- У тебя завелась лишняя пятерка? Тебе уже некуда деньги девать?
- Почему пятерка? - осмелилась возразить ему Джейн. - Он придет и за
три кентавра.
- Ночью? В такой ужасный день?!
Больше всего он боялся, что Джейн согласится с его возражениями. Как
знать, в его годы и грипп может оказаться смертельной болезнью. Как это
они там говорят, эти доктора: может иметь летальный исход. Хорошо еще, что
нет насморка. Грипп с насморком - сплошное мученье.
- Я все-таки схожу, - сказала Джейн. - В твои годы грипп не так уж
безопасен.
"В твои годы, в твои годы!" - с ожесточением подумал Фрогмор, довольный
в то же время, что она не послушалась его. - Сама-то ты на целых четыре
года меня старше. Говорила бы хоть "в наши годы".
Она оделась и ушла, погасив свет и тихонько закрыв за собой дверь.
Минут пять он пролежал под тремя одеялами и пальто, щелкая зубами от
невыносимого холода. Потом ему вдруг снова стало очень жарко. Он сбросил с
себя на пол все, чем был накрыт, встал с постели и босой направился к
шкафу, где под разной рухлядью, на самом донышке лежала книга, к которой
он не прикасался с тысяча девятьсот сорок второго года. Он тогда опасался,
как бы его не взяли на войну и решил: если не удастся открутиться от
военной службы, определиться в санитары. Тогда же он купил толстую книгу:
"Сокращенный учебник для ротных фельдшеров", чтобы в случае надобности
прочитать ее и поразить призывную комиссию своими медицинскими познаниями.
Но тогда, слава богу, все обошлось, и он зашвырнул эту толстенную книгу
подальше от глаз, чтобы она ему не напоминала о напрасной затрате восьми
кентавров. Просто удивительно, как это он про нее забыл...
Теперь он раскопал этот учебник и, не присаживаясь, раскрыл его там,
где говорилось о гриппе. Так и есть, он заболел гриппом. Все приметы
налицо. Только насморка нет. Но это только приятно, что нет насморка.
Маленькое удовольствие - лежать с заложенным носом или без конца
сморкаться!
С этими мыслями, удовлетворенный и успокоенный, он улегся в постель и
попытался просматривать учебник по наиболее пикантному разделу. Но сейчас
это почему-то не доставило ему никакого удовольствия. Может быть, потому,
что у него здорово болела голова?
Он отложил книгу и решил вздремнуть. Не дремалось. Тогда он стал
думать. Он всегда по-настоящему думал только тогда, когда его не брал сон,
и этим тоже не отличался от людей своего круга как в Кремпе, так и во всей
стране. Он стал думать о своих родных. В Кремпе у него родных не было. Был
племянник в Эксепте и двоюродный брат где-то в Европе. Кажется, он
заведовал хозяйством в какой-то атавской миссии, в какой именно, Фрогмор
не знал и делал вид, будто и не хочет знать: этот милый двоюродный братец
уже лет десять не подавал о себе никаких вестей, и надо было о нем
узнавать у случайных людей.
Нет, о родных думать неинтересно.
Тогда он стал думать о том, что его окружало в этом доме - о вещах. Его
окружало много разных вещей: мебель, радиоприемник, телевизор, посуда,
белье, тяжелые вылинявшие бархатные шторы. Все это стоило денег, уймы
денег. Правда, большинство вещей перешло ему в наследство от первого мужа
Джейн. Это хорошо, когда вещи достаются даром - вещи, лавка с товарами и
постоянными клиентами. Плохо, когда за все это приходится брать себе в
жены пустую бабу, драчливую, плаксивую, старую... Он хотел прибавить к
этому списку недостатков Джейн еще несколько обидных эпитетов, но ему было
очень жарко думать, и он снова принялся перелистывать учебник и быстро
дошел до той главы, которой в глубине души все время интересовался, ради
которой, собственно, и искал эту книжку...
"Вот он, раздел "Эпидемические болезни". Глава "Чума". Так, так... не
то. Ага, вот: "Клиническая картина чумы". "После скрытого (инкубационного)
периода, продолжающегося от трех до десяти дней..." Постой, постой,
сколько прошло с момента взрыва в Киниме? 21-е, 22-е, 23-е... 27-е...
Шесть. Только шесть дней... Почему же я должен думать, что инкубационный
период должен продолжаться меньше обычного срока? Скорее всего он
затягивается на все десять... Ох, уж эти напрасные страхи!"
Но дальше: "После инкубационного периода, продолжающегося от трех до
десяти дней, болезнь начинается внезапным ознобом ("Врешь! - чуть не
закричал Фрогмор. - При гриппе тоже бывают ознобы!"), головной болью,
головокружением ("Боже мой, у меня, кажется, кружится голова!.. И ничего
удивительного! Будто при гриппе она не может кружиться?") и рвотой ("Ага,
никакой рвоты у меня нет! Старый ты трусишка, Гарри Фрогмор!").
Но тут Фрогмор вдруг почувствовал, что его тошнит.
"И ничего удивительного" - подумал он, успокаивая себя, - любого
затошнит, если он начнет выискивать в себе признаки такой болезни. Надо
только с этим... в ванную, чтобы, когда доктор придет, ему не взбрели в
голову такие же нелепые подозрения. Иди потом доказывай, что ты совершенно
здоров!.."
Из ванной он вернулся, еле передвигая ноги.
"Взбредет же человеку этакое в голову! - бормотал он, торопясь одеться
и выйти на чистый воздух. - Пойду навстречу доктору. Они там слишком
замешкались, Джейн и доктор... Бедняжка, так перепугалась! Надо ее
поскорее успокоить"...
Ему казалось странным, как это он мог только что так плохо и
несправедливо думать о Джейн, его дорогой Джейн, которая так о нем
беспокоится, которая из-за него недосыпала ночей, которая вывела его в
люди, которая...
Тут его мысли перескочили на Бишопа, Раста, Пука, Кратэра, на тех, кто
со времени его женитьбы были его близкими знакомыми, друзьями,
политическими единомышленниками, партнерами по карточной игре, ходили к
нему в гости и принимали его у себя. Им-то хорошо! Они-то сидят у себя
дома (правда, у Раста уже нет ни дома, ни жены, но так ему, мерзавцу, и
надо!), а Кратэра уже и самого нет на свете, но остальные сидят себе дома
и в ус не дуют и не должны бояться... гриппа!..
За что это им такая удача? Почему именно он, Фрогмор, должен холодеть
от ужаса перед завтрашним днем?
На ходу он изменил свое решение. Он не пойдет встречать Джейн и
доктора. Он им оставит записку, что пошел по срочному делу к Бишопу... Он
придет к Бишопу, и обнимет его, и поцелует его крепко-крепко, и скажет,
что любит его так же, как тот любит его, и это будет истинная правда. Ну и
что ж, что он заразит его? Ведь заразит-то он его гриппом, а грипп - это
не такая уж страшная болезнь. Особенно для аптекаря, у которого все
лекарства под рукой и по себестоимости. Пускай Бишоп немножко почихает.
"Чумой его не заразишь, даже если она у меня и была бы (нет ее у меня, ну,
нету же!), раз этот иуда-аптекарь сделал себе прививку своевременно. Пойду
к Бишопу. Приду, обниму, расцелую крепко-накрепко, ведь он мой лучший
друг... И спокойно вернусь домой..."
- Что же вы мне солгали, будто у него нет рвоты? - воскликнул спустя
несколько минут доктор Крэн, войдя в гостиную, где на диване, закатив в
беспамятстве глаза и что-то бормоча в бреду, лежал в пальто, ботинках и
шляпе Гарри Фрогмор. - Как вы смели мне так солгать! Ведь у меня семья!
- У него не было никакой рвоты, когда я уходила! Клянусь вам... А что,
это очень опасно? Доктор, это опасно?..
- Не дотрагивайтесь до меня! - взвизгнул доктор, пятясь от нее к
прихожей. - Эта подлая баба спрашивает меня, опасна ли чума! Не выходите
из дому! Я пришлю эпидемиолога... Только не смейте до него дотрагиваться,
и упаси вас бог выходить из дому, если вы только не решили перезаразить
весь город... Боже мой, она еще спрашивает!..
В утренних газетах было сообщено о первой жертве чумы, некоем Фрогморе
из города Кремп, который умер прошлой ночью, не приходя в сознание. О нем
забыли бы в тот же день, но "патриотические" организации не могли забыть
его клятвы и увековечили его имя в "песне о великой клятве", которая
принята была в качестве гимна Истинных Сынов Атавии. Организован сбор
средств на памятник Фрогмору.
Уже заказаны художнику и в ближайшее время поступят в продажу эмалевые
значки с портретами Фрогмора, которые будут распространяться между всеми
рыцарями Идеи Белого Человека. Брошюры с его портретами и описанием его
священной клятвы уже на третий день после его подвижнической кончины были
изданы полумиллионным тиражом и, если бы не война, были бы в тот же день
распроданы без остатка. Ах, если бы Фрогмор знал, какая блестящая
посмертная слава его ожидает! Может быть, ему бы тогда легче было
умирать... Впрочем, очень может быть, что ему от этого было бы нисколько
не легче... Потому что, знаете ли, когда у человека бессонница, он очень о
многом думает... Правда, Фрогмору перед смертью выпало всего около часу
бессонницы. Это не так уж много, но, конечно, и не так уж мало для
человека, который умудрился прожить более полувека, ни разу не подумав как
следует...
4
Разговор между Онли Наудусом и его невестой происходил на кухне, как
раз под люком, за которым скрывался предмет разыгравшейся ссоры.
Они собирались идти в церковь, когда диктор кремпского радиоузла
оповестил членов Союза ветеранов и всех лояльных атавцев о том, что через
полчаса на городской площади, у мэрии собирается патриотическая
манифестация по случаю вступления Атавии в войну, нагло спровоцированную
Полигонией. Участники оркестра приглашались прибыть на сборный пункт
десятью минутами раньше.
Онли Наудус был и лояльным атавцем и участником духового оркестра при
местном отделении Союза ветеранов. Он играл на кларнете. Помимо всего
прочего, он усматривал в этом кусок хлеба на черный день, коснись и его
безработица.
Он вынул кларнет из футляра, приложил к губам. Раненая рука все-таки
давала о себе знать. Чтоб ему провалиться в преисподнюю, этому мерзавцу
Карпентеру!
- Опять ты про Карпентера! - с неудовольствием заметила Энн. - Не
пойму, чем это он тебе так не угодил.
- Конечно, не тебя он лягнул по раненой руке! - горько усмехнулся
жених. - Где уж тебе понять!
- Ты хотел схватить его и передать в руки полиции, а он должен был с
тобою осторожничать, так, что ли?
- Поразительно! - ужаснулся Онли. - Моя невеста защищает прохвоста! Моя
невеста считает, что...
- Прежде всего твоя невеста считает, что он не прохвост.
- Все коммунисты прохвосты, все они агенты Москвы, святотатцы,
изменники, трусливые скотины, любители чужого добра! Боже мой, моя невеста
не знает таких простейших истин!
- Твоя невеста не знает всех коммунистов и не берется судить о всех
коммунистах, но Карпентера она знает отлично. И если хочешь знать ее
мнение, он никакой не прохвост, и не святотатец, и не любитель чужого, и
никакой не трус. И если бы твоя невеста не знала, что он коммунист, она
считала бы его лучшим из всех ее знакомых.
- Просто счастье, что никто не слышит твоей невежественной болтовни! -
Наудус покрепче прикрыл дверь из кухни в жилые комнаты. - Одевайся, и
пошли на манифестацию. Только, ради всевышнего, не болтай ничего подобного
на людях!
- Я не пойду на манифестацию.
- Моя невеста не пойдет на патриотическую манифестацию?!
- Твоей невесте не так уж весело, что началась война. Ты, видимо,
совсем упускаешь из виду, что тебя призовут в солдаты одним из первых.
- Ну вот еще! - пробормотал Онли, которому раньше как-то не приходило в
голову, что его могут призвать в солдаты. До этой минуты он видел в
начавшейся войне только возможность недурно заработать на акциях. Он с
нежностью подумал о тощей пачке принадлежащих ему акций, которые лежали
теперь в особом конверте на сохранении в банкирской конторе Сантини. - Ну
вот еще, придумаешь! Никто меня не возьмет в солдаты... Я... я... ведь
ранен! Как ты могла забыть, что я ранен! - От этой приятной мысли он
воодушевился. - Раненых в армию не берут.
- Доктор сказал, что через пять-шесть дней ты будешь совершенно здоров.
- Ну, знаешь ли, это еще как сказать... Это ведь в какой-то степени
зависит и от меня самого.
- Нечего сказать, хорош патриот! - фыркнула Энн. - В прошлую войну это,
кажется, называлось симуляцией.
- Энн, - пошел на попятный ее жених, - ты меня неправильно поняла...
- Нет уж, не говори, я тебя очень хорошо поняла!
- Энн, дорогая, уверяю тебя, я хотел сказать совсем другое.
Энн иронически промолчала.
- Я просто хотел тебе напомнить, что женатых берут на войну во вторую
очередь.
- Странно! - Энн насмешливо окинула глазами пустую кухоньку. - Я здесь
не вижу ни одного женатого.
- Ты увидишь его здесь через час после манифестации.
- Так пусть он и радуется, - медленно проговорила Энн и побледнела. Она
догадалась, на что он намекает, но еще не была уверена, надо ли ей по
этому случаю радоваться. - Мы-то здесь с тобой при чем?
- Я попрошу Раста и Довора быть нашими свидетелями.
- Ты хочешь сказать, что...
- Я хочу сказать, что настал, наконец, день нашей свадьбы, крошка ты
моя! Дай я тебя обниму, моя славная женушка!
- Но ведь еще три минуты тому назад ты об этом и не помышлял!
- Такие решения приходят в голову сразу, в одно мгновенье, как все
настоящие мужские решения.
Он хотел сослаться на то, что третьего дня ему так же неожиданно пришло
в голову купить акции, но промолчал. Он не был уверен, что Энн одобрила бы
такое использование не принадлежавших ему денег. Ко всему прочему, она,
кажется, не на шутку привязалась к его сопливым племянникам.
- Что же ты молчишь, солнышко мое? - спросил он, обняв невесту. - Разве
ты не рада?
- Я очень рада, - отвечала Энн и расплакалась. - Только я не думала,
что это случится так неожиданно. Я так мечтала об этом дне, но я не
думала, что это произойдет так неожиданно...
Она была бы, пожалуй, совсем счастлива, если бы не сознание, что
окажись его рана посерьезней, он и не подумал бы о женитьбе, пока не будет
выкуплена мебель.
- Значит, пошли?
- Нет, - сказала Энн, - я не пойду.
- Но мы с тобой прямо с манифестации захватим свидетелей и попросим
мэра нас обвенчать.
- Пусть это будет завтра, - сказала Энн. - А сегодня ты иди один, если
не хочешь остаться со мной.
- Я не могу остаться.
- Если не можешь остаться со мной.
- Ничего не понимаю.
- Мне хочется поплакать, - сказала Энн.
- В такой торжественный день?
- В такой торжественный день, мой дорогой. И если бы ты хотел сделать
мне приятное, ты бы тоже остался дома.
- У моей невесты мог бы в такой день быть больший патриотический
подъем.
- Твоей невесте очень страшно, Онли... Война. Сколько людей убьют!
Молодых, старых, детей. Сколько домов разрушат!
- Ну на этот счет ты можешь быть спокойна: до Кремпа враг не доберется.
- Разве дело только в Кремпе, Онли!
- В пять дней мы раздолбаем Полигонию, как глиняный горшок. Право же,
все обойдется в высшей степени благополучно. Уверяю тебя.
- Мне очень хочется поплакать, - сказала Энн. - И потом, нужно
приготовить обед получше. Ведь у нас с тобой сегодня такой день!
- Госпожа Полли прекрасно бы с этим справилась, уверяю тебя.
- Мне очень хочется поплакать, - сказала Энн.
- Мне нужно сегодня приготовить обед получше, - улыбнулась заплаканная
Энн, возвратившись с кухни. - Онли... Завтра мы с ним обвенчаемся...
Фрау Гросс прослезилась, обняла ее, поцеловала. Эта девушка ей все
больше нравилась. Не стоит ее этот Онли, право же не стоит! Но это уже их
дело...
- Поздравляю вас, Энн, - пожал ей руку профессор. - Желаю вам счастья.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг