок отбросил ее назад, руки разжались. Пришлось снова в
лихорадочном темпе искать нужный камень, а носилки между тем подняли, и
снова началось Движение - теперь вверх по чуть заметному, но постоянному
склону. Ага, вот. Ободрать жемчуг, который мешает зажать ткань в кулаке,
чтобы выступала только самая верхушка накладного украшения... Так. Камень со
скрипом проехался по диагонали боковой стеночки. Неужели ничего? Она
послюнила палец и попыталась нашарить в темноте след пореза. Не порез... но
царапина. Ощутимая, хотя и не глубокая. Она оперлась коленями о плетеное
сиденье и принялась изо всех сил резать шкуру, стараясь попадать по одному и
тому же месту. В маленькой кабинке стало жарко, от постоянной качки к горлу
подступала тошнота. Проклятая оболочка ее микротюрьмы, словно заговоренная,
не уступала - руки онемели, а результатом была только маленькая бороздка.
Девушка сменила руку и продолжала работу с неослабевающей яростью, запрещая
себе думать о том, что прошло уже не менее получаса. Несколько раз
характерный сбой покачивания показывал, что носильщики меняются, продолжая
неуклонно двигаться в гору. Теперь ей не нужно было искать направление
разреза - камень скользил по бороздке, которая углублялась раз от раза. Вниз
- вверх. Вниз - вверх. Вниз...
Легкий запах гари проник в кабинку. Таира чуть не завопила от радости -
значит, еще немного. Сильнее. Сильнее...
Носилки закачались и рухнули без всякого бережения. Теперь до нее
доносились звуки и тяжелый топот - если бы не ожесточенность криков, можно
было бы подумать, что вокруг ее укрытия пляшут захмелевшие великаны. Что
узилище превратилось в убежище, она уже не сомневалась; несколько раз по
портшезу били чем-то тяжелым, затем он качнулся и завалился набок - счастье,
что не той стороной вниз, где наметился разрез. Шум понемногу стихал, сверху
на носилки что-то рухнуло, и наступила тишина.
Она начала догадываться, в чем дело. Судя по движению вверх, они
поднимались по склону знаменитой "лягушечьей" горы, на вершине которой было
спрятано голубое золото - ее, кстати, по праву дарения и в силу
приобретенного титула. Стража этой сокровищницы, вероятно, не разобралась в
ситуации... А, неважно. Только бы вылезти, в этой западне уже почти не
осталось воздуха... Еще несколько отчаянных движений, и невообразимая смесь
гари и вони ворвалась внутрь кабинки. Радуясь тому, что на ней почти ничего
не надето, Таира втиснулась в узкий разрез, извиваясь как ящерица,
высунулась по пояс - и замерла.
Носилки лежали на склоне обрывистой горы, а внизу, под кучерявой пеленой
не желавшего подниматься дыма, полыхало Пятилучье. Уже не сохранилось ни
одного висячего мостка, вместо куполов вихрились огненные смерчи, и только
кое-где сверкающие изразцовой облицовкой минареты тянулись к небу, словно
еще надеясь взлететь над этим адом. Девушка почувствовала, что задыхается
больше от слез, чем от дыма, потому что никакой надежды на спасение из этого
пекла не было и быть не могло, а главное - все это было чудовищно
бессмысленно...
Размазывая по лицу слезы пополам с копотью, она вдруг почувствовала, как
что-то касается ее головы. Она с трудом повернулась, чтобы поглядеть вверх,
- с крыши ее носилок свешивалась четырехпалая рука. Она прижалась к земле и
окончательно выползла наружу, цепляясь за какие-то волосатые стебли, чтобы
не покатиться вниз по обрыву. Попыталась подняться на ноги и поскользнулась.
А когда всмотрелась в то, что было у нее под ногами, то испытала приступ
самой безобразной и неудержимой тошноты. Потому что это были внутренности
тихрианина, чей труп был заброшен на валяющийся у самого обрыва портшез. Еще
одно тело, исполосованное не мечом, а огнем, валялось в двух шагах. Дальше -
целая груда, и не тел, а обезображенных обрубков. Бессмысленная жестокость.
Еще более бессмысленная, чем уничтожение города, - там, по крайней мере,
была последняя воля умирающего князя. И - странное дело - у нее почему-то не
возникало ненависти к Оцмару.
Он был безумен, он был болен неизлечимой любовью к ней, позвавшей его так
бездумно на погибель и ему, и Сэнни, и, может быть, маленькому Юхани. Но
Кадьян - хитроумный, расчетливый Кадьян, который все понимал и в любой
момент мог вмешаться, не допустить - да просто не передать последнее
Оцмарово повеление... Ну, попадись он ей - а она сделает все, чтобы он
ей-таки попался...
И точно в ответ на ее беззвучное проклятие, едва заметный бугорок,
поросший травой, начал вдруг подыматься, будто под ним вызревал гигантский
гриб; достигнув человеческого роста, он плавно двинулся, словно поплыл,
прямо к Таире, и она уже видела, что это - Кадьян, встряхивающийся как
собака, выскочившая из воды, так что травяные брызги разлетаются изумрудным
ореолом и тут же испаряются, не долетев до земли.
Больше всего ее изумило то, что он шел, нисколько не прихрамывая, а
спокойно и даже величаво.
Он остановился перед девушкой и оглядел склон, усеянный обезображенными
телами. Покачал головой.
- Лихие у тебя воины, повелительница, - произнес он каким-то странным
голосом, в котором смешивались и осуждение, и зависть.
Она разом забыла все, что хотела ему наговорить. Чтобы это сделали
джасперяне? Ратные братья ее Скюза?..
- Врешь. Зачем только?
- Когда я служу своему повелителю, я служу верно, - проговорил он своим
обычным безразличным тоном, словно сообщал ей о каком-то пустячном деле. - Я
видел одежды твоих стражников. На Тихри подобных нет.
- И сколько же их было?
- Один.
- А лицо? Ну хоть какие-нибудь приметы? - допытывалась она.
- У него не было лица.
Она вспомнила, что отливающие металлическим блеском куртки джасперян,
которые они называли почему-то скафандрами, имели капюшоны с дымчатыми
щитками - то ли от солнца, то ли от дождя. Все сходилось.
- И ты все видел? - спросила она упавшим голосом. - Своими глазами?
Он понял ее вопрос буквально.
- Я видел все глазами травы, под которой мне пришлось укрыться. Он возник
прямо из воздуха и напал на тех, что несли тебя, повелительница. В одной
руке у него был огонь, в другой - железо. Он разрезал их на куски,
безоружных. Стражники, приняв его за дракона в человеческом обличье,
попадали ниц; он поднял одного из них и, указывая на носилки, произнес
одно-единственное слово: "Кто?" - "Властительница Будур", - еле слышно
пролепетал обреченный. Тогда твой воин ударом ноги опрокинул носилки,
распорол своего пленника сверху донизу и, отшвырнув его, принялся добивать
всех. Потом шагнул к обрыву, прыгнул вниз - и тут же исчез.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг