- Ты правда ей скажешь? - шепотом спросил Олли.
- Я же сказал! Только: - мне было неловко перед самим собой говорить
это. - ...не мог бы ты одолжить мне на всякий случай свое зеркальце?
- Зачем это?
- Там прыщ выскочил. Хочу посмотреть.
- 13 -
Наконец взошла луна и мы улеглись.
Все было тихо. Олли и Нин словно бы скоропостижно окончились.
Дыхание Олли было ровным - парень, кажется, просто заснул. Дыхание Нин
- вроде бы тоже. Свое дыхание я старательно ровнял на манер лечебной
дыхательной гимнастики - даже симулировал сонное варнаканье.
Поначалу голова была пустой и звонкой (верный признак действия "пива").
Но потом на ум начали лезть всякие раритетные воспоминания, что навело
меня на мысль о том, что я переборщил с собачьим корнем.
Затем вдруг появились воспоминания о том, чего я уже вообще никогда не
видел - про девятилетнюю войну на Циноре. Хорошо экипированное, нарядное
варанское войско осадило какую-то стратегически важную и фактически
никчемную крепостцу. "Молнии" лупят по неряшливой каменной громаде,
солдаты голосят, тараны дубасят по воротам...
...дубасят по воротам... тараны дубасят по воротам... по воротам
дубасят тараны...
Тут я приоткрыл глаза и увидел, что уже рассвело, как говорят у меня на
родине, "до молока".
Что тараны не тараны, а койка Олли стукается о глиняную стену в
знакомом ритме, что лицо у парня - ничем не лучше, чем лицо
очеловечившегося гуся, в смысле, один нос только и торчит, а череп вроде
как ссохся!
Что глаза Олли закрыты, милостивые гиазиры - больше всего на свете он
был похож на вырытого грабителями могил покойника!
Нет. Не может покойник принимать участия в таком деле, как соитие с
требовательной, физически развитой девушкой.
Считается, по крайней мере, что не может.
Но это меня не успокоило.
На Олли восседала Нин. Она вертела своим жидковатым хвостцом, в который
были стянуты ее каштановые волосы и экстатически прогибалась, запрокидывая
голову - шлюхи называют это "делать спинку".
Шелковая рубаха госпожи наблюдателя была приспущена до пупка, сверкали
натренированные ляжки, а ее внушительная грудинка выдавалась далеко
вперед, словно носовая фигура древнего файеланта!
А вот лицо Нин было лицом плотника, невдумчиво строгающего шестидесятую
за день доску.
Она строгала Олли, как столешницу.
Я прислушался. Горячие меха легких госпожи наблюдателя работали
исправно. А вот дыхания Олли я вообще не расслышал. И тут я действительно
испугался - могла же ведь она его застрогать до смерти! Ну перевязала,
допустим, ему черен запасным шнурком для волос - и порядок! Хоть он
тридцать раз мертв, а на ее плотницкую долю достанет.
Нин остановилась и потерла ладонями друг о друга.
Вот тут мне стало противно и страшно. Я вспомнил про Дидрэка.
Про больших, умственно развитых мух, которым надо много жизненного сока.
В галлюцинациях противнее всего момент, когда ты обнаруживаешь, что они
состоят в тесных, чуть ли не родственных отношениях с действительностью!
Моя рука нащупала меч - не такой шикарный, каким похвалялся Олли, но
зато прекрасно притертый к руке. Это сразу добавило мне гонору.
Я выпрыгнул на пол и встал в боевую стойку тесного боя.
- Оставьте его в покое, госпожа наблюдатель, - с угрозой сказал я,
приближаясь. - Разве вы не знаете, это запрещено Правилами!?
Она вроде как не сразу меня услышала. Она не реагировала почти целую
вечность. А за это время меня пробрало конкретной жутью - мне вообще
начало казаться, что сейчас я оглянусь и обнаружу себя на той
миндально-розовой палубе!
Мои нервы были как водосточные трубы во время ливня - по ним стекало
вниз, в землю, причем стекало в бешеном количестве нечто, что в данном
случае было заместо воды.
Наконец она повернулась ко мне. Глаза - как два черных карбункула.
Предполагается, что фехтовальщик - существо бесстрашное.
Предполагается, что мы - это чуть ли не правопреемники тех древних
героев, во славу которых функционируют все библиотеки Круга Земель.
Предполагается даже, что мы чуть ли не правнуки тех героев - в духовном
смысле, типа.
Но сдохнуть мне на месте, если я чувствовал себя Элиеном
Звезднорожденным в день судеб Лон-Меара!
Мне кажется, классическое бесстрашие окончилось вместе с древностью.
Нет, хоть я и говорю все это, но я не выронил тогда меч. Я не сполз на
пол в шоке, как наверняка поступил бы впечатлительный Олли.
Не исключаю, что здесь снова сработал собачий корень, издревле
известный варанским естествоиспытателям как мощный природный затуплятор.
В общем, я продолжал стоять с мечом наголо.
И уже одно это было по-геройски.
- В чем дело, Игрэ? - сказала наконец Нин. Она старательно прочистила
горло и знакомые стервозные нотки отлажено зазвенели в ее голосе.
- По-моему, то, что происходит между нами тебя не касается. Что ты
пристал с этими Правилами - да они морально устарели сто лет назад!
Кому вообще до этого есть дело, кроме тебя! Прозвучало это как-то очень
простецки, правдиво. И я почувствовал, что выгляжу крайне нелепо. Я ощущал
себя уже почти героем, а тут:
- Может, ты просто ревнуешь Олли?
Я покраснел, как рак. В каком-то смысле, не так уж она была далека от
истины. Она знала, куда лупить.
- Все равно, я хочу, чтобы вы прекратили изматывать Олли. Он и так уже
похож на умертвие!
- Почему тебя это так беспокоит? - спросила Нин, издевательски улыбаясь.
- Потому, что он мой друг. Мы сегодня тренировались и я вам скажу, что
у него уже меч в руках не держится!
- Это еще не повод вмешиваться в его личную жизнь! - изрекла Нин тоном
моей прежней патронессы в борделе. Та страсть как любила это
словосочетание - "личная жизнь". И подразумевала она под этим то же самое
- еблю.
- Послушайте, Нин, меня сам Олли попросил, чтобы я прекратил это все.
Да и вообще, почему вы за него говорите? Он что, глухонемой?
- Хорошо, пусть он сам скажет! - пожала плечами Нин.
- Игрэ, и правда, отвали, - недовольно прогундосил Олли не открывая
глаз.
Нин потерла ладонью о ладонь.
Но я не сдвинулся с места.
- Может, попросим Олли повторить еще раз? - ехидно поинтересовалась Нин.
В какой-то момент мне совершенно явственно показалось, что Нин права.
Самое лучшее, что я могу сделать - это заложить меч в ножны и лечь спать.
И завтра как следует вычитать Олли за все его дегенеративные мелодрамы с
истериками, за все эти взгляды охотничьего пса. Пожалуй, по морде бы даже
не помешало.
Но язык опередил мой мозг.
- Скажите, госпожа Нин, а имя Дидрэк вам ничего не говорит? - спросил я.
Я просто вдруг подумал: если все, что было в "скипидарной" комнате,
просто моя галлюцинация - то откуда ей знать содержимое моих галлюцинаций?
Нин прекратила ездить своей раковиной по полумертвому жезлу Олли и
привстала.
- Дирдэк? Нет. А кто это? - ее замешательство было таким натуральным,
что я и самому себе на секунду показался психически невменяемым. Морочу,
типа, голову серьезному человеку.
- Это имя одного: существа.
- Существа? Ручной улитки, что ли? Эх, ложился бы ты лучше спать, Игрэ,
- ласково сказала Нин.
Ее улыбка была по-хорошему порнографичной. Но вот эта ласковость, вот
эта улыбка и насторожили меня!
Меч я не спрятал.
- Выне возражаете, если я позову Дидрэка? - предложил я - В принципе,
нет. Но только позже! Сейчас я хочу поспать. А потом - пусть приходит! И
вообще, что за глупости лезут тебе в голову! Мало того, что ты испортил
нам с Олли ночь любви! - с притворным вздохом Нин спрыгнула с кровати.
- Дидрэк! - негромко позвал я, как бы в шутку.
- Брось сходить с ума, Игрэ. Между прочим, у меня родилась неплохая
идея. Я думаю, Олли не будет возражать, если мы с тобой сделаем друг другу
приятно?
Нецеломудренно облизывая губы, она стояла передо мной на полдороге к
своей кровати, стояла в чем мать родила и похотливо терла соски пальцами.
Если бы я не работал в борделе, это наверняка подействовало бы. А так, я
просто знал - так делают все.
- Дидрэк! - крикнул я чуть громче, отступая на два шага.
Моя левая рука уже нашарила зеркальце Олли и оно словно бы придало мне
смелости.
- Сейчас же прекрати это! - громко потребовала Нин.
Но я и не думал ее слушать. Я уже орал, что было мочи, и стрекозье имя
разносилось своим глубоким глоточным "э" по лениво просыпающемуся берегу
до самого, казалось, горизонта.
- Дидрэээээээээээээээээээээк!
В тот же миг зеркальце, выброшенное вместе с моей левой рукой вперед,
отразило недовольное лицо, чиркнув по животу и груди Нин.
Словно голубая вода плеснула Нин в лицо - это утреннее небо,
просочившись через дыру в крыше, на секунду отразилось в нем, но тут же
отпружинило восвояси. В какой-то момент в нашем домике стало настолько
тихо, что мне показалось, будто я оглох.
Я сделал шаг назад, но оступился о свои же сапоги, и самым клоунским
образом свалился на спину. Из-за боли в спине и затылке, я пропустил
мгновение, когда в нашу комнату хлынули стрекозы.
Зазвенели разбитые стекла, завизжала и распахнулась вскрытая живым
сквозняком дверь, рассыпалась разобранная на соломинки крыша - они лезли,
летели, просовывались и проникали отовсюду!
Нин пронзительно заверещала, но ее женский визг быстро перешел в
малочеловеческий рев, а рев - в какой-то совсем уж нечеловеческий гул,
перемежающийся низким механическим дребезжанием.
А стрекозы все пребывали.
Такого количества стрекоз я не видел за всю свою жизнь. Думается, если
со всего цинорского побережья собрать всех стрекоз, и то не наскребется
столько. Может быть, в нашей варанской математике даже нет подходящего
числа, хотя грамотей Олли, конечно, заявил бы, что есть.
Там были крупные и крошки, глазастые - и слепыши. Сильные, здоровые,
величиной с ладонь, с наеденными брюхами да бревновидными лапами. И едва
расправившие крыльца, чахлые, субтильные, до прозрачности худенькие. И
стар и млад.
Если бы меня попросили описать их в трех словах, я сказал бы, что они
были разноцветными, уродливыми и хищными.
И, кажется, все они хотели одного - покрепче обнять госпожу наблюдателя
Нин исс Ланай.
Они облепили, обклеили ее со всех сторон таким себе коконом.С минуту
Нин ревела и барахталась в этом клубке. А потом затихла.
Неудобно устроившись в углу, я своими глазами видел, как самая
огромная, яично-желтая стрекоза с выпуклыми, штрихованными глазами сцапала
пробкой выскочившую из кокона крупную черную муху и, захватив ее тело
своими мощными чернеными жвалами, отгрызла ей голову. Некоторое время муха
трепыхалась на полу обезглавленная, но яично-желтый доел и это:
- 14 -
Наступило настоящее, позднее утро.
Труп Нин исс Ланай, покрытый словно бы татуированным пунктиром
коричневых точек, вроде как изучал жизнь букашек - такое могло сложиться
мнение у того, кто не знал бы, что она мертва.
Она лежала на животе, ее глаза были открыты и скошены вбок, словно она
высматривала в земле тайные отнорки каких-нибудь там сверчков или
паучков-бля-тарантулов.
Рука Нин была выброшена вперед, как у спящей, вторая лежала спокойно
вдоль туловища.
Неприкрытые никем ягодицы по-прежнему выглядели довольно спортивно.
Я оттащил ее к самым качелям - мне показалось, будет на свой лад
гармонично - эти жуткие качели и эта жуткая женщина.
Это ж надо было всех одурачить - и нас, и судейский комитет, и,
наверное, много еще кого: Может, у нее еще и муж имеется:
Я сидел на корточках у порога. У моих босых ног лежал Олли - я только
что выволок его из домика.
Строптивое его сердце билось как-то неладно -
туктуктук-тук-туктук-туктук-тук.
Я выдал на гора все известные мне ругательства. Но Олли не очнулся,
чтобы возмутиться и пожурить меня за неотесанность.
Туктук-тук.
"Большим мухам нужно много сока", - вспомнил я.
Чтобы не думать об Олли, я начал размышлять о наших заданиях.
Интересно, какая кара предусматривается за убийство наблюдателя?
Нет, я не боялся, что меня обвинят - любому дедугану была бы очевидна
моя невиновность. И все равно было интересно.
Я перечитал Правила.
Из них вроде ничего не следовало - про убийство наблюдателя там не
сообщалось. Может, правда, тем, кто составлял Правила, такая дичь и в
голову не приходила?
Как это не приходила? - тут же осадил себя я. А наше второе задание?
"Поджарить и съесть человеческое мясо?"
Вспомнились первые, наивные дни, когда мы всерьез обсуждали с Олли,
кого пустить в расход. Бездетного рыбака или перехожего доходягу, когда мы
спорили как вообще это смотрится с цивилизованной точки зрения... Олли еще
плел что-то про Князя, перед которым мы должны выставиться сверх-вояками
без комплексов:
Кстати о человеческом мясе!
Ведь теперь в моем, то есть в нашем с Олли распоряжении была целая
тушка свежего, небольного человеческого мяса. Можно лавку открывать!
Хоть в принципе она и муха, а тело-то женское!
Короче говоря, я сбегал за метательным ножом и помчался к качелям.
Всего за несколько минут я облегчил тело Нин на несколько варанских
фунтов.
Как бы там ни было, а второе задание нужно было выполнить. Не успел я
разжечь костер и, нанизав на кулинарный прут светло-розовый, парной филей
госпожи наблюдателя, как сверху, на тропинке, что вела со стороны калитки
нашего тренировочного четырехугольника, показались три человеческие фигуры.
Коренастая темноволосая женщина с массивной косой, уложенной наподобие
короны, одетая по-мужски. Средних лет мужчина с грубо выстроганными
аскетичными скулами и напружиненной походкой держателя фехтовальных
классов. И высокий, с правильной сединой старик в белом костюме,
заделанном под тренировочный, с двумя неширокими клинками за поясом, сама
так сказать "мудрость", типичный судья с картинки.
Они подошли к моему костру и в сравнении со мной - измученным,
полуодетым - выглядели они как представители высшей расы у стоянки
первобытного охотника.
- Пара номер пятьдесят четыре? - спросил держатель фехтовальных
классов, шпаргаля в захватанный свиток.
- Наверное... - растерялся я. - Меня зовут Игрэ Од. А это - Нолак окс
Вергрин.
- Неужели гиазир Нолак окс Вергрин все еще спит? - с насмешкой спросил
старик, указывая туда, где лежал в позе беспечного пьяницы Олли. Наверное,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг