Александр ЗОРИЧ
Рассказ дается в редакции от октября 1999 г.
УТЕШЕНИЕ
Механическая кукла-палач взмахнула секирой, кивнула напомаженной головой
и застыла, хитровато подмигнув Паллису напоследок.
- Неплохо, да?
- Поражен! Замечательно! Никогда подобного не видел. Вы, милостивый
гиазир Пагевд, доставили мне ни с чем не сравнимое удовольствие,
познакомив со своим чудным, то есть я хотел сказать чудным собранием, -
восхищался Паллис.
- Понятное дело, - зарделся польщённый Пагевд.
Воцарилась тишина. Неуютная пауза всё расползалась и расползалась во
времени, испытывая на крепость нервы Паллиса. Пагевд потягивал
подслащенную воду, всхлипывая, облизывая губы и, одновременно с этим,
глядел не отрываясь на фарфорового лучника, привставшего на правое колено,
словно бы изготовившегося прыгнуть вперед, как рысь, алкающая добычи -
столь мало правды было в статике фигуры и столь много движения
подразумевалось скульптором.
- И это неплохо, - прогнусавил Пагевд, покровительственно отирая
стрелецкий колпак (ставший матовым от пыли) коротким, похожим на утиный
нос большим пальцем.
- Вне всякого сомнения, - скромно и без воодушевления подтвердил юноша.
("Дрянной старикашка с гноящимися глазами больного пса ищет выгоды?
- Злопыхал про себя Паллис, воплощение молодости и жизненной силы. -
Какой выгоды? Не поверю, что этот старый лжец, этот профессиональный
словоплёт и титулованный позёр призвал меня лишь затем, чтобы похвалиться
своим идиотским собранием, более всего свидетельствующим о том, как близок
его владетель к тому, чтобы впасть в детство!")
Не слишком терзаясь тем, что волнующая его неопределённость
относительно мотивации Пагевда так и осталась неопределённостью, неделю
спустя Паллис всё же принял кокетливое приглашение Пагевда отобедать в
обществе фарфоровых кукол, в той же мере следуя доводам вежливости, в
какой и пьянящим посулам фантазий о выгодности поддержания такого рода
знакомств, предаваясь которым, от раза к разу всё более обнадёживающим и
ко дню самого визита почти вытеснившим непраздный интерес по поводу того,
в чём же следует усматривать выгоду Пагевда, он провёл не один скучный
вечер.
К счастью, это выяснилось довольно скоро.
- Готов заплатить семьсот золотых авров, если вы, Паллис, возьмёте на
себя труд навестить имение моего брата, а заодно и доставить милому
Стагевду вот этот сувенир.
- Положим, я согласен, - несколько уныло обнадежил хозяина Паллис.
("Что ж, посредством такой огромной суммы, пожалуй, можно смириться
даже с сапожками рассыльного" - подумал он, немного огорчённый
тривиальностью этого предприятия, разумеется, сильно проигрывавшего в
сравнении с теми воображаемыми подвигами, щедро умытыми золотом, которые
могли бы рисоваться во всей своей необходимости ему в недалёком будущем.
Если бы не сказанное Пагевдом.)
- Имение вашего брата далеко отсюда?
- Нет, нет! - запротестовал Пагевд с такой горячностью, будто это
обстоятельство как-то задевало его самолюбие, или, того хуже, его больное
самолюбие, - "Серая утка" расположена на том берегу Арту, там на диво
живописные окрестности. Я купил "Серую утку" - так называется имение - как
раз для того, чтобы обожаемый мною Стагевд мог, как это говорят,
"отдохнуть душой" от службы при Дворе, расшатавшей...
- С ним, надеюсь, ничего дурного, с этим расшатанным... - скрывая
безразличие, спросил Паллис, всецело поглощённый подсчётами, связанными с
предстоящей поездкой. ("При наихудшем стечении обстоятельств это дело не
должно отнять у меня больше четырёх дней.")
- Ничего, милостивый гиазир. Видите ли, на его душевном равновесии
дурно сказались дворцовые перипетии. Он, как бы это выразиться, стал
чересчур нервен. Но жизнь в уединении, определённо, идет ему на пользу.
Его письма становятся всё более занимательными и благоразумными, вот
только жалобы на скуку... Они взывают к моим родственным чувствам. В
общем, чтобы хоть как-нибудь её скрасить, я и посылаю ему такие вот
сувенирчики.
Пагевд снял с полки болотно-зелёную фарфоровую жабу, такую грузную и
тяжёлую, что ему пришлось заметно напрячься, дабы водрузить её на бархат
кушетки рядом с Паллисом.
- Полюбуйтесь.
Паллис наклонился к ней, пытаясь оценить вес громадины, скромно
отрекомендованной хозяином как "сувенирчик". Её выпученные, словно
выдавленные из пупырчатого тела распирающей его изнутри силой глаза были
мастерски вырезаны из цельных кусков тускло переливающейся слюды.
Вознамерившись ощутить холмистую поверхность жабьей кожи, Паллис приблизил
ладонь к её спине и, распознав в поведении Пагевда признаки явного
одобрения, переходящего почти в восторг, коснулся чудища.
Жаба закряхтела, затряслась, медленно, и всё же достаточно быстро,
разинула пасть и отвратительнейше, звонко квакнула - гораздо звонче и
отвратительнее, чем это в обычае у её живых сородичей. Паллис отдернул
руку, явив при этом прыть обжегшегося о кочергу шалуна. ("О ужас!" - чуть
было не сорвалось с его губ, но, памятуя о вознаграждении, он решил отдать
предпочтение выражению сдержанного удивления).
- Она очаровательна, не правда ли? - Пагевд разве только не приплясывал
вокруг кушетки, даже не пытаясь умерить тот восторг, в который привел его
детский испуг гостя.
- М-да... Смею выразить надежду, - гиазир Стагевд будет обрадован. И уж
без сомнения, это развеет его скуку, - вложив в эту тираду, давшуюся ему
не без некоторого насилия над собой, максимум доброжелательности и
готовности к подчинению, заверил собеседника Паллис.
Пагевд, вдоволь натешившись произведенным впечатлением, бесцеремонно
вышел прочь, давая тем самым Паллису недвусмысленный знак того, что обед и
иже с ним следует считать оконченным.
("Неужто старый идиот платит каждому, кто возьмется таскать его
глиняные чучела на тот берег озера? Если так, быть может имеет смысл
подвизаться на этом поприще с большим усердием? Не мог и предположить, что
его состояние столь необозримо! Подумать только, такое сногсшибательное
мотовство с целью увеселения брата, похоже, пребывающего в ссоре с
рассудком!" - дал волю эмоциям Паллис, воспользовавшись как предлогом к
этому лёгким раздражением, зашевелившимся где-то внутри в результате
затянувшегося ожидания плота перевозчика, который должен был доставить его
прямо к "Серой утке" через студёные воды Арту. Приложив ко лбу
руку-козырёк, Паллис рассматривал берег противоположный - нечёткий,
светло-коричневый, безрадостный, но всё же не такой далёкий.)
- Оставайтесь здесь, - приказал он перевозчику, от которого исходил
ядовитый запах недобродившего, однако уже выпитого гортело, - я непременно
вернусь до заката.
- Знаю-знаю! - совмещая бодрость духа с его же грубостью, дал знать о
себе перевозчик. - До заката! Вы и раньше вернётесь! Это кто же вам
дозволит торчать цельный день в "Серой утке"? Чересчур бедно вы одеты для
такого-то места. Вас чай дальше порога и не пустят.
- Помолчите, - Паллис был задет и разозлился бы, не будь он столь
сильно поглощён своим поручением.
Он втянул запястья поглубже в рукава камзола, предательски куцые и
прохудившиеся на локтях.
- Не твоя забота! На твоём месте я попридержал бы язык!
("Располагай я временем, я бы воздал наглецу за дерзость!")
- Будь я на вашем, я б ещё пуще об этом пёкся ! - Огрызнулся
перевозчик, втыкая шест в прибрежный ил, словно острогу в кишащую лососем
реку.
("Как долго ещё мне придется терпеть издевательства невоспитанной
черни?!" - в бессилии возмутился Паллис, ожидая привратника у ворот имения
Стагевда.)
"Бр-равый малый я! О - ля - ля! Перепёлок настрелял! О - ля - ля!
Перепёлка-птица, эх, Спинка краплёная! Лапки задери, Убиённая!" -
Послышалась из-за ворот чья-то песня.
("Похоже, здешние слуги и впрямь избалованы сверх всякой меры. Даже моя
кухарка, будь она госпожой самой мягкосердой, и то не стала бы терпеть
таких песнопевцев у себя на заднем дворе, а уж кто угодно подтвердит - так
дурно, как она, не поёт никто.")
Отворилось смотровое окошко.
- Я Паллис из Тардера с поручением к господину Стагевду. Желаю говорить
с ним с глазу на глаз, ибо имею предписание поступить так, данное его
высокородным братом, господином Пагевдом лично.
- А звания какого будете? - Робко спросил тот же голос, который только
что выводил рулады, давшие простор для ироничных замечаний.
- Дворянского. Принадлежу к младшей ветви рода Элаев. Имею
удостоверяющие сей факт бумагу.
("Отчего, собственно, я рассыпаюсь бисером перед каким-то привратником,
обязанность которого - впустить меня без лишних разговоров?")
- Хорошо, что дворянского, из Элаев. Тогда заходите, - с очевидным
облегчением произнёс голос.
Загрюкали крючья, задвигались засовы.
- Не выношу, понимаете ли, простолюдинов. Одна зараза от них. И
болезни. Одеты так, будто прямиком из выгребной ямы. Смердят чесноком. То
и дело боишься, как бы не обокрали, но больше всего я, милостивый гиазир...
- Паллис, - вставил юноша.
- ...боюсь подхватить от них какой-нибудь крестьянский недуг. Но раз вы
дворянин - совсем другое дело! Будьте покойны, в "Серую утку"
черни вход заказан.
Створка ворот распахнулась для пришедшего.
("А это и есть хозяин собственной персоной!")
Паллис был настолько удивлён, что воспринял это маленькое открытие с
той невозмутимостью, с какой обыкновенно встречается нечто само собой
разумеющееся. Наружность господина Стагевда, да и его костюм можно было бы
вполне охарактеризовать как своеобычные - длинные, чёрные словно смола,
усеянные всклокоченными гнёздами волосы спускались до плеч, усы же, чей
оттенок напоминал окрас не до конца перелинявшего к лету зайца, напротив
были ухожены и даже завиты щегольскими локонами. На Стагевде был дорогой и
непомерно широкий магдорнский халат (кстати сказать, одежда не самая
подходящая для промозглого осеннего дня у влажного логова Арту) к его
правому плечу была приколота или, если присмотреться с большим тщанием,
намертво пришита, а уж затем уснащена брошью, пелерина с серебристым
позументом, наподобие тех, которые одевают перед слушанием дела
толкователи в суде, запястья же были унизаны браслетами всевозможного
декора до самых локтей, а сияние вправленных в них драгоценностей,
несомненно, подлинных (Паллис не нуждался в услугах оценщика, чтобы
удостоверился в этом), находилось в оппозиции к матовому лоску засаленного
до неприличия широкого пояса, о который его владелец имел обыкновение
отирать нож во время трапезы. Словом, и комедиант из самого захудалого
провинциального балагана не сподобился бы нарядиться потешнее, но и
никакому, даже самому искушённому в своём презренном ремесле нищему с
улицы Риедора не удалось бы преподать себя существом более достойным
жалости.
("И этому неряхе не по нраву одеяние простолюдинов - оно, дескать,
отдаёт выгребной ямой!" - ухмыльнулся Паллис (которому до тех пор не
случалось сетовать на излишнюю чувствительность), брезгливо пробуя
ноздрями воздух. Когда Стагевд подал гостю левую руку для поцелуя, юноша
лишь спустя несколько неловких мгновений смог расправиться с отвращением,
уговаривавшим его отстраниться. Однако рука троюродного племянника князя
Маммы и младшего брата всесильного Пагевда была чиста - Паллису
представилась возможность убедиться в этом, прикладывая малодушно
дрогнувшие губы, избалованные персиковыми запястьями столичных красавиц, к
показавшемуся из-за истрёпанного рукава заношенного халата запястью
Стагевда. "Видимо, из-за нетерпения к луковичным запахам, этот достойный
человек не держит не только привратника, но и прачек. Весьма любопытно,
убирают ли здесь, или некто из высшего сословия всё же обучился обращаться
с метлой, а заодно и стряпать, чтобы ублажать плодами своих трудов
господина-младшего-брата?")
Стагевд переминался с ноги на ногу, с нарочитой подозрительностью
поглядывая на окованный медью ларчик, оттягивающий руку Паллиса.
Предназначающийся ему подарок покоился в нём, укутанный, словно
малолетний неженка-наследник, в три слоя ткани.
("Не лучше ли отдать жабу сразу, не вдаваясь в полемику по поводу
столичных интриг и интрижек. Между прочим, я вряд ли получу прибавку,
выказав охоту к светской беседе, в которую мне, конечно, придётся быть
втянутым - скука, заядлая сплетница, подскажет господину в широком халате
и тему, и интонацию, а вот мне придётся проявлять находчивость, острить и
всё такое прочее.")
Ларчик был опущен Паллисом на песок.
- Что это в нём? - Прищурившись и настороженно склонив голову набок,
спросил Стагевд.
- Упомянутый мною подарок, то есть сувенир, который я был удостоен
чести доставить в "Серую утку", - всем своим видом Паллис пытался
изобразить наивное неведение, неведение дворецкого, подносящего господину
анонимное письмо ("...налягал вашей супругу. А ещё хочу сообщу вашу
милостивую гиазиру...") - аккуратный конверт с неудобопроизносимым именем
адресата на белом саване бумаги. - Быть может, открыть?
- Ни в коем случае! - Завопил Стагевд, исказив лицо до неузнаваемости
гримасой жертвы всепожирающего страха. - А если там нечто?!
- Разумеется, нечто там есть.
- Нечто ужасное, - заговорщическим шёпотом продолжал хозяин "Серой
утки". - Больше всего я боюсь испугаться!
Паллис начинал испытывать сожаление от того, что опрометчиво дал понять
собеседнику, будто не имеет представления о содержимом ларчика:
- Если желаете, я отопру его сам, а после сообщу вам об увиденном.
- Нет-нет-нет! Ах, если с вами случится неприятность, я буду
раскаиваться, а ничто хуже не скажется на моём состоянии, чем осознание
собственной вины - мне совсем не хочется быть виноватым! Я боюсь! Это так
тягостно!
- Тогда, милостивый гиазир, мне остаётся только препоручить ларчик
вашим заботам и удалиться, - заключил Паллис, сделавший в подкрепление
этого намерения несколько выверенных шагов в сторону ворот.
Оторопело взиравший на это Стагевд вдруг, словно опомнившись от
забытья, вскинул голову и бросился вдогонку.
- Только не это! Только не это! - Кричал он.
- Что вам угодно, милостивый гиазир? - Со слащавой предупредительностью
в голосе, долженствующей сыграть роль указания на досадную навязчивость
Стагевда, справился юноша.
Стагевд остановился и опустил взгляд, уподобившись пристыженному
приказчику скобяной лавки.
- Какую услугу? - Продолжал игру в любезности Паллис, выждав, покуда в
бессвязном лепете о необходимости его помощи не образуется хотя бы самая
малая, в толщину ногтя, брешь.
- Меня очень испугал свист, который доносится из подполья. Сегодня,
когда я занимался своим туалетом... ("Читай, подкручивал усы.") - Стагевд
на мгновение погрузился в задумчивость, внешне отозвавшуюся неопределённой
улыбкой, - так вот, сегодня за туалетом я слышал как...
- ...?
- Как... Впрочем, не будем ворошить детали. Как говорится, "шуршать
мелочами". ("Кем это так говорится?")
- Услуга не велика, - продолжил Стагевд,- вы не могли бы глянуть, нет
ли там чего? Может, мышь, или, того хуже, крыса? Страсть как боюсь крыс.
Они такие юркие, такие "топ-топ-топ"! Так и шныряют. А что, если ночью они
влезут на моё ложе, заберутся на лицо, станут шнырять, дергать меня за
усы, щекотать ноздри своими витиеватыми, розовыми в пятнышках хвостами? Но
нет, я ведь не позволю им этого сделать!
В полной нерешительности Паллис следил за яростной жестикуляцией
Стагевда.
("За исполнение его прихотей мне не полагается ни авра. Но отказ
погонять мышей, похоже, не приблизит моего отбытия домой. Неужто у него и
в самом деле нет слуг?")
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг