- Запах времени.
- Разве время имеет запах?
- Имеет, - степенно кивнула Итская Дева. - Но он не похож на запах мимозы
или розмарина. Оно пахнет как... как... как ключевая вода!
- Должно быть, это печальный запах, - улыбнулся Эгин. - Ну тогда скажи
мне, царица, перед каким приемом следует душиться этими духами?
- Эти духи не для ерунды, - фыркнула царица, разумея, конечно, приемы. -
Это духи для воспоминаний. Хватит одной капли, чтобы вспомнить все, что
пожелаешь. Даже то, чего ты никогда не помнил. Прими их и не донимай меня
больше вопросами!
Эгину ничего не оставалось, кроме как благодарно поцеловать руку девчонке,
которая после окончательного "вочеловечивания" снова стала строптивой,
высокомерной и переменчивой. То есть такой же, каким был город, в котором
ей предстояло царствовать.
Эгин отогнал прочь воспоминания и снова обернулся в сторону Ита. Но его
уже совсем не было видно за низкими кудлатыми тучами, которые стлались над
озером и вьющейся вдоль берега дорогой.
Если бы пять лет назад в Своде Равновесия кто-то напророчил молодому
эрм-саванну Эгину, что в один прекрасный день он будет возвращаться из
"распечатанного" Ита с подарками от Девы Озера, он, пожалуй,
порекомендовал бы фантазеру немедленно обратиться к Знахарю. На предмет
вменяемости. "А теперь даже странно думать, что может быть иначе".
2
Эгин проехал через заставу и пост сборщика пошлины без всяких приключений.
Сама будка сборщика теперь имела вид донельзя мирный. Ничто в ней не
намекало на те жуткие события с лужами крови и полетами по воздуху,
участниками которых совсем недавно были Эгин, Милас и Есмар. "Счастливого
пути", - прошепелявил вслед Эгину стражник, как двоюродный брат похожий на
одного из давешних убийц из клана Собирателей, рекомых также попросту
"жемчужниками".
Эгин пришпорил жеребца. Он знал - совсем скоро он выедет к дорожной
развилке.
Южная дорога со временем приведет его к Пиннарину - почему-то Эгин был
уверен, что гнорр хотел бы оказаться именно там. А другая дорога, помнил
он, зовется Поперечным трактом (приблизительно так Эгин перевел для себя
слово "Марнильм" с харренского) и оканчивается в мрачном многолюдном
муравейнике с названием Тардер. Он был уверен, что в столице Ре-Тара им с
Лагхой делать нечего. И все-таки, об этом не мешало спросить у самого
гнорра.
Пока дорога была сравнительно малолюдной. Дождавшись, когда она совсем
опустеет, можно будет раскрыть лотос (или, как в положенной для гостьи из
седой старины манере называть вещи тем что они есть, выражалась Итская
Дева, "Белый Цветок") и пообщаться с гнорром, не покидая седла. Съезжать в
лес Эгину не хотелось - за время путешествия он успел возненавидеть
"природу" тихой, но лютой - как и положено - ненавистью.
Дорога впереди была пуста и проходила через березовую рощу. Эгин
оглянулся, надеясь удостовериться, что сзади тоже никого нет.
Держи сарнод шире! Из-за поворота, несясь во весь опор, выскочили четверо
всадников, выряженных не по итской, но по харренской моде.
На них были широкие бархатные куртки с "надувными", как называли их в
Варане, рукавами и узкие замшевые штаны со швами, отделанными позументом.
Кожаные головные косынки были завязаны сзади самым изысканным образом,
сочетающим небрежность и высокое искусство, розовые рубахи - с некоторым
избытком расшиты разноцветным бисером.
Лошади у всадников были свежими и породистыми. Кавалькада больше всего
походила на компанию богатых повес, выходцев из купеческого сословия, не
испытывающих недостатка ни в чем, кроме дворянских грамот.
Одно только смущало Эгина, пребывающего в самом благостном расположении
духа, а именно: какая нелегкая занесла этих беззаботных щеголей сюда, в
эту глушь, без слуг и сопровождающих?
Когда четверка почти поравнялась с Эгином, тот заметил, что одним из
всадников является девушка, одетая как парень, и сидящая в седле
по-мужски.
Несмотря на то, что компания выглядела мирной, Эгин на всякий случай
опустил ладонь на рукоять своего "облачного" клинка.
- Извините нас, милостивый гиазир, за то, что нарушаем ваше уединение, -
обратился к Эгину первый, с бородкой-клинышком и ухоженным островком усов
над верхней губой. Обратился на чистом харренском. Держался он при этом на
почтительном отдалении, заходя к Эгину справа.
Эгин натянул поводья. Его жеребец остановился. Остановилась и четверка.
Эгин заметил, что девушка бросила взгляд на его "облачный" клинок.
Впрочем, такой мимолетный, что ни о чем, кроме праздного интереса, он,
вроде бы, не свидетельствовал.
- Прошу вас рассудить наш спор, - вступил второй, с убедительными золотыми
браслетами на левом запястье, обладатель самого широкого воротника и
румяных щек. - Мы с товарищами заспорили, чей скакун имеет самую чистую
стать.
- И мы просим быть вас нашим судьей, - поддержал третий, коренастый
обладатель высоких, выше колена сапог.
От Эгина не укрылось при этом, что четвертый всадник как бы невзначай
остановился как раз за его спиной на расстоянии в четыре-пять шагов.
Как-то само собой получилось, что Эгин теперь находится в центре ромба из
четырех купеческих сынков, которые вроде бы совсем непринужденно и даже
нечаянно, но тем не менее тесно обступили его. Чистые разбойники,
изготовившиеся взять одинокого путника в оборот!
Не торопясь отвечать на предложение, Эгин еще раз смерил всадников
испытующим взглядом. Вроде бы, оставалось только гнать свои подозрения
прочь. "Что за чушь? Да на каждом из них надето драгоценностей на большую
сумму, чем та, на которую в состоянии раскошелиться средний "одинокий
путник" вроде меня. Зачем разбойникам одеваться так шикарно? Да и манеры у
них вполне миролюбивые".
- Для нас очень важно иметь судью с хорошим глазом. Ведь мы поставили на
кон большие деньги. А вы, как видно по вашему жеребцу, знаете толк в
лошадях! - сказал четвертый - молодой брюнет, в широком атласном плаще,
расшитом золотой нитью.
От Эгина, который довольно глупо кивал, пока всадники излагали ему суть
дела, не укрылся момент, когда девушка завела правую руку за спину, причем
сделала это совершенно естественно. "Что у нее там, интересно? Неужели
метательный кинжал?" - спросил себя Эгин, втуне иронизируя над собственной
подозрительностью.
Не снимая правой ладони с рукояти меча, Эгин легонько дважды шлепнул
жеребца по шее и перенес тяжесть тела на заднюю седельную луку. Жеребец
послушно и быстро попятился, и через несколько мгновений он уже вышел из
обкладки, в которую вольно или невольно взяли его спорщики. Всадники
проследили за его маневром с некоторым, как показалось Эгину, недоумением.
- Что скажете, господин? - спросил наконец обладатель внушительных золотых
браслетов, снова приближаясь к Эгину.
А "господин" все никак не мог решить, что с ним - приступ мании
преследования, которую старательно пестовали в нем все, от начальства до
коллег, в бытность его офицером Свода? Или все-таки в купеческих сынках и
дочурках действительно есть нечто странное? Впрочем, за те полтора
коротких колокола, что они провели вместе, решить ничего наверняка было
нельзя. "Да и зачем что-то решать?" - заключил Эгин и сказал с официальной
доброжелательностью:
- К сожалению, я совсем не разбираюсь в лошадях. Мой собственный скакун
был мне подарен вчерашним вечером.
То, что он лжет насчет своего невежества, было совершенно очевидно. И Эгин
понимал это. Одно то, как быстро он покинул каре, вынудив жеребца, к
которому даже не успел толком привыкнуть, дать "задний ход" без всякой
паники, говорило о том, что в седле он не новичок. На самом деле, Эгин
всего лишь говорил: "Катитесь вы к Хуммеру в пасть со своим спором". Но
делал это очень и очень вежливо.
К превеликому удивлению Эгина, всадники поняли его слова правильно и
возражать не стали. Процедив "извините", они пришпорили своих скакунов и
на рысях двинулись к развилке.
Еще некоторое время Эгин внимательно смотрел им вслед. Из березовой рощи
тем временем выползал купеческий обоз с внушительным сопровождением из
двух десятков вояк.
Щеголи поравнялись с высокими угловатыми фурами. Один из всадников -
обладатель клиновидной бородки - невзначай обрызгал серым, жидким дорожным
снегом проводника обоза. Тот немедленно разразился руганью, уличая
"городскую бестолочь" во всех мыслимых пороках.
3
Когда купеческий обоз прополз мимо, а всадники скрылись из виду впереди,
дорога опустела и Эгин наконец решился достать лотос из сумы на груди.
Он прочел заклинание, которому научила его Итская Дева.
Кстати говоря, сама Итская Дева "отпирала" Белый Цветок безо всяких
заклинаний. Но Эгин, как ни старался, повторить этот фокус не смог.
"Отпирание" цветка требовало большой концентрации. Почти такой же большой,
как вход в Раздавленное Время. Но поскольку на такую концентрацию у Эгина
в последние дни не было вдохновения, после "распечатывания" стихий Города
и Озера он говорил с гнорром лишь однажды. Да и то - на общие темы.
Эгин не торопился открывать лотос еще и потому, что был уверен: после всех
треволнений он заслужил небольшой отдых от тяжких дум. Эгин уже успел
усвоить, что Лагха и тяжкие думы - это как гром и молнии. Редко когда
обходятся один без других.
- Я уж думал, Эгин, вы про меня забыли, - проворчал Лагха, крохотный,
прозрачный, но узнаваемый. - Да уж, пожалуй, Сайла дала бы вам за такую
игрушку, как этот лотос со мной внутри, семь мер серебра и титул Второго
Кормчего в придачу.
Эгин улыбнулся. "Интересно, должно быть, ему смотреть на меня. Каждый мой
глаз для него - как лодка, рот - как пещера!"
- Не держите на меня зла, гнорр, - сказал Эгин. - Я был просто-таки
обезглавлен усталостью.
- Я не злопамятен, - совершенно серьезно сказал гнорр-лилипут. - Вот
только жаль, теперь вы не можете поприветствовать меня через целование
перстня. Следование этикету как-то всегда организует, настраивает на
деловой лад...
Эгин не выдержал и рассмеялся. Какой все-таки чудак этот гнорр! Они
находятся в тысяче лиг от родной страны. Сам Лагха уже давно не человек,
но уже перестал быть призраком. Прошлое исполнено приключений. Будущее
туманно. Планы неопределенны. А гнорр разглагольствует о церемониале!
Крохотный, словно бы стеклянный гнорр тоже улыбнулся. Или Эгину только
показалось, что улыбнулся.
- Так или иначе, нам пора обсудить наши дальнейшие действия. И притом
побыстрее.
- Я лично не вижу в этом никакой срочности. До Пиннарина мы еще успеем
обсудить все - от устройства Волшебного театра до наших кулинарных
предпочтений...
- А я эту срочность вижу, - перебил Эгина Лагха. - Потому что в Пиннарине
нам делать нечего.
- Как это - нечего? - опешил Эгин.
- Так это. Гнорр в виде стеклянной фигурки в цветочной чашечке едва ли
сможет навести порядок в столице и вернуть себе свое тело.
- Что же вы предлагаете, милостивый гиазир?
- Я предлагаю на время забыть о Пиннарине. И вспомнить о Тардере. Мне
нужно новое тело, - отчеканил Лагха.
- Надо полагать, в Тардере новыми телами для гнорров торгуют на рынке в
рядах готового платья? - язвительно осведомился Эгин.
- Почти. Скажем так: Тардер - это то место, где живет единственный
человек, о котором мне доподлинно известно, что он сталкивался с подобной
проблемой.
- Над ним тоже совершили колдовство с последующим развоплощением?
- Ничего подобного. Его случай более простой. Но сходство есть.
- Хотелось бы знать подробности.
- Некогда госпоже Далирис тоже было нужно тело сделанного человека. И она
изыскала способ достать его. Видите ли, Эгин, госпожа Далирис была, да,
собственно, и остается женой харренского сотинальма. Когда Харренский Союз
сыграл эту свадьбу, сотинальму Фердару было шестнадцать, ей стукнуло
тридцать. Она была самой родовитой вдовой Харренского Союза и молодому
сотинальму ничего не оставалось, кроме как гордиться тысячелетним гербом
своей вдовствующей невесты. В остальном Далирис была тем еще подарком.
Помимо прочего, на протяжении двенадцати лет этот брак оставался
бездетным. Сотинальм Фердар был изрядным гулякой и умудрился прижить
что-то около десятка внебрачных отпрысков от придворных дамочек, не говоря
уже о многочисленных выблядках от безродных девиц. А его законная жена не
была способна произвести на свет даже мышь! Конечно, госпожу Далирис это
печалило: передать сокровища, гербы и древние привилегии рода сыну
какой-то гулящей?! Такая перспектива ее не на шутку бесила. Придворные
медики только разводили руками. Мол, делаем что можем. И вот, когда ей
стукнуло сорок пять, она решилась и сделала глиняного ребенка, глиняного
наследника...
- Она сделала глиняного ребенка? Сама?
- Вряд ли сама, уж очень это необычное дело. Я даже представления о том,
как это делается, не имею. Но подозреваю, что магическая сила создателя
глиняных людей должна быть колоссальной. Древняя история свидетельствует о
том, что потребовались совокупные усилия Звезднорожденных Элиена и Шета, а
также помощь магов Герфегеста Конгетлара и Харманы Гамелин, чтобы сделать
всего одного такого глиняного человека в качестве своеобразного живого
узилища для души Октанга Урайна. Однако, насчет магической силы госпожи
Далирис нам ничего не известно. Может, она смогла обойтись и без
посторонней помощи. Офицер Иноземной Разведки, который вел эту разработку,
был внедрен в ближайшее окружение госпожи Далирис. Не успев выяснить всех
обстоятельств дела, он скончался от холеры - скончался сам, безо всяких
наемных убийц, что забавно. Важно то, что ни мой предшественник Карувв, с
которым напрямую сносился тот офицер, ни я в итоге не получили по этому
делу полных и достоверных сведений.
- Не проще ли было взять любого младенца и назвать его наследником
сотинальма? - спросил Эгин в задумчивости.
- Нет, не проще. Даже если бы Далирис тайком купила одного из бастардов,
он бы не был похож на мать. А так наследник получился улучшенной копией
Далирис, при этом не оставляющей сомнений в отцовстве Фердара.
- И как отнесся сотинальм к тому, что его наследником, пусть даже очень на
него похожим, стал глиняный человек?
Тут уж настал через гнорра смеяться.
- Вы полагаете, - сказал Лагха, переводя дыхание, - госпожа Далирис
сообщила ему, что младенец, которого она якобы родила в завершение так
называемой беременности, не совсем настоящий?
- Конечно, это было бы глупо, - смутился Эгин. - Но, я полагаю, что если
уж об этом стало известно Своду, то сотинальму об этом, должно быть, и
подавно известно!
- Вы сильно недооцениваете Свод, - крохотное лицо Лагхи просияло. - Лишь я
и госпожа Далирис до сегодняшнего дня знали о том, что наследник
"ненастоящий". Далирис уничтожила всех, кто имел к этому отношение в
ближайшие же дни после "родов". Теперь об этом знаете еще и вы. Я никогда
не пускал эти сведения в ход. Хотя варианты шантажа рисовались, и притом
весьма соблазнительные. Жена сотинальма может очень многое. А второго
такого инструмента давления на Харренский Союз я просто еще не изобрел.
Но, выходит, этот бесценный, тончайший инструмент придется пустить на то,
чтобы всего лишь устроить для меня новое тело!
- Но послушайте, Лагха, разве трудно отличить "глиняного" человека от
обычного? Насколько я знаю, сейчас сотинальму Фердару примерно пятьдесят
лет. Если он женился на Далирис, когда ему было шестнадцать, а через
пятнадцать лет его жена "изобрела" наследника, значит, сейчас этому
наследнику должно быть что-то около двадцати! Неужели никто за эти
двадцать лет ничего не заподозрил? - с крайним сомнением спросил Эгин.
В какой-то момент ему даже начало казаться, что Лагха старательно
разыгрывает его, бессовестно пользуясь его доверием и своим авторитетом.
- Никто ничего не заподозрил, - кивнул Лагха.
- Но это же не-воз-мож-но! Должны же оставаться какие-то... какие-то
признаки магического искажения материи! Ведь об этом Свод создал целую
науку! - возмутился Эгин.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг