а за чем? Все равно кончим одним, так чего мучиться? И никто ведь не
заплачет, не будет хлопот, похорон, не надо тратиться и будоражить
общественность. Это ли не идеальный выход? Но потом я начал спорить - ради
чего потрачено столько сил? Чтобы бросить работу на полпути? Но, опять же,
брошено ничего не будет! Останется этот - Александр, он, по всем
признакам, будет лучше меня, умнее, заботливее, он заменит меня во всех
отношениях, дело мое не пропадет, знамя, выпавшее из ослабевших рук, будет
подхвачено другими, более сильными руками, и знамя это будет водружено над
башнями противника, враг будет разбит, победа будет за нами!.. Но... зачем
же так грубо? Зачем этот подлый обман? Зачем насилие? Может быть, я и сам
согласился бы, если бы он мне предложил, поговорил по-хорошему, сказал:
так, мол, и так, дай пожить вместо тебя, ты пожил уже, дай жить другим...
Но тут же я поймал себя на мысли, что, конечно, я бы не принял такого
предложения, это было для меня исключено, хотя бы из соображений
самолюбия.
Щелкнул замок, и возник на пороге врач - тот самый, что выходил в приемный
покой. Я встретил его внешне спокойно, даже не встал. Подождал, пока он
зайдет целиком, а потом уж заговорил. Произнес ровным голосом:
- Я хотел бы предостеречь вас, уважаемый доктор, от ошибки. От громадной
ошибки, в результате которой вы можете уничтожить не того.
- Кого это - не того? Выражайтесь яснее, - сказал нетерпеливо доктор.
Спешил он куда, что ли? Но я не стал психовать, продолжаю тем же ровным
тоном:
- Я, кажется, ясно говорю! Произошла ошибка. Вы схватили не того. Тот, кто
вам нужен, остался там, а здесь - другой. Здесь - настоящий. А там -
поддельный, там фальшивый, симулянт. Копия! А здесь - оригинал. Живой
человек - из мяса и костей.
- Там тоже из костей, - проговорил доктор. Его как-то не взволновала моя
речь, достаточно убедительная, взвешенная, хотя и не безупречная.
- Пожалуйста не цепляйтесь к словам, - сказал я примирительно, - вы
прекрасно понимаете, что я имею в виду. И не прикидывайтесь тут! Вы что,
хотите под суд попасть?
Старичок посмотрел на меня удивленно или даже насмешливо. Взглядом этим
он, казалось, говорил: это из-за тебя-то? Под суд? Да мне еще спасибо
скажут!
- Послушайте, - не унимался я, - неужели вам все равно? Вы разберитесь
сначала, потом решайте.
- Милый мой, - вдруг отвечает старик, - да если я с каждым стану
разбираться, так работать некогда будет.
- Что значит - с каждым? И какую работу вы имеете в виду? У вас тут люди,
а не кролики. Живые существа! Вообразите себя на их месте и отнеситесь к
ним так, как вы хотели бы, чтобы относились лично к вам. - (И откуда
только красноречие взялось? Так складно я говорил, что сам удивляюсь. Вот
что страх-то с человеком делает!) Потом я еще спросил: - Существуют ли
какие-нибудь метки для двойников? Как вы тут отличаете двойника от
настоящего человека?
Старик усмехнулся и сказал:
- Да никак! Как их отличишь? Мы делаем стопроцентные копии. А иначе - кому
это все было бы нужно? В этом вся соль.
- Но погодите, я не про стопроцентность у вас спрашиваю! Я имею в виду
какую-нибудь особенность, по которой вы можете безошибочно отличить свое
изделие. Изотопы, там, или невидимое клеймо... - (Старик с интересом
смотрел на меня.) - Ведь вы так угробите массу народу. У вас же бывали
подобные случаи, наверняка!
- Бывали, конечно, каждый день происходят.
- Вот видите! - обрадовался я. - И как же вы выходите из положения?
- Да никак.
- Что значит, никак?
- Да так. Я же сказал, что копии у нас стопроцентные, поэтому не имеет
особой разницы - кого дезинтегрировать из двоих.
- Да вы что! - воскликнул я в ужасе. - Вы хотите сказать, что осознанно
уничтожаете настоящих людей?
- Они все настоящие, - пожал плечами старичок.
Я с минуту сверлил его взглядом, потом отвернулся. Чего ему объяснять? Он
сам, не сегодня-завтра, отправится в мир иной. Что такому объяснишь...
В общем, закончилось у нас ничем. Доктор ушел, я остался сидеть. Халат я
так и не надел, потому что это означало бы мое поражение, будто я
смирился, принял свою участь - изгоя, лишнего человека, которому уже все
равно.
Где-то через час в комнату проникли санитары. У меня разом ослабли ноги,
думал - конец. Но оказалось, меня временно переводят в другое помещение -
до выяснения обстоятельств. Они мне сразу об этом сказали, опасаясь,
очевидно, за мой рассудок. Взяли меня под локотки и повели. Поднялись
наверх, провели несколько шагов по коридору и свернули направо - в дверь.
Я оказался в одноместной палате, без особых удобств, зато с окном, хотя и
заставленным решеткой. Тогда я понял, что казнь откладывается, и без сил
повалился на кровать, и почти сразу уснул.
Вечером я проснулся. За мной, вероятно, наблюдали, потому что сразу
принесли ужин на подносе, и лекарство - успокоительное - такая громадная
пилюля, которую я запил компотом, и через пять минут почувствовал такую
необоримую сонливость, что лег в постель и снова уснул - на этот раз до
утра.
Дальше события развивались следующим образом. Я скажу о них вкратце,
потому что невозможно передать все сказанные слова и произошедние сцены -
это составило бы не один том, да в этом и нет нужды. Вопрос не в деталях,
не в частностях, вопрос стоял в принципе.
Вот как всё происходило.
Наутро меня пригласили к главному врачу. (Я был все еще в своей одежде, и
это вселяло некоторые надежды.) В кабинете оказалось несколько человек.
Кроме главврача там присутствовали: доктор-старичок, пара санитаров (на
всякий случай) и... он - мой двойник - Александр. Он выглядел абсолютно
спокойным, лицо его было ясно, наверняка он опять делал утром гимнастику у
раскрытого окна на кухне... Стоп! Почему на кухне? Ведь он же наверняка
перебрался в мою комнату!.. Ах ты гад! Кровь застучала у меня в висках, я
сжал кулаки, и лишь громадным усилием сумел сдержать себя, не броситься на
этого самозванца, отнявшего у меня все, в том числе и любимую жену.
Вот все расселись за прямоугольным столом, главврач и говорит:
- Значит так, коллеги и товарищи. Возникла нестандартная ситуация. Вот у
нас тут два человека, точнее, один человек, а другой - double-system, -
двойник, то есть. И нам нужно теперь же решить - кто есть кто. Один из них
уйдет отсюда домой, другой - прямиком в дезынтеграционную камеру. - Он
посмотрел поочередно на двойника и на меня и добавил: - пойдет в чем есть,
в костюме и в ботинках, так и знайте.
Я судорожно сглотнул, соперник мой, враг - ничего. Сидит, как сидел.
Приступили к допросу. (После выяснилось, что в соседней комнате сидел в
это время мой научный руководитель, и с ним - Оля, моя жена, - и наблюдали
происходящее по телевизору, пытаясь отличить самозванца.) Но в момент
разбирательства мы этого не знали.
И вот меня спрашивают:
- Сформулируйте, пожалуйста, свою научную задачу, цель работы, научную
новизну и практическую ценность.
Ну я и начал. Как давай говорить, еле остановили. Одним словом, хорошо
сказал, вот бы так на защите.
Но потом слово передали двойнику, и он вдруг заявляет:
- Мой оппонент... - (ну не дурак ли? Взял и оппонентом меня обозвал;) -
мой оппонент все правильно сказал, но он не назвал главного, впрочем, это
и не удивительно - откуда ему было знать? - (Я насторожился, думаю - что
за пакость он мне приготовил?) - Дело в том, что идея данной работы
целиком принадлежит моему научному руководителю, доктору
физико-математических наук, профессору Дерябину Анатолию Николаевичу.
Именно он первый высказал предположение, что существует некое неучтенное
теорией взаимодействие в спиновых стеклах, которое носит обменный характер
и имеет магнитную природу. Я помню, мы обсуждали с ним статью Зубрицкого,
в которой поднимался данный вопрос, но ответа в статье не было, и вот мой
руководитель, доктор физико-математических наук, профессор Дерябин...
Он еще не кончил, а я все понял. Он использовал безотказный во все времена
прием. Конечно, я не мог не помнить обсуждения статьи Зубрицкого, и
никогда не забывал, что идея принадлежала профессору Дерябину. Но мало ли
высказывалось и высказывается самых разных и плодотворных идей? Да я не
сходя с места могу предложить их десяток - проблема не в идеях, а в их
реализации, в доказательствах, в научной аргументации, в железных,
неоспоримых фактах! А Дерябин... я у него заслуг не отнимаю, хороший
мужик, умный, но зачем этот неприкрытый подхалимаж? Зачем так откровенно
подличать?
Когда двойник закончил, симпатии явно были на его стороне. Я понял, что
проигрываю этот бой. Последовали новые вопросы, причем, когда спрашивали
меня - спрашивали строго, а когда его - обращались мягко, с извиняющими
интонациями. И ещё бы! Он был такой приятный, спокойный, уравновешенный, с
красивым красным галстуком и с чистым воротником белоснежной рубашки. Не
то что я. Даже не побрился, и зубы не чистил, хоть этого издали и не
видать. В общем, стал я сыпаться, или, как говорят ученые - поплыл.
Волноваться начал, сбиваться, противоречить сам себе, потом вдруг не
выдержал и обозлился на всех. Что, думаю, за ерунда? Почему я должен тут
оправдываться? Что я им тут душу выворачиваю? Да пошли вы все!.. И
отвернулся. Замолчал.
Уж не знаю, что их остановило, но только они меня не стали так сразу
дезынтегрировать. Хотя, если бы так решили, я бы не стал противиться - до
того мне было все равно. Но нет. Что-то засомневались, решили обождать.
После я узнал, что они собрали консилиум, куда пригласили Дерябина и мою
жену. Для себя они уже все решили, их интересовало мнение двух последних,
особенно, самой последней. И вот самая последняя, то есть моя жена,
неожиданно заявила:
- Ах, мне все равно! Я их дома-то все время путала, а теперь вообще не
могу ничего сказать. Оба они хороши, особенно этот.
Они:
- Который?
- Да тот, который у вас сидит. Вы же сами видите - неприятный тип. Грубит,
никакой выдержки. Если хотите знать, я бы первого предпочла. Хотя и этого
жалко. Тоже человек.
И все бы на этом кончилось для меня. Но тут вступила тяжелая артиллерия.
Вы когда-нибудь разговаривали с доктором естественных наук? Знаете, что
это такое? Он вам докажет, что захочет, например, что дважды два - пять.
Нет, я серьезно. Это такие люди - совершенно особенные. Я с некоторых пор
перед докторами преклоняюсь и сам мечтаю стать. То есть доктором наук. Так
вот. Дерябин сразу усомнился. Во всем. Он высказал совершенно справедливый
упрек врачам, что дело у них поставленно совершенно безобразно, раз они не
могут отличить настоящего человека от поддельного, и что за такие штучки
можно запросто лицензии лишиться... В общем, он их сначала напугал, а
потом вдруг и предлагает:
- Отдайте мне этого, ненастоящего.
Они:
- Какого?
- Ну того, поддельного, который небритый.
Они тут удивились, и говорят:
- Простите, а зачем он вам?
- Так... - отвечал уклончиво профессор.
Но я-то знаю, что он хотел получить дармовую рабочую силу. Все-таки, я был
не совсем дурак, и я бы ему пригодился, тем более, я прилично владел
методами машинной оптимизации, которыми уважаемый профессор не владел
никак. И естественно, он захотел меня заполучить. То есть у него оставался
бы ученик, плюс к тому - еще один, но уже не ученик, а бесплатный, так
сказать, безотказный работник, которому что не поручи - он обязательно
сделает, потому что куда он, голубчик, денется, - он в полном смысле -
раб. Раб обстоятельств и собственной недалёкости.
В общем, все кончилось достаточно нелепо. Меня спас человек, для меня
чужой - не друг и не родственник, а тот, который меня вовсе не любил и
почитал за нуль без палочки (в серьезных научных вопросах). А вот жена -
та прямо от меня отказалась; что касается врачей, те отказались косвенно.
И спасли меня не мои душевные качества - отзывчивость и доброта,
прямодушие и сговорчивость, - а сыграло роль мое невинное увлечение
компьютерами, страсть к машинным методам оптимизации, которые все вслух
ругали, а внутри завидовали, потому что не так уж это просто - овладеть
машинными методами оптимизации. Короче, меня признали не как человека, а
как функциональную единицу, способную принести некоторую пользу обществу,
и решили временно оставить меня жить, пока я необходим профессору! - Такой
судьба выкинула фокус.
Вечером этого дня мне сообщили об этом. Я сидел в своей камере, когда ко
мне пришли - Дерябин, врач-старичок и один санитар. Старичок прошамкал,
дергая ногой и глядя в пол:
- Решение по вашему вопросу откладывается, надо кое-что дополнительно
выяснить, а пока вы поступаете в распоряжение уважаемого профессора, вот
его. - И он показал пальцем на моего научного руководителя. Я сразу
обрадовался, вынул руки из-за головы и, поднявшись с лежака, начал ходить
по комнате, но тут же насторожился.
- М-м-м... - сказал я, - а как это будет выглядеть? Что значит - "поступаю
в распоряжение", и почему решение откладывается?
Но старичок не расположен был к объяснениям, он буркнул что-то вроде:
- Он все расскажет. - И покинул комнату. За ним вышли санитары.
Сразу подступил ко мне профессор, он заговорил пониженным голосом, при
этом сильно торопился. Я уяснил одно: надо побыстрее сматывать удочки,
пока "не передумали". И в самом деле - меня отпускали! - само по себе это
было уже достижением. Поэтому я отложил расспросы на потом, побросал вещи
в сумку и дал себя увести из этого неприятного места.
Надо отдать должное профессору, он проявил большой такт, показав себя
воспитанным человеком. Он пригласил меня к себе домой и первым делом
познакомил с семьей. Вечером устроили праздничный ужин, жена профессора
испекла фирменные беляши (в которых ничего фирменного я не заметил), сын
профессора был очень вежлив, и даже собака - королевский пудель - смотрела
умно и не пыталась меня укусить. Все понимали мое двусмысленное положение
и поглядывали на меня не без тревоги, при этом говорили на самые
отвлеченные темы, а я молча накладывал капустный салат и брал с тарелки
горячий беляш в масле. Душевное состояние мое было самым скверным, но я
крепился, втайне надеясь, что не все так плохо и что профессор имеет для
меня спасительную весть, которую он не может пока сообщить - при
свидетелях.
После ужина меня провели в комнату. Профессор пожелал спокойной ночи и
собрался уходить, но я остановил его.
- Анатолий Николаевич! - сказал я ему. - Как же так? Я ничего не пойму!
Объясните мне.
Анатолий Николаевич пришел в смущение, но потом переборол себя и объяснил
мне всё. Как есть. Он был умный человек, я уже говорил, профессора - они
такие, - и он решил сразу определить диспозицию. К тому же он не первый
год знал меня и понимал, что с ума я не сойду и в окно прыгать не стану.
(Да и куда было прыгать - первый этаж.) Вот он и рассказал мне о том, что
меня с огромным трудом согласились оставить еще немножко пожить - может,
до Нового года, а может и меньше. Что меня все считают двойником и
довольно подлым человеком, потому как вместо того, чтобы честно взойти на
Голгофу (он так и выразился), я начал врать, выкручиваться, и всем это
показалось противным. Но он - профессор - за меня заступился, потому что
какой бы человек ни был, он все равно достоин снисхождения, тем более
молодой талантливый ученый, подающий большие надежды, и под это дело меня
оставили жить, но лишь до тех пор, пока я буду социально значим и не буду
представлять никому угрозы, например, своей семье.
Мы с ним проговорили очень долго. Чем больше я задавал вопросов и чем
обстоятельнее отвечал профессор, тем сильнее я запутывался. Например такая
проблема: где я буду жить? Где буду работать? Как именоваться? Как быть с
семьей? С зарплатой? И вообще?.. При этом я обходил главный вопрос - о
своей судьбе в принципе. На него ответа не было, это я понимал, но и на
остальные вопросы ответов не нашлось! Профессор начал что-то мямлить про
совместную работу над одной задачей, что у него есть огромный материал,
который необходимо промоделировать на ЭВМ и тут у меня необъятное поле для
деятельности, что жить я пока буду у него, в этой вот комнате, и работать
буду в ней же, и что кормить меня тут будут, я могу не беспокоиться, и
кроме того я должен обещать не пытаться проникнуть в свою прежнюю семью,
потому что таково условие моего здесь пребывания.
Что мне оставалось делать? Я, конечно, согласился. Пока! Надо было
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг