сейчас выздоравливающего, никуда не спешащего, как окунуться в сокровища родной
литературы, от Шиллера и Гейне до Шопенгауэра и Карла Мая.
Шульгин и сам бы с удовольствием последовал примеру капитана, улегшись на
соседней койке и потягивая глинтвейн или водку с лимонным соком, если бы во
флигеле нашлись какие-нибудь русские книги, кроме разрозненных томов
энциклопедии Брокгауза и Эфрона.
Говорил он по-немецки совсем неплохо, а вот читать легко и свободно, так,
чтобы получать от процесса удовольствие, пока не научился.
...Одесса при первом выходе в город разочаровала Шульгина. Он помнил ее по
последнему посещению в 1977 году и по книгам Катаева, Бабеля и Паустовского.
Сейчас же она выглядела почти жалко. Хозяйственное возрождение новой России
коснулось ее отчего-то мало.
На каждом шагу видны были следы двухлетнего владычества большевиков, а
местные деловые, люди скорее всего в силу врожденной осторожности, усугубленной
слишком свежими воспоминаниями, не до конца поверили в окончательность
врангелевской власти.
А средства, если они у них и сохранились, предпочитали вкладывать и
приумножать не слишком заметными способами. Или - в других местах.
В знаменитом кафе Фанкони крутились подозрительные типы, ухудшенные издания
(точнее, неотшлифованные талантом авторов прототипы) Остапа Бендера, привычно
торгующие сомнительного происхождения долларами, фунтами, затертыми
транспортными накладными на неизвестно где пребывающие вагоны с вряд ли
существующими в природе грузами.
Аналоги "пикейных жилетов" все так же горячо обсуждали свежие новости о
сражении "Алексеева" с английской эскадрой и грядущие перспективы международной
политики.
Сашка не удивился бы, услышав слова: "Колчак - это голова, и адмирал
Воронцов тоже голова..."
Фасады домов были обшарпаны, улицы грязны, и даже шляпы-канотье щеголей и
порыжевшие лапсердаки старых евреев с Портофранковской улицы производили
грустное впечатление.
Впрочем, возможно, все дело было в том, что на Сашку вдруг навалилась мутная
тоска. Кратковременная, несомненно, но от того не менее нудная. Как зубная боль
в сердце.
Вроде бы привык он уже давно мотаться "в дали времен, в пыли веков", а тут
вдруг накатило.
Скорее всего оттого, что слишком хорошо ему было давними августовскими
днями, когда он с очередной подружкой сподобился прожить целых две недели в
шикарном пансионате ЦК ВЛКСМ Украины "Чайка" в Лузановке.
И сейчас очень не хватало тогдашней веселой уличной толпы, потока машин,
шелестящих вдоль Дерибасовской и Пушкинской, музыки в кафе на Приморском
бульваре...
Ну и всего прочего, что бывало в двадцать с небольшим лет почти с каждым,
кто вырывался из будничной суматохи на море, да еще не в провинциальные
Лазаревку или Геленджик, а в легендарную Одессу.
А может, и погода влияла, все-таки не солнечный август стоял на дворе, а
сырой и туманный октябрь, его последний день, просквоженный вдобавок
пронзительно-резким норд-остом.
Но... "Времена не выбирают, в них живут и умирают", как сказал еще один поэт.
И вместо веселой подружки в коротеньком летнем платье ему пришлось
довольствоваться обществом совсем не веселого господина Славского, навязавшегося
в спутники, то ли оттого, что действительно захотел прогуляться и попить пива в
"Гамбринусе", то ли с целью пресечь несанкционированные контакты
"поднадзорного".
Так Шульгин, не стесняясь, ему и сказал.
Если, мол, вы, господин Славский, считаете меня по-прежнему иностранным
шпионом, так я все равно найду способ связаться со своей здешней резидентурой,
хотя бы с помощью своего слуги, а ежели и вправду намерены показать мне
достопримечательности вашего бывшего черноморского Марселя, то так и быть...
Они не стали выезжать в город на "Додже", а вполне демократически добрались
до железнодорожного вокзала на разболтанном трамвае, почти полтора часа
тащившемся по унылой степи вдоль "станций", а дальше пошли пешком.
- Хочу вас также поставить в известность, что в ближайшие дни я собираюсь
заказать железнодорожную платформу, погрузиться на нее и покинуть пределы
гостеприимной России. Скорее всего - в сторону Греции. Осмотрю Акрополь и затем
пароходом - в Африку. Там, мне кажется, будет не в пример спокойнее...
- Ну, зачем же так? Сами говорили, что обожаете приключения, а стоило
столкнуться с совсем маленьким недоразумением - и сразу в Африку. Думаете,
туареги или берберы отнесутся к вам почтительнее? Ах да, как же! "Несите бремя
белых..." Просвещенному мореплавателю гораздо привычнее общаться с дикими
туземцами, чем с непостижимыми скифами. Так ведь, господин Мэллони?
Ирония Славского была изящна и уместна, Шульгин подумал, что он
действительно весьма неглупый человек. Что его вполне устраивало.
- Есть резон в ваших словах, есть. Туареги действительно относятся к
богатому "ференги"* если не почтительнее, то, по крайней мере, предсказуемее.
- Ничего, попривыкнете. А то ведь уедете, ничего, по сути, не увидев и не
поняв, и будете потом описывать нас, вроде как Герберштейн московитов
шестнадцатого века.
Обидно, честное слово, читать такие глупости. Давайте вот лучше спустимся в
этот подвальчик, выпьем по маленькой, пивцом заполируем, перекусим опять же.
Глядишь, и настроение у вас улучшится...
Шульгин не возразил. Они спустились по стертым чуть не до половины грязным
мраморным ступенькам в сводчатый зал ресторанчика, тот самый, где через полсотни
лет помещался пивной бар "Гамбринус", не имевший, кстати, ничего общего с
настоящим "Гамбринусом", описанным Куприным.
По причине раннего времени, кроме них, в зале оказалось всего трое
посетителей, пивших водку и нещадно дымивших контрабандным турецким табаком в
дальнем углу.
Сашка привычно напрягся. Слишком целенаправленно, как ему показалось,
Славский шел именно к этому заведению. Здесь вполне могла ждать засада. Но не
беда, с четырьмя он справится голыми руками, не придется и пистолет вынимать, а
обстановка зато сразу прояснится.
Привычно, словно бывал здесь каждый день, Славский движением пальца подозвал
официанта.
- Ну-с, любезнейший, что у вас есть?
- Все! - с великолепной уверенностью ответил остроносый человечек с жидкими
усиками.
- Тогда угощайте...
Не прошло и трех минут, как на столе появилась тарелка с крупными
креветками, тарелка с золотыми здоровенными кефалями горячего копчения (здесь
все ели кефаль, как через полвека - мороженого минтая. "Шаланды, полные кефали"
- помните?), несколько ломтей хлеба, две высокие, с выщербленными краями кружки
пива и бутылка местной водки с подмокшей синей этикеткой.
Шульгин, вернее, в данном случае Ричард Мэллони смотрел на все это с
некоторым изумлением.
- По-русски слово "все" обозначает именно такой ассортимент блюд?
Славский довольно рассмеялся.
- Вот именно. Ничего другого здесь исстари не подают. Зато ручаюсь - и
"рачки", как здесь говорят, и рыба совершенно изумительны. Вы попробуйте,
попробуйте...
Тут бывший гусар не солгал. И креветки, и рыба, и даже водка оказались
чрезвычайно вкусны.
В немалой мере потому, наверное, что море у Одессы было совершенно чистым,
несколько лет в него не попадали ни промышленные отходы большого города и порта,
ни остатки нефти из топливных цистерн боевых кораблей.
Сашка ел, пил, поддерживал разговор и одновременно продолжал размышлять, чем
именно его все сильнее и сильнее настораживает господин Славский, что в нем не
так, не по сюжету.
А чувство несоответствия было вполне отчетливым, так, бывает, раздражают
американские фильмы, построенные по совершенно чуждым русской натуре канонам. И
событийный ряд развивается совсем не в ту сторону, и поступки героев неадекватны
ситуации. Вот и сейчас...
Предположим, что Славский действительно бывший кавалерийский офицер, позднее
- эмигрант, авантюрист, искатель приключений.
Это может быть правдой, манера говорить и держаться весьма соответствует
легенде.
Тогда непонятно, в качестве кого и зачем он опекает фон Мюкке. Что не со
стороны югорусской контрразведки - очевидно. Работает на ГПУ? Тоже как-то
маловероятно, без санкции Агранова осуществлять операции на чужой территории
бывшая ЧК вряд ли стала бы, а ни о чем подобном собственная агентура Шульгина в
Москве его не информировала.
Поверить в то, что осевшие в Берлине и Париже эмигранты имеют свой интерес в
Югороссии, также сложно. По имеющимся данным, те, кто по каким-то причинам до
сих пор не вернулись на родину, собственной политической структуры с независимой
политикой не имеют.
Да и работать на разношерстную русскую эмиграцию в то время, когда нет
никаких препятствий к тому, чтобы вернуться домой и неплохо здесь устроиться,
тоже странно, не похоже на такого, как Славский, человека.
Разве что платят ему столько, что можно забыть и о патриотизме, и о долге
офицерской чести.
Платят исключительно за прикрытие и обеспечение деятельности немца?
Тогда задача, стоящая перед некстати раненным капитаном, весьма и весьма
ответственна.
А ему, Шульгину, удалось почти случайно, но сразу оказаться в центре
завязывающейся интриги чуть не мирового уровня?
Если это не рука судьбы, то крайне удивительная игра случая.
- Сегодня под вечер к нашему капитану должен приехать для консультации
профессор Гронфайн, крупнейшее в Одессе светило невропатологии. Я уже
договорился. Если его диагноз будет обнадеживающим... - Славский замялся, словно
колеблясь, говорить ли дальнейшее или нет.
Шульгин ему помогать не стал, полностью увлеченный высасыванием нежного
розового мяса из тельца креветки.
- Так вот, если фон Мюкке сможет в ближайшее время встать на ноги, не
согласитесь ли вы сопроводить его до Стамбула, раз уж все равно собираетесь
направиться в ту сторону?
"А вот это уже интересно, - подумал Сашка. - Меня все же решили ввести в
игру, хотя пока и втемную".
- Если речь идет о том, чтобы сопроводить, отчего же и нет?
- Хорошо. Тогда возьмем билет на поезд до Софии, там пересядем на Восточный
экспресс, и через двое суток мы в Стамбуле.
- А зачем? - наивно спросил Шульгин.
- Что "зачем"?
- Зачем такие сложности? Не совсем оправившемуся от тяжелой раны человеку
гораздо удобнее сесть на пароход прямо здесь и без пересадок, без вагонной
тряски на следующий день оказаться в столице Блистательной Порты.
Славский посмотрел на него несколько даже сожалеюще.
- Вы же бывалый человек. Должны бы понять, что после всего уже случившегося...
Враги у господина фон Мюкке - люди серьезные. Выследить и перехватить его в
Одессе, на пароходе, при прохождении паспортного контроля в Стамбуле для них
несложно. Но если мы погрузим его в вагон на носилках и с билетом до Берлина,
интерес к нему будет потерян. Он опасен своим врагам только живой, здоровый и
здесь, в России.
- Нет, положительно, приключения меня преследуют помимо моего желания. Даже
там, где рассчитываешь совершенно на другое. Знаете что, милейший... оберст?
- Увы, всего лишь ротмистр. Я же говорил. Майор по-вашему. Так что?
- А вы можете гарантировать, что меня самого не разыскивают все ваши местные
спецслужбы, официальные и неофициальные? Если бы вы, положим, устроили подобные
беспорядки со стрельбой в центре Лондона или Эдинбурга, не думаю, что
королевская полиция отнеслась бы к такой эскападе благосклонно. Фамилия моя им
известна...
- А вот этого можете не опасаться, господин Мэллони. Мы уже позаботились.
Все, кого это может интересовать в Севастополе, уверены, что вы отбыли по
назначению и сейчас давно уже пересекли границу Совдепии.
"Так, - сообразил Сашка, - то, что он вполне небрежно, не задумываясь,
сказал не РСФСР, а Совдепия, само по себе ничего не значит, это только
Кадочников в "Подвиге разведчика" не мог себя заставить поддержать тост за
победу германского оружия, а вот сообщение о том, что они в состоянии
организовать убедительную "дезу" в отношении моего маршрута, кое о чем говорит".
- Ну-ну, господин Славский. Ваша предусмотрительность прямо-таки поражает.
Здесь курят?
- Разумеется.
- Тогда я закурю, - он аккуратно обрезал кончик сигары, тщательно ее зажег.
Славскому же не предложил. - Вы упоминали о своем классическом образовании?
Помните Аммиана Марцеллина: "Когда человек много страдает - утешением ему служит
целесообразность тех причин, из-за которых он страдает"?
Во имя чего должен страдать и рисковать своей пусть не жизнью, пусть лишь
репутацией, я? Я уже говорил, впрочем не вам, нашему немецкому другу, что всегда
помогу европейцу, встреченному на тропах Африки или в южноамериканской сельве. Я
помог вам, пусть не в джунглях, пусть в трущобах вашей страны. Но вы хотите
большего, не так ли? А это уже совсем другая тема. Как-то я помогал вождю одного
тайского племени против другого вождя, кажется, из племени мяо. За это я получил
право беспрепятственно вести изыскания в поглощенном джунглями городе Ангкор.
Изыскания были успешными...
Казалось, Славский удивлен словами новозеландца.
- Вот как? А вы мне показались бескорыстным искателем приключений вроде
доктора Ливингстона.
Шульгин отрывисто и, как он надеялся нагло, рассмеялся.
- Вы знаете, сколько стоит не то чтобы организация полноценной экспедиции
сроком на год-другой, а просто билет на пароход в каюту 1-го класса от Окленда
до Бомбея, потом из Бомбея в Кейптаун, а оттуда хотя бы в Рио-де Жанейро? Только
билет...
Славский забарабанил пальцами по столу, потом закурил собственную папиросу.
"Думай, паренек, думай, - веселился Сашка. - За право проникнуть в ваши
тайны вы мне еще отстегнете неслабый кербеш. А как же? Не я же у вас должен
информацию покупать".
В то же время он решил, что партия приобретает до чрезвычайности занудливый
характер. Как если бы утомленный карлсбадским турниром гроссмейстер решил не
идти на обострения в легкой партии с крепким мастером и ввязался в нуднейшую
позиционную борьбу за лишнюю пешку или качество.
А ведь это даже не угроза проигрыша, это просто скучно.
Значит, необходимо встряхнуться и резко обострить игру.
- Эти приятные молодые люди, - указал он кивком головы на компанию активно
выпивающих и закусывающих молдаванских или пересыпских жлобов, - ваша группа
прикрытия? Вы меня по-прежнему опасаетесь или ждете возможного эксцесса со
стороны?
- Да что вы, господин Мэллони! Зачем так грубо? Если мне и потребуется
прикрытие, вы его гарантированно не увидите. Мы же не дилетанты...
- Приятно слышать. Так что вы скажете в ответ на мой вопрос?
Славский развел руками.
- О какой сумме вы думаете?
- Адекватной вашей заинтересованности в моих услугах. Если жизнь и здоровье
вашего друга стоят меньше тысячи фунтов - говорить вообще не о чем. Если он вам
дорог и вы хотите, чтобы он благополучно прибыл в Стамбул с моей помощью - эту
сумму следует утроить...
- Да-а... Вы высокого мнения о цене своих услуг. - Славский сделал лицо
человека, внезапно узнавшего, что чудотворные иконы изготавливаются в мастерской
захолустного монастыря вечно пьяным и не несущим ни малейших признаков
благочестия богомазом. - А если подойти к проблеме иначе?
- То есть?
- То есть вы нам поможете из чисто альтруистических побуждений, которые так
близки вашей натуре. Заодно и за то, что МЫ вам поможем беспрепятственно выехать
из страны, в которой весьма суровые законы, почти - законы военного времени. И
очень просто может случиться так, что проблемы у вас возникнут очень и очень
серьезные. Шульгин удивился.
- Независимо от судьбы вашего друга?
- Если вопрос встанет так, как вы предлагаете, то, возможно, и независимо.
Просто это будут две разные проблемы...
- Хорошо, господин Славский. Очевидно, мне придется еще раз подумать. Я
понимаю, что вы, очевидно, читали лорда Пальмерстона.
- Это вы насчет того, что нет ни врагов, ни друзей, а есть только интересы?
- Славский проявил гораздо большую эрудицию, чем Шульгин от него ожидал, исходя
из легенды. В кавалерийских училищах Пальмерстона не проходят. Но это ничего не
меняло.
- В данном случае я имею в виду другое высказывание: "Как тяжело жить на
свете, когда с Россией никто не воюет" Он, очевидно, встречался с людьми,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг