- Северо-восточную переправу вы бомбили?
- Было такое дело.
- Видел ваш удар. Блиндажи дыбом, артиллерийские позиции дыбом! Самураям
даже омомори не помогли.
- Вот вам и омомори, - снял Косаговский с этажерки крохотного бронзового
идола. - На каждом самурайском самолете их по десятку висело.
- Выходит, мы с вами фронтовые товарищи? - Капитан любовно посмотрел на
летчика.
- Выходит, так, - весело ответил Косаговский. - Вы, я вижу, меченый. Где?
На границе? А может быть, там?'
Ратных потрогал правое ухо, сморщенное, будто завязанное в узелок. От уха
шел к глазу шрам.
- Там, в степях, около озера Самбурин. В тылу Южной группы.
- В тылу? Ах да, вы же пограничник. И вам работа нашлась?
- Работы по горло было. Вместе с самураями полезли в драку и
белогвардейцы-эмигранты. В тылах нашей Южной группы появилась
диверсантская конная банда Колдунова, бывшего унгерновского ротмистра.
Ликвидировать Колдунова послали сводный конный отряд; в него входили
эскадрон пограничников и эскадрон монгольских цириков. Этим отрядом я и
командовал. Загнали мы колдуновскую банду в камыши озера Самбурин. Сидят
они там и постреливают. У них богато ручных пулеметов было. Надоела нам
эта волынка, и подожгли мы камыши. Вылетели колдуновцы в степь - мы им
навстречу. Сшиблись! Большинство колдуновцев на месте лежать осталось, но
и наших полегло немало. А мне с самим Колдуновым схлестнуться пришлось.
Сначала Колдунов налетел на меня, выстрелил из маузера. Целил он мне в
голову, да чуть промахнулся. Только вот корноухим меня сделал. А я его
саблей достал. Рубанул! Но все же он ускакал, только маузер свой потерял.
Ратных замолчал. Молчал, задумавшись, и летчик. Перед глазами их стелилась
желто-серая монгольская степь, горели над нею тревожные полосатые закаты,
мутный Халхин-Гол извивался между сопками, и посвистывали тоненько под
ветром речные камыши. А на горизонте высился мрачный массив Большого
Хингана.
- Да, два года прошло, а все еще стоит в глазах Монголия! - задумчиво
произнес наконец Косаговский. - Давайте-ка, Степан Васильевич,
раздевайтесь, чаю попьем. Сережа, живо чайник на плиту!
- Только, чур, без меня про войну не рассказывать! - взмолился Сережа и
помчался, подпрыгивая, на кухню. Женька, трепыхая ушами, побежал за ним.
2
Когда гость расположился на уютном диванчике, Косаговский сказал:
- По всему, по фамилии и по оканью, видно, что вы, Степан Васильевич,
сибиряк.
- Коренной сибиряк! Чистокровный гуран*, забайкалец. Прадеды мои из тех
ратных людей, что со славным землепроходцем Василием Поярковым пришли и
обжили дикие земли на рубеже с Поднебесной империей.
* Гуран - лесной козел.
- А я белорус. Сюда вот военная служба занесла. Ратных кивнул головой и
посмотрел на часы.
- Запаздывает что-то мой дружок! Виктор Дмитриевич, вы уж простите нас
великодушно за бесцеремонность: мы с Федором Тарасовичем Птухой
договорились у вас встретиться.
- А, мичман! Летал он со мной на Балашиху. Перевозил взрывчатку. И в этот
рейс летит.
- Ну да. Он-то мне и посоветовал обратиться к вам.
- А где вы с ним познакомились?
- На Халхин-Голе. Он тоже там порох нюхал.
- А я и не знал! - весело воскликнул летчик. - Ну и счастливый сегодня
день. Собирается боевое братство! Он тоже пограничник?
- Нет, он бывший мичман Тихоокеанского флота. Так сказать, пенитель моря!
По специальности минер-торпедист. А познакомился я с ним в Баян-Бурде, в
полевом хирургическом госпитале.
- Подорвался?
- Не то чтобы подорвался, а руку себе покалечил. Помните единственный
понтонный мост японцев через Халхин-Гол? В июле, во время большого
наступления противника, мост этот мы взорвали. Для этой операции прислали
минеров Тихоокеанского флота и Амурской флотилии. Мичман в чем-то чуток
просчитался, и ему доской, как топором, отрубило два пальца левой руки. -
Капитан поднял левую руку и показал, какие пальцы оторвало мичману. - В
Баян-Бурде, в госпитале, он закатил такой скандальчик, что я невольно
обратил на него внимание. Врач ему говорит: "В Читу вас завтра эвакуируем.
Вы теперь к строю негодны, у вас двух пальцев недочет". Эх, как взвился
мичман! "Для моего минерского дела, говорит, и трех пальцев хватит!
Перевяжите меня поскорее, и я пойду. Мне в команду спешно нужно. У нас
сегодня сапоги выдают".
- Выписали? - заинтересованно спросил Косаговский.
- Нет, конечно. Но и в Читу не отправили. Два раза, когда транспорты
формировались, он прятался. Махнули на него рукой! Койки наши в юрте рядом
стояли, а на госпитальных койках соседи, сами, поди, знаете, либо
надоедают друг другу до чертиков, либо дружбу заводят. Вот мы и
подружились с Федором. Хороший мужик!
- А теперь он снова, на взрывной работе?
- Снова. "Не могу, говорит, бросить свое веселое ремесло".
- Вот именно "веселое"! - подхватил Косаговский. - Вы заметили, Степан
Васильевич, что люди опасных профессий всегда влюблены в свою работу.
Возьмите водолазов, верхолазов, шахтеров...
- Летчиков! - подмигнул Ратных.
- А какая у меня опасность? - искренне удивился летчик. - Обыкновенный
воздушный ломовик.
Сережа принес из кухни чайник.
Наливая капитану крепкий коричневый чай, Косаговский застенчиво улыбнулся:
- Правда, в нашей работе всякое бывает. Авиация у нас легкомоторная,
местного значения и специального назначения. А это значит, в любую щель
обязаны пролезть и на пятачке приземлиться.
- Значит, и вынужденные посадки бывают, и аварии, и блуждания по дикой
тайге?
- Вообще-то бывают, но очень редко. Вот у меня случай был. Летел я по
незнакомой трассе, над сопками, и хвост самолета зацепился за стланик на
вершине сопки. С этим украшением я и прилетел на аэродром. Знаете, как мне
влетело за это от начальника отряда? Легче на вынужденную идти!
Виктор откинул со лба волосы и засмеялся, по-ребячьи сморщив нос.
В передней раздался звонок.
- Это Птуха, - сказал капитан.
Сережа помчался открывать.
3
Дверь в переднюю Сережа не закрыл, и видно было, что вошел человек в
черном клеенчатом реглане 'мичманке с узеньким нахимовским козырьком,
сухой, мускулистый, подобранный и до краев налитый веселой, звонкой силой.
Были в нем та подтянутость и щеголеватая точность, тот необъяснимый
флотский шик, который свойствен только военным морякам.
Сережа замер от восторга. Восторг его дошел до предела, когда Птуха снял
реглан, а под ним оказался морской китель с якорьками на золотых пуговицах
и со значком торпедиста на рукаве - красной морской торпедой в золотом
круге. Не смог моряк - духу не хватило - сменить китель, реглан, мичманку,
пусть без "краба" и без кокарды, на ничем не примечательные пиджак и
кепку, не смог спороть доблестный значок торпедиста.
Достаточно и того, что спорол он четыре мичманских галуна, следы которых
еще видны были на рукавах. Блестя цыганскими, с синеватыми белками
глазами, он спрашивал Сережу с напускной строгостью:
- Штык-болт крепить умеешь?
- Не умею, - смущенно сопанул носом Сережа.
- А рифовый узел вязать можешь?
- Не могу. Научите?
- Об чем речь? Обязательно!
Войдя в комнату, мичман обратился к Косаговскому:
- Извините, Виктор Дмитриевич, что незваный пришел, да еще и товарищу
капитану ваш адрес дал.
- Не извиняйтесь, Федор Тарасович. Хорошо сделали, что пришли. И с
товарищем капитаном был рад познакомиться. Вы, оказывается, тоже
халхинголец?
- Так точно! И вы там дрались? - Он посмотрел на стаканы с чаем и
сокрушенно вздохнул. - Боевые товарищи при встрече пьют чай! Ну и ну!
Просто кошмар! Одну минуточку! - Он вышел в переднюю, покопался в кармане
реглана и, вернувшись, поставил на стол бутылку. - Вот. Одесский коньяк,
сестренка прислала. Где -у вас штопор, Виктор Дмитриевич?
- Вы одессит? - спросил Косаговский.
- Мне просто смешно! Разве это не видно с первого .взгляда? Чистокровных
одесситов, кроме меня, только три: дюк*, Беня Крик и Леонид Утесов. Я"
собственно, с Большого фонтана, рыбак. Фонтанский - весь зад в ракушках!
Так нас дразнят. Ну, будем! Дай боже и завтра тоже! - поднял мичман первый
свою рюмку. - За святое боевое братство!
* Так одесситы называют памятник на Приморском бульваре герцогу Ришелье.
- Взрывником работаете? - морщась от выпитой рюмки, спросил Косаговский.
- Да. Списали меня на бережок. Оверкиль у мичмана Птухи получился. - Он
поднял левую руку и задумчиво, грустно посмотрел на оторванные до первых
суставов пальцы. - Но ничего, не унываю. На взрывном деле, как и на борту,
тоже морская разворотливость нужна. Дело не скучное! Дырочку в камне
просверлишь, взрывчаточку заложишь и стукнешь! Далеко нас слышно.
Сережа, нетерпеливо ерзавший на стуле, навалился на стол локтями и весь
подался к мичману.
- Товарищ мичман, вы давно взрывником работаете?
- Ты, малец, меня дядей Федей зови.
- Хорошо, дядя Федя.
- Не хорошо, а есть! Вот как надо отвечать.
- Есть, дядя Федя! - гаркнул весело Сережа.
- Молодец! А на взрывчатке я второй год сижу, - старательно жуя колбасу,
объяснил Птуха.
- И ничего?
- И ничего.
- А если ошибка?
- Ну, тогда...
- Что тогда?
На лице Птухи собрались под глазами хитренькие и веселые морщинки.
- Тогда выговор в приказе. С предупреждением.
Сережа недоверчиво улыбнулся:
- А по-настоящему?
- А по-настоящему - тогда от взрывника совсем пустяки останутся. В
патронную сумку можно собрать. Сережа даже присвистнул.
- Надо же!...
- Н-да, профессия! - покачал головой Косаговский.
- Профессия как профессия! - пожал плечами мичман. - Горячий цех, не
больше. Точность и расчет требуются.
Глава 3 РАЗГОВОР О РОМАНТИКЕ
Пьем за яростных, за непохожих, За презревших грошевой уют!
П. Коган.
1
Сережа о чем-то глубоко задумался. К нему подошел Женька, ткнулся носом в
колено, выпрашивая что-нибудь вкусное со стола. Сережа сунул ему кусок
сахара. Пес захрустел, блаженно жмуря глаза.
- И почему это собаки сосать не умеют? - вдруг озадаченно спросил Сережа.
- Сахар лучше сосать, а он, дурак, грызет.
Потом опять уставился в стол, выпятил в раздумье нижнюю губу, потрогал ее
пальцем и сказал нерешительно:
- Может быть, мне в взрывники податься? Косаговский засмеялся, взъерошив
волосы на голове брата.
- Сознайся-ка, куда ты только не подавался. Первое твое решение, помню,
пойти в пираты, под черным флагом плавать.
- А чем плохо? - вскинул Сережа темно-синие глаза. - Сидишь на баке, пьешь
ямайский ром, трубочку покуриваешь. А увидишь на горизонте парус, кричишь:
"Купец на левый крамбол!"
- Какой купец? - удивился Ратных.
- Презренная купеческая посудина, набитая шелками и сандаловым деревом, -
ответил Сережа. И закричал воодушевленно: - На абордаж, карамба!
- Не кричи, пират! - остановил его Виктор и продолжал: - А подрос - в
летчики собрался, потом в подводники, потом в парашютисты. Еще куда? Ах
да! На Аляску хотел бежать, золото мыть.
- На Алдан, а не на Аляску.
- Пускай на Алдан. А притащил Женьку в дом - твердо решил в пограничники
идти. Вместе с Женькой, конечно.
- А что? - задирчиво спросил Сережа. - Вы думаете, товарищ капитан, Женька
хуже Джульбарса будет работать? Ого!
- Думаю, что не хуже, - серьезно ответил капитан.
- Фантазер ты, брат, и романтик, - обнял мальчика Виктор.
- Это не плохо, - мягко сказал Ратных. - Романтика всегда там, где жарче
всего.
- Он меня со своей романтикой в гроб вгонит, - сказал Виктор. - То с крыши
с теткиным зонтиком спрыгнул и руку вывихнул, то чуть пожар дома не
устроил - самодельную мину взрывал, то на Алдан побежал, с милицией
вернули. Минуты на месте спокойно не посидит. Хочу его на летние каникулы
к тетке отправить. Она сейчас в таежном селе Удыхе, за сушеными грибами и
медом поехала, это рядом с Балашихой. Хотел его на своем самолете
подбросить. Но теперь...с таким грузом...
- Ничего страшного! - Мичман поднялся со стула. - Эта взрывчатка - особый
скальный сорт. Похожа на замазку или глину. Можно мять ее, лепить, жевать
и даже глотать. У нас однажды медведь целый ящик такой взрывчатки сожрал.
В огонь можно бросать, а в воде годы пролежит. Умница взрывчатка!
Безопасная, как детская игрушка.
- Вот! А у тебя вечно нельзя да нельзя, - осуждающе посмотрел на брата
Сережа.
- Ну посмотрим, посмотрим - примирительно сказал Виктор. - Ты, Сергей, на
всякий случай вещички свои собери.
Ратных поднялся и пошел за Сережей в его комнату. Сережа отфутболил
подвернувшуюся под ноги консервную банку с застывшим столярным клеем и с
усилием выволок из-под кровати большой ящик, В нём были сложены бесценные
сокровища. Водопроводный кран без ручки, ножовка с обломанными зубчиками,
старые автосвечи, подкова, масленка, штыри, велосипедный насос, подфарник
с разбитым стеклом, колесо швейной машины, винты, ролики, моток проводов.
- Электрический паяльник буду делать, - указал Сережа на провода.
- Сожжешь пробки, влетит тебе от брата! - сказал капитан.
- Мне и так каждый день влетает.
- Большие у тебя сокровища. А брат видел? Не выбросит их?
- Виктор не выбросит, а вот тетя Лида, если увидит, выбросит. Она же в
технике ни бум-бум... Вот стекло нашел! Положительная собирающая линза.
Возьму с собой, пригодится.
В передней громко хлопнула входная дверь.
- Кто это? - удивился Сережа и двинулся в столовую. Ратных пошел за ним.
Косаговский стоял у окна и вглядывался в темноту. Мичмана в .комнате не
было.
- Ушел? - удивленно развёл руками Ратных. - Ничего не понимаю.
- .Дядя Федя на улице! Идите сюда, посмотрите! - крикнул Сережа от окна.
- Эге! А мичман-то не один, - поглядев в окно, сказал Капитан и потушил
свет в комнате. Так лучше было наблюдать за улицей. - А кто этот прыгун,
не знаете, Виктор Дмитриевич?
На противоположной стороне улицы высокий, тонкий как жердь человек,
упершись подбородком в грудь, то набегал на мичмана, то отскакивал, нелепо
подпрыгивая.
- Первый раз вижу такого, - ответил Косаговский. - Это Памфил-Бык! - плюща
нос о стекло, оживленно сказал Сережа.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг