- И давно это было? - подался капитан к Савве.
- Два с лишним года будет, - ответил поп.
- А кто открыл? Вы этих людей видели?
- Это нам неведомо. А только мирские с своей стороны дыру нашли.
2
Савва ребром ладони подвинул на край стола зеленый камень.
- Зеленый цвет - надежды цвет! А вышло так: на добро надейся, а беду жди.
Спросите: как народ догадался, что дыру в мир открыли? А вот как!
Поднялась вдруг в Детинце суетория! Не на вече, не на толчок, а в Детинец
созвали народ старица Нимфодора, посадник Густомысл и прочие верховники. И
такую речь повели. Идите, мол, людие, на Ободранный Ложок, копайте с
усердием белое железо и к нам несите, а за это получите в Детинце
невиданные, непробованные сладкие заедки, а окромя заедок, шелка, бархаты,
атласы, ситцы мирские. Новокитежане о шелках да бархатах только в песнях
старинных, из мира принесенных слышали. Всякому захотелось изюмцу
сладенького мирского попробовать и пряников, как снег белых, пожевать. А у
девок и баб-дур глаза разгорелись на мирские ситцы цветастые, на ленты в
косы, на бисер цветной и бусы стеклянные. Наволокла посад-чина в Детинец
белого железа, а им вместо мирских товаров шиш под нос! Ситцы, бархаты да
ленты посадские только на верховниках увидели, а им и пощупать не дали...
- Погодите-ка, Савва, - остановил попа капитан. - Если появились мирские
товары, значит, приходили сюда из мира люди? А кто приходил? Видели этих
мирских новокитежане?
- Не видели и не увидят! - отрубил поп. - Кто приходит, какой дорожкой
шли, тайна сия велика есть. Об этом спрашивать и говорить запрещено. Скажи
слово - палач Суровец язык в Пытошной вырвет!
- Так и молчат два года с лишним? - в недоумении развел руки мичман.
- И еще триста лет молчать будут! - с угрозой ответил поп. - Народ так
согнули - тише воды, ниже травы стал.
- Пытался Вася тех, из мира приходящих, перехватить, - сказал Истома. -
Округ Детинца дозоры густо ставил, муравей не проползет, а никого не
перехватили. Будто они по воздуху перелетели или под землей в Детинец шли.
Из Детинца тоже никуда никаких засылок не было.
- А вы не перебивайте меня, не то говорить перестану, - обиженно
поморщился Савва. - Понял народ, что дыра в мир открылась не про его
честь, что обманули его, и поднялся на дыбки, заворчал, а потом и взревел!
Василий Мирской, окаянная душа, подбил посадчину на непокорство. Созвали
посадские старосты самозванное вече, без старицы, посадника и Верхней
Думы, и установили:
не копать белое железо и в Детинец не носить. А слово вече - слово божье.
Поп опрокинул налитую кружку, но попал не в рот, а на бороду. Он был уже
пьян. Отжимая бороду, он завопил слезливо:
- О владыки детинские, пиявицы мирские! О мучители всенародные! Ждет вас
огнь адский, стон и скрежет зубовный!
- Не вопи, старый таратор! - гневно сказал Истома. - Знаем тебя! И богу
молишься, и черту не грубишь! Сказывай далее поведание.
- Сказываю, внучек, сказываю, - сник поп. - Почуяли детинские верховники,
каким ветром от народа потянуло, и начали опору себе искать, стрельцов
набирать. Сотню с лишним набрали, и таких ухорезов да сорвиголов, что мать
родную не пожалеют ради сытых кормов, "арки пенника да нарядного кафтана
из мирского сукна. Поселили их в Детинце, огненным боем, пищалями и
пистолями вооружили. Еще при старице Голендухе нашли у нас серу, селитру и
порох стали делать. А посадским пороховое зелье издавна запрещено было
делать, да и не умеют они. А почему, спрашивается, Детинец в драку полез?
- подняв палец, с пьяной серьезностью спросил Савва. - А вот, слышь,
почему! Прежде много ли детинским нужно было? Щи с говядиной, пирог с
грибами, жбан квасу да холст на рубаху. Ну, для чести еще соболь на шапку
или лису на шубу. И это давали без принуждения. А как мирские товары
появились, у детинских жадность в сердце разгорелась. Давай бархат, давай
диковины мирские, чтобы посадские люди завидовали. Ежели верховник не в
бархате, ему, мол, и чести нет. Друг перед другом, а более перед посадской
голью нарядами мирскими хвастают, нарошно дегтем бархат мажут. Гляди, мол,
какой я богатый, а ты и сермягу свою бережешь.
- Как началась торговля с миром, так и опустилась на народ тонкая сеть,
невидимая, - сказал печально Истома. - Опутали народ! Пытался брат мой
названый Вася порвать эту цепь, да!.. - замолчал Истома на полуслове и
махнул безнадежно рукой.
- Говорил уж я, что прежде новокитежане, как пеньки, все ровные были, -
продолжал поп, - а теперь детинских гордыня обуяла. И всего-то их,
верховников детинских, семей десять, от силы пятнадцать. И все старая
чадь, из родов разинских есаулов да сотников. Они сразу в древние еще
века, в отделе жить стали, но все же над народом не возвышались, ровней с
посадскими себя считали. А теперь у них богачество! Теперь такой порядок
пошел: что старица, посадник да Верхняя Дума приговорили, то стрелецкая
сабля да пищаль исполнить заставят!
Птуха запыхтел, надувая щеки:
- Вы разинские внуки? Или что?
- Терпеть надо, - вздохнул поп. - Кого господь возлюбит, тому горести и
невзгоды посылает.
- Вас, новокитежан, господь бог ну прямо обожает. Все шишки на вас валятся.
Савва обиделся и, срывая злость на внуке, крикнул:
- Чадик зажги! Во тьме и кружку мимо рта пронесешь!
3
Истома зажег чадик, плошку с топленым салом. Штопор жирного дыма потянулся
к потолку. Крошечное пламя освещало только стол и лица сидевших за ним
людей. А дальше стояла тьма, где шуршали тараканы и пищали мыши.
- Ты, батя, брось! - зло сказал попу Птуха. - Вокруг да около крутишь.
Давай ближе к ветру! Про белое железо говори!
- Тебя еще не хватало! - прихлопнул поп ладонью таракана, панически
мчавшегося через стол. - А что белое железо? О нем сказ короткий. Истинно
дьявол, а не лесомыки нашли его в Ободранном Ложке. Это еще когда было!
При старице Пестимее, до прихода к нам бурятцев. То никому не нужно оно
было, а то вдруг давай, давай! Вам оно нужно, мирским. А на кой ляд,
спрашивается? Бывало, из него свистульки ребятам отливали или бусы
девкам... Ой, попаду я из-за вас на плаху! - всплеснул поп руками. -
Запрещается ведь о белом железе рассказывать.
- Это не золото ли? - спросил осторожно Виктор.
- Какое тебе золото! - отмахнулся поп. - Золота в Ново-Китеже почти и нет.
Было маленько, что предки наши из мира принесли. Да износили его. О золоте
у нас только в сказках говорят. Однако белое железо, как и золото, ржа не
берет.
Серые глаза капитана стали вдруг особенно внимательными.
- Ржавчина не берет? Так, так... А вид у него какой?
- Название - белое железо и видом беловатенькое. Тяжелое! На много
тяжельше черного железа.
Ратных опустил заблестевшие глаза и спросил спокойно:
- Нельзя ли посмотреть на ваше белое железо?
- Чего захотел! - Поп даже отшатнулся. - Во всем городе крупинки не
найдешь!..
Он почесал в грязной бороде, потер ладонью мясистую лысину и продолжал
раздраженно:
- Кончать поведание буду, спать время. На чем я остановку сделал?..
Вспомнил! Вот он, белый камень, - поднял Савва со стола белую гальку. - И
хотел бы про него забыть, да разве забудешь! В те поры, как отказались
посадские белое железо копать, верховники придумали новую погонялку, на
соль лапу наложили, приказали соль посадским не продавать, а всю ее в
Детинец везти, под охраной стрелецкой. Чуешь? А дорогу за соляным обозом
вениками подметают, чтобы ни порошинки соли людям не попало. И объявлено
было, что соль только в обмен на белое железо будут давать.
- Погибает народ без соли, - печально сказал Истома. - Десна у людей
гниют, смрад изо рта идет, зубы, как скорлупки ореховые, люди выплевывают.
- И, помолчав, добавил: - Тогда и поднял Вася посады па . бунт.
- Поднял твой Вася да и уронил! - хихикнул поп. - Он только еще
замахивался, а Детинец ударил со всего плеча! Васька Мирской и другие
бунтарские главари сидели ночью в кузнице, мозговали, как утром идти на
Детинец, соль и волю добывать, а зеленые кафтаны той ночью налетели на
посады. Кровь полилась по улицам святого нашего града. Ручьями полилась.
Истома вытащил из шкафчика книгу "Поведания", положил ее на стол поближе к
чадику, нашел нужную страницу и начал читать:
- "Верхние люди со старицей и посадником в Детинце заперше сидели, а
стрельцы, вся сотня, сели на конь. И бысть в городе сеча злая, избиваша
стрельцы посадских, даже старцев и сущих младенцев не щадя. Зане не смей
бунты кипятить противу ее боголюбия старицы, владыки посадника и лучших
верхних людей".
Истома закрыл книгу и увидел испуганные глаза Сережи. Капитан сидел
понурясь, глядя в пол. Виктор побледнел так, что побелели даже губы. Птуха
вздыхал тяжело и трудно, словно задыхался.
- А что с Василием? Убили его стрельцы? - поднял голову Ратных.
- Стрельцы порубили саблями в кузнице всех бунтовских атаманов, а Василия
в полон взяли, хотели пытать его, - ответил Истома. - Посадили в Пытошную
башню, а пытать не доспели. Друзей у него много было. Ночью они к башне
подкоп сделали, освободили Васю. Бежал он из города, а до мира не дошел.
Зима была, а через Прорву и зимой ходу нет. - Истома помолчал. Он сидел,
крепко прижав к себе Сережу и глядя куда-то в тьму избы. - Брели наши
лесомыки по тайге, собаки их остановились над сугробом. Лаяли нехорошо.
Разрыли лесомыки сугроб, под ним Вася лежал. Загнал его Ново-Китеж в
снежную могилу.
- И поделом! Речено бо в пророцех: "Подъявший меч, от меча и погибнет!" -
торжественно сказал поп. - А после ночного побоища мертвых с камнями за
пазухой в Светлояр валили, в ершову слободу раков ловить. И доселе, как
северяк подует, волну великую разведет, так батюшка Светлояр, гневясь,
починает на берег кости людские кидать.
Сережа испуганно посмотрел на темное окно и прижался к Истоме. Но,
застыдившись, отодвинулся немного.
- Не токмо людям языки рвали, и Благовестнику тоже Нимфодора приказала
язык вырвать. Зачем народ на бунт звал? Никто толком не знал, сколь веков
назад его отлили, такой он древний, а старица велела его на деньги
перелить. Старые-то деньги, из мира привезенные, поистерлись и
поистерялись. Было у нас вече, да оплыло! Окняжили верхние люди
Ново-Китеж. Вот и разделился Ново-Китеж на сидней и дырников. Сидней не
так много, а дырников полны посады. Сидням в Ново-Китеже любо, а дырники
мечтание имеют через дыру в мир, на Русь, обратно уйти от беспощадного
тягла. Одначе дырникам даже и кричать об этом не позволяют, враз слова
обратно в глотку вобьют!
- Видали мы в городе парней с рожами сытыми, в хороших кафтанах. Они на
дырников в драку лезли, - сказал капитан.
- Холуи детинские! - крикнул Истома с неожиданной ненавистью в васильковых
глазах. - Дворня посадника и стар'ицы, а еще братовья да родня стрельцов.
Всегда сыты, пьяны, на плечах добрые кафтаны!
А поп, бесстыдный, наглый, вдруг захохотал зычно:
- Богато в Детинце живут! Из мира волокут им для тела всякое роскошество,
для пуза сладкоядение, для очей отраду! Девки и бабы детинские нарядятся в
мирское да и любуются в глядельца стеклянные*. Нимфодоре зонт, вишь,
понадобился и махалка для прохлады, а посаднику труба дальнозоркая да
черные блескучие дьяволовы копыта на ноги. Чего в Детинце нет? Все есть!
Эх, и живут!
* Зеркала (устар.).
- А на посадском народе теперь облога белым железом лежит, - горько сказал
Истома. - И в городе, и в деревнях на все облога: и на курицу, и на
собаку, и на кошку. Зимой прорубь в озере сделаешь, воду брать, и за ту
щепотку белого железа в Детинец неси. А еще огульные работы придумали.
Выгонят стрельцы весь посад или всю деревню, всех без разбора, огулом и
ведут в Ободранный Ложок. Сказано же: огульная работа! А старица говорит -
богова работа. Не пойдешь - стрельцы семь шкур спустят, а на Ободранном
Ложке с тебя восьмую шкуру сдерут! Из последних сил выбьют! Горше адовой
муки тот Ободранный Ложок. Сколько там душ загубили! Возами мертвецов
возят в тайгу, на древнее кладбище, а теперь там такое кладбище - глазом
не окинешь. На городских кладбищах запрещено тяглецов умерших хоронить,
чтобы бабьего воя не было.
- Не гневи, Истома, господа вседержителя роптанием своим. Благостно живем,
по преданиям дедов и прадедов наших! - умильно возвел поп глаза к потолку.
- И вот вам весь сказ: про белое железо и про заворуя Ваську Мирского. Не
бывать бунтам противу Детинца!
- Пес ты старый, глухой, слепой и бесчухий! - вскричал Истома. - Не
загадывай, поп! Таскал волк, потащут и волка. Узришь ты бунт! На щепки
Детинец разнесут!
Но упившийся поп уже спал, положив голову на стол.
- В жизни не слыхал такого популярного доклада, - мрачно ухмыльнулся
мичман, глядя на попа. - Бурные аплодисменты! Все встают.
Истома бесцеремонно сдернул "докладчика" с лавки и, подсаживая в зад,
затолкал его на полати. Увидев, что и Сережа спит, полулежа на лавке, он
осторожно поднял ноги мальчика на лавку, сунул ему под голову засаленную
подушку и накрыл своим кафтаном.
Глава 7 НОЧНОЙ РАЗГОВОР
Где деготь был, там след останется. Пословица
1
Косаговский, нагнувшись к чадику, с растерянной какой-то улыбкой глядел на
листочек, только что вытащенный им из кармана кителя.
- Что это у вас? - спросил капитан.
- Календарный листок. Дома сорвал и в карман положил. На листке кроссворд,
думал в Балашихе буду решать.
Ратных наклонился, через плечо летчика взглянул на листок и покачал
головой.
- Всего суток пять, как мы с Забайкальской выехали на рассвете, а событий
и приключений на целый роман.
Виктор перевернул листок, и капитан прочитал на обороте:
- "Как хранить зимние вещи" и "Как делать рисовый пудинг".
- Как раз то самое, что нам нужно! - мрачно сострил Птуха.
- Погодите, Федор Тарасович. Тут есть еще "Исследование галактики".
Капитан обернулся - его тронули сзади за локоть. Это был Истома, куда-то
уходивший. Странный взгляд юноши, тревожный и торжествующий, удивил
капитана.
- Вы что-то хотите сказать нам, Истома?
- Есть у меня белое железо, - шепнул юноша, взглянув опасливо на полати,
где храпел поп. - У соборного протопопа чуток достал. Пробую вапу* из него
сделать. В боковушке своей от деда прячу. Вот!
* Вапа (устар.) - краска.
Истома положил на стол кожаную затяжную кису. Растянув ее, высыпал на
ладонь капитана сероватую металлическую крупу.
- На махорку-полукрупку похожа, - удивился мичман.
Металл не блестел, словно пыльный, не производил впечатления. Крупные
зерна были круглые, скатанные. Капитан взял зернышко, покатал в пальцах,
прикусил зубом.
- Я так и думал! - сказал он и часто задышал. - Давайте, Виктор
Дмитриевич, Сергунькин нож и кислоту. Он словно в воду глядел, пригодилась
его кислота.
Сережиным ножом зачистили большое зерно и стряхнули на него со стеклянной
палочки каплю кислоты. Металл не изменился.
- Так и есть, язви его! Платина! - сказал торжествующе капитан.
Слово упало в тишину тяжело, как тяжел был и сам металл. Мичман осторожно,
почтительно взял с ладони капитана самородок и понюхал его, будто у
благородного металла должен быть свой, особый запах.
- Платина! - с уважением повторил он. - Это же кошмар!
- Крупные самородки старатели зовут шарашками, а крупу помельче -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг