это то же самое, но теперь и без пластинок. Впрочем, повышение вашего
культурного уровня не входит в мои нынешние намерения. С вас достаточно и
того, что данная запись в случае необходимости может быть предъявлена
заинтересованным лицам. И все об этом. Мои предложения сводятся к
следующему...
Закончив изложение своей программы, Новиков вопросительно посмотрел
на Агранова. Какое впечатления произвели его слова?
Агранов долго молчал. Конечно, условия предложены щедрые. Гораздо
больше того, на что можно было рассчитывать высокопоставленному деятелю
советской тайной полиции в предвидении краха советской власти. Попади он в
плен обыкновенным врангелевцам - петля. В лучшем случае пуля в лоб или
затылок. Но ведь поражение еще не предрешено, и Красная армия по-прежнему
насчитывает пять миллионов штыков, и неизвестно, какие шаги предпримут
"зарубежные друзья", вдруг они окажутся все же сильнее тех, кто стоит за
Новиковым? И тогда все выглядит иначе. Ему, по-старому выражаясь,
начальнику департамента МВД, генералу, отводится роль банального платного
агента-провокатора. Не слишком ли? - Не слишком, - тут же ответил Новиков.
Его способность моделировать ход мыслей собеседника и отвечать на
невысказанные вопросы удивляла даже преподавателей психологии в
университете. На прочих же граждан это подчас производило потрясающее
впечатление.
- Начальник австрийской разведки работал на наш Генштаб, и ничего.
Тем более что вы будете больше на себя работать, чем на нас. Дальше. Вы
возьмете под контроль Новодевичий монастырь. Там сейчас разместились мои
люди. Нужно, чтобы их никто не тревожил. Выделите сотрудников, прикажите
обеспечить соответствующий режим. Никаких притеснений к монахам и
настоятелю со стороны партийных, советских и прочих комитетов не
допускать, внутренней жизнью монастыря и его посетителями не
интересоваться. Мотивировка - на ваше усмотрение. Связь будем поддерживать
по телефону или иными способами. Сообщите мне номера - служебный,
домашний, конспиративной квартиры, вообще всех мест, где вы регулярно
бываете. Адреса, само собой...
- А если мне нужно будет с вами связаться? - Уместный вопрос. Мой
телефон я вам не скажу. Или скажу позже. А в случае крайней нужды
отправите человека в тот же монастырь. Пусть спросит Князя. Сообщение
передадите на словах или запиской. Через час я буду знать. Вот пока все.
Да, эту квартиру искать не пытайтесь.
- Не совсем понял. Зачем мне пытаться, я и так это буду знать. Или вы
меня с завязанными глазами выведете?
- Проще. Я вас слегка загипнотизирую. Вы дойдете до ближайшего угла и
забудете, из какого дома вышли. И все.
- Про гипноз я кое-что знаю. Сам немного занимался. Предупреждаю, я
невнушаем. Видите, признаюсь, а мог бы и скрыть... Новиков
пренебрежительно махнул рукой. - И ведь чисто практически разве трудно
оцепить весь квартал, обыскать каждую квартиру... - А вы попробуйте.
Разрешаю.Возможно, это даже прибавит вам авторитета среди своих. Или
наоборот, если ничего не найдете. В общем, достаточно разговоров. Чай
допили? Не смею более задерживать. Ах, чуть не забыл. Вам деньги нужны?
Агранов посмотрел на собеседника с интересом. - Зачем в РСФСР деньги?
Особенно мне. - Дело хозяйское. А то возьмите. Может, в вашем окружении не
все такие бессребреники... - Новиков приподнял салфетку на другом конце
стола. Под ней лежали две толстые, с вершок, пачки - одна долларов, другая
фунтов, и пять банковских свертков с пресловутыми царскими десятками.
Стараясь не выглядеть алчным, Агранов подвинул их к себе.
- Наверное, вы правы. Кому-то придется и дать... - Рассовал деньги по
карманам. - Так я пойду? - Конечно. Я вас даже провожу. Уже на пороге
Агранов спросил: - А маузер не вернете?
- Вряд ли. Александру Ивановичу он сильно понравился... Желаю
успехов.
...Часом позже Шульгин заканчивал инструктаж Вадима. С ним он
разговаривал не столь вежливо и деликатно, как Новиков со своим клиентом.
- Будешь присматривать за своим шефом. Станет тебя вдруг отстранять,
предлоги разные придумывать, говори в лоб - я к вам приставлен
телохранителем и связным. На людях держись как с начальником, чтоб
вопросов не возникало, а наедине можешь и пожестче. Мол, мы в одной
упряжке, и нечего хвост задирать... Чтоб ты знал - я тебе пока не доверяю,
мое доверие заслужить надо. Поэтому прежнее условие в силе: сейчас я тебе
бомбочку пристегну. Она маленькая, мешать не будет. Правда, в баню ходить
не советую, дома из тазика помоешься, если что... И упаси Бог в ней
ковыряться. Заслужишь доверие - сниму.
Шульгин достал из ящика письменного стола нечто похожее на ладанку
или крупный медальон на стальной цепочке (позаимствованной со сливного
бачка в ватерклозете), сам надел Вадиму на шею, плоскогубцами зажал
замковое звено.
- Видишь, тут проводок синенький пропущен. Попробуешь перекусить или
выдернуть - рванет. Заряд - как раз, чтобы голова метров на десять
отлетела. Радиостанцию в карман положи и тоже носи постоянно. Я проверять
буду. Договорились?
Чувствуя себя крайне неуютно с бомбой на шее, Вадим кивнул.
Шульгин тоже предупредил его о бессмысленности попыток найти
квартиру, откуда его сейчас выпустят.
И лишь на прощание позволил себе улыбнуться простодушно и почти
дружелюбно.
- Ты, главное, без мандража. Заслужишь, я тебя наркомом просвещения
сделаю.
На недоуменный вопрос, почему именно просвещения, Шульгин проявил
покладистость:
- Не хочешь, можем другую должностишку подобрать. Президентом
академии сельхознаук. Все в наших руках. За Богом молитва, за царем служба
не пропадет.
Запер за Вадимом дверь, вздохнул облегченно. В смысле - ох, и надоела
мне вся эта дипломатия...
...Над Москвой еле-еле разгоралось утро. Моросивший два дня подряд
дождь отчего-то кончился, и в светлеющем небе в направлении Лефортова
висела над крышами голубоватая искристая Венера.
Агранов свернул на Петровку, оттуда на Кузнецкий. Шел по середине
скользкой булыжной мостовой и чувствовал себя странно. Вроде бы он наконец
избавился от унижающего даже высокопоставленного работника ВЧК комплекса
абсолютной подчиненности системе и стал не только от нее не зависимым, но
и способным извне влиять на все в ней происходящее. Это наполняло душу
злым весельем. Вы, председатель и члены коллегии, разговаривая со мной,
ставя мне задания, по-прежнему будете думать, что я ваш покорный слуга, ан
нет! Теперь я только выгляжу актером в поставленном вами спектакле, а на
самом деле в любой момент могу стать его режиссером, а вы об этом даже не
догадаетесь...
Но одновременно он ощущал и новую степень несвободы. Пока неясной,
сулящей многие острые ощущения и радости жизни, но очень жесткой, грозящей
совсем иными опасностями. Как писал Маркс в одной из своих бесчисленных
статей: "Свобода бывает от чего и для чего". Со второй частью этого тезиса
предстояло разобраться.
Он прошел мимо часового в третьем подъезде, надвинув на лоб козырек
фуражки, чтобы не видно было его заплывшего синевой глаза. В кабинете
перед зеркалом низко, по самые брови, обмотал лоб немецким розовым бинтом,
чтобы выглядеть раненым, а не пострадавшим в кабацкой драке (почему-то
любой кровоподтек под глазом вызывает именно такую ассоциацию у
окружающих).
Хотел позвонить Трилиссеру, но, посмотрев на башенные часы,
сообразил, что еще слишком рано.
Отдернул плотные шторы, обычно глухо отделявшие его от окружающего
мира, и сел на подоконник. За окном быстро светлело, и лучи еще невидимого
солнца уже окрасили кремлевские башни и стены в густо-розовый цвет.
Удивляясь самому себе, Агранов с усилием повернул ручки шпингалетов,
обламывая засохшую краску, и распахнул створку.
Поразительно - с ним и вправду творилось нечто странное - хлынувший в
душный кабинет свежий воздух вдруг напомнил, что ему всего лишь двадцать
семь лет, что он уже очень давно не видел утренней зари и что ему просто
хочется жить. Не в роли начальника секретно-политического отдела, а
обыкновенного Яши Агранова, больше власти любящего веселую компанию, вино
и девушек, красивых, но сговорчивых. Он-то думал, что именно власть даст
ему возможность пользоваться означенными благами, а получилось наоборот.
Даже когда он эти блага получил в разоренной и воюющей стране, вышло так,
что платить за них пришлось непомерную цену. Пить вино и помнить, что
через час или два придется возвращаться на Лубянку, где советский
Торквемада - Феликс способен устроить жуткий скандал за легкий алкогольный
запах. Обнимать девушку в постели и вздрагивать от ее стонов, которые так
отвратительно похожи на стоны недобитых смертников в подвале. Болтать с
друзьями-поэтами, запоминая каждое крамольное слово и чересчур остроумный
анекдот, чтобы при случае "дать им ход".
Оказывается, все это способно испортить удовольствие даже от
дарованного ему права расстрелять почти любого гражданина республики по
собственному усмотрению.
Теперь, возможно, все будет иначе. Он не читал пока что записных
книжек Ильфа, который десятью годами позже напишет: "В такое утро хочется
верить, что простокваша на самом деле вкуснее и полезнее белого хлебного
вина", но ощущал нечто подобное.
Однако прошло десять или пятнадцать минут, солнце вынырнуло из-за
деревьев Покровского бульвара, и очарование утренней зари исчезло, как
туман над рекой. Загремели железные шины водовозных бочек, подъезжающих к
фонтану посередине площади, донеслись снизу отчетливые матерные слова
ломовиков, треньканье трамваев и гудки направляющихся во Второй Дом
советов. Наркомат иностранных дел и ВЧК автомобилей.
Агранов затворил окно, задернул штору и лег на диван, укрывшись
шинелью. Пусть все они как хотят, а у него болит голова. Пару часов еще
можно поспать, позже видно будет.
...Трилисссра он сумел поймать только после обеда. Начальник
иностранного отдела уставился на его повязку и отливающее багровой синевой
подглазье с нескрываемой иронией. Но промолчал. Спросил ровным голосом: -
Успехи имеются? Или?
- Более чем. А у тебя? Сумел выйти на связь?, - О чем ты, Яков? Тебе
нужно на пальцах объяснить, что даже самый быстрый курьер не обернется и
за две недели?
- Ты думаешь, нам эти две недели дадут? А если белые перейдут в
наступление завтра? Мы успеем нагнать твоего курьера в Ревеле? Или только
в Лондоне?
Трилиссер встал и по длинной вытертой дорожке пошел к двери своего
огромного кабинета. Во времена страхового общества "Россия" здесь был зал
заседаний правления. Пятиметровой высоты потолки, ряд стрельчатых окон и
два десятка стульев вдоль стола, в торце которого стояло кресло хозяина.
Очевидно, он страдал клаустрофобией.
Резко открыв дверь, Трилиссер выглянул в приемную, сам себе кивнул
удовлетворенно и вернулся на место.
Агранов наблюдал за его действиями с любопытством. У всех в этом доме
с головой непорядок.
- Ты что-нибудь узнал? Действительно готовится генеральное
наступление? - А что, если да?
Не обратив внимания на нарочитую интонацию собеседника, Трилиссер
ответил серьезно:
- Тогда нам нужно внушить Феликсу и через него Старику, что все
обстоит еще хуже, чем на самом деле. Заставить их поверить, что эвакуация
правительства экстренно необходима. Лучше всего - в Вологду. Надежные
крепости-монастыри, недалеко до моря и не так наглядно, как Архангельск. В
Москве оставить чисто военное командование и особую группу ВЧК. Во главе с
одним из нас. Лучше всего - с Ягодой.
"Оказывается, - удивился Агранов, - Михаил уже тоже все продумал. И
излагает свой план как решенное дело".
- Мы это сумеем, надеюсь, - сказал он. - Но какова цель?
- Уверен, что две-три недели мы город удержим. А к тому времени...
Врангеля смогут убедить остановиться. Пусть даже под Тулой. Чего еще
желать? Россия от Польши до Тихого океана - чересчур большая страна. На
ней поместится штук двадцать Франции. А нам с тобой хватит одной-двух. И
глупости про мировую революцию можно оставить Старику и Лейбе. Я,
например, ничего не имею против, если Врангель возьмет себе все, что
захочет - или что ему позволят, - оставив нам кусочек с Москвой,
Петроградом и тем, что между, с выходом к Балтике и Белому морю. Вполне
цивилизованный вариант...
- Умный ты, Михаил, только неужели думаешь, что мы сумеем
продержаться на таком вот кусочке земли, с враждебным населением, без
единственно понятной народу идеи о всемирной республике рабочих и
крестьян? Да они через полгода нас сметут, увидев, что грабить больше
некого, а надо просто работать...
- Так уж и сметут... Поработать, конечно, придется. Нам. Чтобы народ
поверил, будто только так и надо. Высовываться мы с тобой не будем. Найдем
какого-нибудь Калинина или Ворошилова, плоть от плоти трудового народа. И
чем теснее капиталистическое окружение, тем крепче они будут цепляться за
"свободу" и "власть трудового народа". Продразверстку отменим, конечно,
какую-нибудь "новую экономическую политику" придумаем, вроде как в ДВР.
Ничего, проглотят. Зря, что ли, кровь три года проливали? И Советы без
коммунистов подойдут, и "анархия - мать порядка", если угодно... Что ты
так на меня смотришь, - вдруг прервал свой монолог Трилиссер. - Не
нравится? Может, предпочитаешь "как один умереть за власть Советов"?
- Нет, Миша, нет. Просто все, что ты сейчас наговорил, прошлой ночью
уже сформулировал мне тот человек, которого я так старательно ловил.
Получилось немножко наоборот, но это неважно. Именно на этих условиях он
предложил мне всемерную помощь и поддержку от имени своей организации.
Трилиссер снова добежал до двери, выглянул, как будто ему не давала
покоя мысль о толпах соглядатаев, заполняющих коридоры ВЧК и ловящих
каждый звук, доносящийся из его кабинета.
"Да у него же мания преследования, - догадался Агранов. - Укатали
Сивку крутые горки. Закончим дело, надо будет его лечиться послать. С
билетом в один конец".
- Давай, давай, рассказывай... Агранов рассказал то, что считал
возможным и нужным. Это произвело на Трилиссера должное впечатление. Он
словно бы понял, что сейчас инициатива перешла от него в чужие руки. -
Так. Это меняет все наши расчеты...
Глава 31
Ленин пригласил к себе Троцкого, только сегодня утром вернувшегося с
фронта. Он его боялся и ненавидел. И одновременно считал единственным
человеком, способным в безвыходной ситуации найти приемлемое решение. Как
в октябрьские дни, когда сам предпочел спрятаться с Зиновьевым в Разливе,
доверив Льву Давыдовичу руководить захватом власти.
Троцкий вошел, весь сияя, как новый гривенник. Похрустывающая и
блестящая антрацитом кожаная куртка, сверкающие синим огнем скрипучие
сапоги, широкий ремень перетягивает гимнастерку фрачного сукна, на ремне
миниатюрная кобура, скрывающая никелированный, отделанный перламутром
пистолет. И еще вдобавок он сразу же начал вертеть в руках громадный
золотой портсигар, усыпанный алмазами.
Ленин с трудом сдержал раздраженную реплику, когда жирный солнечный
зайчик от полированной крышки попал ему в глаз.
Троцкий прочел на лице Предсовнаркома обуревающие того чувства и
самодовольно усмехнулся. Он тоже имел собственное мнение о друге и
соратнике. На "проститутку" и "ренегата" он не обижался, ради красного
словца и сам не пожалел бы родителей, его больше задевала определенная
инерционность мышления Владимира Ильича. Обычно тот вникал в ситуацию
несколько позже, чем требовалось, и многое на этом проигрывал.
Троцкий взял толстый красный карандаш и развернул на столе
собственную карту, проигнорировав ту, что висела на стене напротив.
Докладывая обстановку, Наркомвоенмор и Председатель Реввоенсовета
откровенно злоупотреблял полной неосведомленностью Ленина в стратегии и
его неумением внимательно читать карту. И вдохновенно обманывал вождя,
повествуя, как неимоверными усилиями воли не только остановил наступление
белых, но кое-где сумел их потеснить с захваченных позиций. (Как раз там,
где Берестин отвел свои полки на удобные для обороны рубежи.)
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг