II
Антошин послушно отошел, повернул обратно, и у него перехватило
дыхание: по Большому Кисловскому со стороны Большой Никитской улицы шел
торопкой, упругой походкой, чуть склонив набок голову в шапке пирожком,
коренастый, невысокий молодой человек в черном пальто с мерлушковым
воротником.
Он!..
Антошину сразу стало жарко. Он расстегнул полушубок, вытер рукавом
вспотевший лоб и пошел навстречу, не чувствуя под собою ног, с
затуманенными от счастья глазами. И с каждым шагом он все больше убеждался,
что не ошибся...
Он не мог больше идти. У него подкашивались ноги. Он подождал, пока
молодой человек не поравнялся с ним, глянул ему прямо в его карие живые
глаза (Антошин стоял под газовым фонарем. Это было такое счастье, что он
остановился под фонарем!) и прерывающимся голосом, с непередаваемой
нежностью пролепетал:
- Товарищ Ленин!.. Здравствуйте, товарищ Ленин!..
Молодой человек остановился, с любопытством окинул его быстрым
смеющимся взглядом с головы до пят. Его рыжеватая, совсем еще юношеская
бородка забавно вздернулась кверху, и он, чуть картавя, ответил:
- Ошибаетесь, мой друг. Моя фамилия не Ленин. Вы меня, вероятно, с
кем-то спутали.
Ну конечно же в девяносто четвертом году его партийная кличка была не
Ленин, а какая-то другая. Кажется - "Старик". Как он это мог упустить из
виду!
- Владимир Ильич! - прошептал тогда Антошин, не замечая, как по его
щекам покатились слезы восторга. - Владимир Ильич, здравствуйте!
Молодой человек сторожко глянул Антошину в глаза:
- Ба, да вы, никак, плачете! Позвольте узнать почему?
- Если бы вы, Владимир Ильич, знали, сколько лет я мечтал увидеть вас
вот таким, шагающим по улице!.. И пожать вам руку...
- Гм-гм!.. Весьма польщен, но не пойму, чем заслужил... Ну-с, а нельзя
ли полюбопытствовать, почему вы именно меня приняли за некоего Владимира
Ильича?
- Ульянова, - добавил Антошин.
- ...За некоего Владимира Ильича Ульянова? - уточнил свой вопрос
молодой человек.
Что мог ему ответить Антошин? Не рассказывать же, в самом деле, что в
ночь на только что минувший Новый год он неведомым, никак не объяснимым
путем провалился в прошлое из Москвы конца пятидесятых годов двадцатого
века. И что в том мире, из которого он попал в девяностые годы
девятнадцатого столетия, нет На земле более дорогого имени, чем Владимир
Ильич Ленин. Он молчал и жадно вглядывался в чуть скуластое лицо своего
молодого собеседника. Он ловил минуты. Он знал, Что сразу после вечеринки в
доме Залесской, на которой Владимир Ильич вступит в спор и разгромит
теоретика народничества "В. В.", Владимир Ильич уедет в Нижний и что
поэтому он, скорее всего, никогда его больше не увидит.
- Я даже бывал в вашем, доме, в Ульяновске, - нашелся он наконец, - то
есть, я хотел сказать, в Симбирске.
Это была сущая правда: в пятьдесят шестом году ой ездил в экскурсию по
ленинским местам.
- Мой отец много рассказывал мне о вас, о вашем отце, Илье
Николаевиче, о вашей маме Марии Александровне, о вашем брате Александре...
Ему показалось, что молодой человек потемнел в лице.
-...о его геройской смерти за народное дело, о ваших сестрах и младшем
брате. Он вас очень любил, мой отец, он говорил, что...
- Он жил в Симбирске? - спросил молодой человек.
- Недолго, - ответил Антошин, и это тоже была правда, потому что
Василий Лукич в гражданскую войну участвовал в боях за освобождение
Симбирска от белых.
Этот ответ, видимо, удовлетворил молодого человека,
- Ваши родители живы?
- Умерли.
- Где вы работаете?
- Я безработный.
- Это плохо. Давно ?
- Девятый день.
- Будем надеяться, что вы скоро поступите на работу: Россия переживает
дни бурного промышленного подъема. Вы крестьянин?
- Рабочий. Сын рабочего. У меня дед был крестьянин.
- Скажите по совести, друг мой, только по совести - вы нуждаетесь?
- По-моему, не очень, Владимир Ильич.
- Ох, дался же вам этот Владимир Ильич!.. Так вот, друг мой, обещайте
мне, что вы на меня не обидитесь. Так и скажите: "Я не обижусь".
С этими словами молодой человек расстегнул пальто и извлек из брючного
кармана кожаное портмоне.
- Я не нуждаюсь, - покраснел Антошин. - У меня есть теплый угол и
всегда найдется что поесть... Но я хотел бы... Можно мне пожать вашу
руку?..
- С удовольствием, - удивленно ответил молодой человек. - Вот вам моя
рука. Я вам искренне желаю счастья... А связь с деревней, со своими
деревенскими родичами вы поддерживаете?
- Я с ними даже не знаком.
- А вот это зря. Связь с деревней надо поддерживать. Вы производите
впечатление вполне интеллигентного рабочего, а связь с деревней давала бы
вам возможность полней разбираться в важнейших вопросах нашей жизни. Не так
ли?.. Ну, вы меня извините. Я тороплюсь. Простите, как ваше имя-отчество?
- Георгий Васильевич.
- Итак, еще раз желаю вам счастья, Георгий Васильевич.
- И вам тоже, - сказал Антошин.
Молодой человек улыбнулся, приветливо помахал рукой в домашней вязаной
варежке, сделал несколько шагов, обернулся, на ходу вполголоса промолвил:
"А связь с деревней обязательно поддерживайте!", пересёк Воздвиженку и,
видимо на всякий случай, из соображений конспирации, пошел переулком в
сторону Знаменки.
- Одну минуточку! - нагнал его Антошин. - Только одну минуточку!
Чтобы еще раз увидеть дорогое лицо, он решил задать вопрос, ответ на
который он себе уже давно дал.
Молодой человек остановился. Лицо его выражало нетерпение.
- Я вас слушаю, Георгий Васильевич.
- Скажите мне, пожалуйста, если человек определенно знает, что
народное дело победит, даже знает, когда точно оно победит, обязан ли он
включаться в борьбу за дело рабочего класса?
И Антошин довольно глупо добавил:
- Вы меня не опосайтесь. Я - не шпик.
- Ах, вы не шпик? - проговорил молодой человек, и его лицо приняло
хитрое-прехитрое выражение. - А что это за странное такое слово - "шпик"?
Признаться, я такого слова сроду не слыхивал... Так, значит, вы говорите,
что знаете даже точно дату, когда победит народное Дело? Мне остается
только искреннейшим образом вам позавидовать... Правда, лично я политикой
не занимаюсь...
- А надо ли, если человек определенно знает, что...
- Конечно, надо, - перебил Антошина молодой человек, - без-ус-ловно
надо. Даже, я сказал бы, тем более надо... А что касается точной даты, то я
вам черт-товски завидую!..
Он сделал еще несколько шагов, снова обернулся, снова бросил быстрый
смеющийся взгляд на теперь уже нарочно отставшего от него Антошина,
прощально приподнял шапку, обнажив при этом изрядную, не по возрасту,
лысину, обрамленную курчавившимися рыжеватыми волосами, крикнул:
"Застегните полушубок, простудитесь!", снова махнул рукой и вскоре скрылся
во мраке плохо освещенного переулка...
III
Подпоручик отпустил наконец злосчастного городового, и тот, словно
сорвавшись с цепи, зашагал по тому же переулку, как бы вдогонку молодому
человеку. И хотя Антошину было из истории партии известно, что вечер этот
прошел для Владимира Ильича вполне благополучно, ему все-таки поначалу
стало жутковато.
Видимо, Владимир Ильич прошел на квартиру к Кушенскому не через
ворота, а каким-то другим ходом, потому что Антошин его так больше и не
увидел.
Антошин орудовал деревянной лопатой. Ему стало жарко. Он сбросил
полушубок, и никогда ему не работалось так легко и весело. Где-то совсем
рядом, в каком-нибудь десятке метров, молодой Ленин разбивал в это же самое
время в пух и прах признанного и самоуверенного теоретика и главаря
российского Легального народничества!
Он вспоминал донесение агента охранного отделения:
"...Присутствовавший на вечере известный обоснователь теории
народничества "В. В." (врач Василий Павлович Воронцов) вынудил своей
аргументацией Давыдова замолчать, так что защиту взглядов последнего принял
на себя некто Ульянов (якобы брат повешенного), который и провел эту задачу
с полным знанием дела".
"С полным знанием дела"!" - С удовольствием повторял про себя Антошин
и только сейчас сообразил, что молодой человек за все время их разговора
так ни разу и не подтвердил, что он точно и есть Владимир Ильич Ульянов,
даже просто Владимир Ильич. Сообразил и даже засмеялся от восхищения, как
ловко это получилось. "Конспирация!" - довольно неосторожно произнес он
вслух.
- Чего? - спросил дворник, тяжко переживавший приближение расчета с
Антошиным.
- Собираться, говорю, - нашелся Антошин. - Собираться мне пора. Плати,
господин старший дворник, денежки. Работа исполнена в срок и полностью.
- А я тут и старший, и младший, и всякий иной, - мрачно отозвался
дворник. - На, получай. - Он вручил Антошину четвертак. Подумал, вздохнул и
добавил еще пятак. - Засим будь здоров, пиши письма.
- Так тут же всего тридцать копеек!
- А это ни по-твоему, ни по-моему. Самый что ни на есть справедливый
расчет.
- Так ведь мы на сорока копейках договорились!
- А ну, поговори у меня!..
- Ты мне зубы не заговаривай! - рассвирепел Антошин. - Договорились на
сорока копейках, плати сорок!
- А вот я сейчас свистну, придет, конечно, городовой, - лениво
протянул дворник. - Пачпорт спросит, всякое такое...
- Эх ты, - сказал тогда Антошин, - мало вас били таких в семнадцатом
году!
- В каком, говоришь? - полюбопытствовал дворник. Он понял, что спорный
гривенник уже остался напрочно в его кармане, и потому настроен был сейчас
более или менее миролюбиво.
- В одна тысяча девятьсот семнадцатом, вот в каком!
- Дурак! - незлобиво заметил дворник. - Не было еще такого года.
- Будет. И ты до него доживешь. Ты здоровый.
- Я здоровый, - охотно согласился дворник. - Я доживу...
Видно, кончилась вечеринка у сына коллежского асессора Кушенского. Из
ворот вышли, подчеркнуто не обращая друг на друга внимания, как незнакомые,
несколько молодых людей и девушек, молча разошлись. Одни направо, другие
налево, двое или трое перешли на противоположный тротуар и там разошлись.
Потом, уважительно поддерживаемый под руку студентом-универсантом, выплыл
из ворот невысокий, плотного сложения пожилой человек с довольно кислым
лицом. Он брюзгливо молчал, а студент что-то быстро и с некоторый
подобострастием говорил ему, потрясая свободной рукой и кому-то грозясь.
"По описаниям похоже, сам господин "В. В." собственной персоной", - не
без злорадства подумал Антошин, сразу позабыв о коварном дворнике.
- А главное, уважаемый Василий Павлович... - донеслись до него слова
студента.
"Он самый! - с удовлетворением заключил Антошин. - "В. В."!.. С легким
вас паром, Василий Павлович!.."
Прошло еще две-три минуты, и с нарочито беззаботным видом прошел мимо
дворника... Конопатый, увидел Антошина и помрачнел.
"Все!.. - сокрушенно подумал Антошин. - Решит, что я шпик... Теперь
уже обязательно".
Он еще некоторое время для вида переругивался с дворником, все не
теряя надежды, что ему посчастливится еще раз увидеть Владимира Ильича, но
так и не дождался.
"Некто Ульянов" покинул дом Залесской другим путем, не через ворота.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
I
- Ты только смотри не сказывай, что грамотный, - предупредила
напоследок Ефросинья, снаряжая Антошина в далекий путь, на Пресненскую
заставу. - На Прохоровне грамотных ужас как не жалуют. - Она сунула ему в
карман полушубка кусок ситного, завернутого в чистую тряпицу, перекрестила,
сказала: - Ну, с богом!
Показались из-за полога лохмы еще не совсем очухавшейся от сна Шурки.
Вопреки своему обыкновению, она была серьезна.
- Ни пуха тебе, ни пера! - крикнула она ему, махая голой рукой. -
Чтобы достал себе работу самую хорошую!.. Чтобы жалованье положили
хорошее!..
На этом ее запасы серьезности исчерпались.
- ...А то не на что будет петушков мне покупать!..
Фыркнула от восторга и пропала за пологом.
Антошин надел рукавицы. В правой приятно холодил руку серебряный
четвертак, тот самый, заработанный вчера вечером возле дома Залесской. И
снова, в который уже раз за последние несколько часов, Антошина охватило
чувство несказанного, никогда до того еще не пережитого полного счастья. Он
снова вспомнил Большой Кисловский, газовый фонарь, молодого человека в
шапке пирожком, его бородку, его милый, юношеский басок... Он встретился,
он разговаривал с Лениным!..
Он был уверен, что это был именно Ленин!..
Он вытряхнул монету из рукавицы. Потертый четвертак с портретом
Александра Второго, убитого тринадцать лет тому назад (подумать только,
всего тринадцать лет тому назад!) героями "Народной воли". Бакенбарды.
Пышные усы с подусниками. "Убиенный"! Очень приятно, господин император
всея Руси, что вы "убиенный"! И внучек ваш, Николка, тоже, дайте срок,
будет "убиенный".
А что он заработал тридцать копеек, это совсем не плохо. Первый его
заработок в царской валюте. И при каких обстоятельствах!..
Ко всему прочему, оказывается, он богат. У Ефросиньи на хранении его
двадцать три рубля сорок копеек. Было двадцать три рубля пятьдесят пять. Но
пятнадцать копеек он истратил на извозчика, когда отвозил Дусю на Казенный
переулок. Думал, что Ефросинья просто дала ему на расходы. А это были его
деньги. Ефросинья сегодня утром удивилась, как это он мог забыть о своих
деньгах. Сдал ей на хранение, как только прибыл из деревни, и ни разу не
вспомнил, пока она ему не напомнила. А как он мог помнить то, что произошло
до того, как он попал в девятнадцатое столетие?
Антошин вышел в ворота. Было холодно, сумеречно, противно. Кто-то
долговязый тронул его за рукав, когда он вышел на улицу. Так и есть - Сашка
Терентьев, ехидный, злой, приторно сладкий.
- Здрасьте, господин Антошин! - сказал он. - Чтой-то вас не видать. .
- Болел я, - попытался отмахнуться Антошин. Но Сашка не собирался
отпускать его.
- И вчерась изволили болеть?
- И вчера.
- А которое вам дело было доверено, то оно как, позвольте у вас
узнать?
- Говорю ведь, хворал.
- А между тем дамочек допоздна провожать - это вы не больные, господин
Антошин.
- Нельзя было ее одну ночью отпускать, пришлось проводить.
- Не будет тебе никаких от меня денег! - перешел на "ты" Сашка.
- Не будет, не надо.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг