- Лараф окс Гашалла, старший распорядитель мануфактуры.
- Хофлум Двоеженец, - степенно представился приказчик.
"Двоеженец" он произнес так, словно это было неслыханно почетное прозвище:
Дважды Грютский, например. Или Молниеносный.
- Плохие наши дела, господин Лараф, - начал приказчик, когда сани
тронулись. - Предупреждали меня, что в Старый Ордос лучше не соваться, да
не думал я, что здесь и впрямь такой стрём, как рассказывают. Все-таки, у
вас здесь вот... вроде... офицеры, стража...
- Так что случилось-то?
- Выехали мы с постоялого двора, который возле Сурков, ранним утром.
Думали быть у вас еще засветло.
Действительно, от Сурков до мануфактуры было десять лиг. Даже в метель
санному поезду потребуется от силы шесть часов, чтобы покрыть такое
расстояние. Хофлум продолжал:
- В ущелье мы въехали часа в три дня. Вы знаете, склоны там не отвесные,
но все ж таки изрядно крутые. И вот по этому-то склону на нас словно бы
скатываются двое. Пешие, без лыж, в высоких сапогах и плащах хорошего
сукна. По всему видать - офицеры.
Лараф недовольно оттопырил нижнюю губу.
У них на мануфактуре было не принято говорить "офицеры". Чересчур явно это
слово указывало здесь именно на Свод Равновесия. Ни пехотных, ни
кавалерийских, ни тем более флотских частей в окрестностях Старого Ордоса
не было.
Офицеров Свода на мануфактуре называли обтекаемо: "люди из крепости".
Говорили: "Снова двое из крепости к нам приходили". Или: "Повстречал
одного из крепости".
Руины бывшей варанской столицы, как и весь Староордосский уезд, кишмя
кишели офицерами Свода Равновесия. В уезде об этом знал каждый. Потому что
рядом с руинами крепости, давно уже объявленными запретной зоной,
находились Высшие Циклы, из которых выходили свежеиспеченные эрм-саванны
всех Опор Свода.
Сам по себе этот факт уже являлся государственной тайной. Но даже тем, кто
не знал точного названия учреждения, было ясно, что и руины, и окрестности
- недобрые. Здесь смердело и магией, и теми, кто эту магию истребляет при
помощи Слов, Знаков и Вещей.
Но приказчику Хофлуму, который привез свой товар издалека, все эти
тонкости были безразличны.
- И вот эти двое кричат нам, чтобы мы остановились. Мы, понятное дело,
останавливаемся. Ворочайте назад, говорят, в Сурки. Я спрашиваю: как так -
назад? Мы и так товар задержали, а товар у нас непростой. Может, говорю,
слыхали, чем заняты в гашалловой мануфактуре? Сие предприятие, говорю,
большую пользу для Князя и Истины имеет, а потому извольте нас пропустить.
Мы и так опаздываем изрядно. И показываю им нашу подорожную.
"Ну дает деревенщина! - восхитился Лараф. - Мало кто осмелится препираться
с офицерами Свода. Впрочем, у них там, на востоке, с этим, говорят, и
впрямь попроще. Вроде как даже там и на благонравие сквозь пальцы смотреть
стали."
- Проверили они подорожную, проверили все сани. "Нет нам никакого дела до
вашего товара", отвечает наконец тот, что постарше с виду. "Ворочайте
взад, в Сурки. Это все ваша вина, что товар до холодов задержали. Если
месяц уже проволынили, так Гашалла до послезавтра потерпит." А я ж помню
про уговор насчет месяца и одного дня, это ж значит хозяина под убытки
немереные подводить... Тогда я отошел в сторонку с тем офицером, что
постарше, и говорю: так мол и так, ваше сиятельство...
"Он бы его еще "величеством" назвал", - мысленно усмехнулся Лараф.
- ...Очень уж надо нам в мануфактуру поспеть до срока. Вы уж не
обессудьте, вот тут, говорю, в мешочке у меня...
Хофлум примолк, покосился на спину кучера и выразительно потер большим
пальцем об указательный и средний. После экспериментов деда покойного
супруга ныне здравствующей Княгини с бумажными ассигнациями этот жест
вошел в моду и означал только одно: деньги.
- Вы серьезно? - вытаращился Лараф на Хофлума.
Предлагать взятку офицеру Свода? Да не где-нибудь, а неподалеку от одного
из главнейших секретных учреждений княжества?
Хофлум хитро улыбнулся и утвердительно покачал головой. Дескать, да,
господин распорядитель, мы хоть и пишемся без "окс", да зато в этой жизни
побольше вашего умеем.
- Серьезнейше. Ну а что здесь такого? Я с оглядкой всегда даю. Я по глазам
сразу вижу всегда - возьмет человек или нет. Вот когда покончим с делами
да бумаги подпишем, я вам и не такое расскажу, - Хофлум самодовольно
погладил свою бороду и примолк.
Лараф вдруг подумал, что Хофлум, возможно, совершенно нагло врет. Набивает
себе цену. И заодно надеется разжалобить его отца, владельца мануфактуры,
чтобы тот не стребовал с них немаленький штраф за просроченную поставку.
Проверить его историю все равно невозможно. Не придешь же в Староордосскую
крепость с вопросом "Эй, друзья, а правда ли, что кто-то из вас взятку
принял вчера у приказчика Хофлума?"
- Если только мы эти бумаги вам вообще подпишем, - сказал Лараф без особой
симпатии. - Ну так из-за чего ж вы задержались-то?
- Приедем - сами увидите, - по голосу Хофлума было слышно, что он обижен
ларафовым "если только". - Что я вам в самом деле тут сказки рассказываю,
а? Вы ж ни одному слову моему не верите!
- Отчего же - в целом верю. Но не забывайте, что вы нас подвели, а не мы
вас. Продолжайте, мне в самом деле интересно.
Два раза Хофлума просить не надо было.
- Ну так мой подарочек у него в руках словно бы растворился. Был - и нет
его. Ладно, говорит, можете ехать. Но за ваши жизни мы не ручаемся. Тут уж
я струхнул и спрашиваю: то есть как это - не ручаемся? Тут же ни волков
нету, ни разбойников. А офицер только махнул рукой, бросил через плечо "Я
вас по-хорошему предупредил" и ушел вместе со своим напарником в ту
сторону, откуда мы приехали. Ну, жизнь одна, ее про запас не отложишь! И
погнали мы сани дальше. А ветер все сильнее, вьюга прямо в лоб бьет, кони
упираются, сани вязнут... Уже смеркается, а мы только посередине ущелья.
Это я теперь знаю, что посередине, когда к вам с рассветом побежал, а
тогда думал - может, и трети проклятой кишки не одолели. На передних санях
я был. И вижу вдруг, что впереди стоит кто-то. Большой, темный, роста в
четыре человеческих. Его сквозь снег никак не разглядеть, а подъезжать
ближе как-то не того. Остановили коней, да они и так вмертвую стали.
Бросили на пальцах кому идти вперед смотреть. Выпало троим из охраны, по
справедливости. Это ж их прямое дело - на такой случай вперед выходить. И
они пошли...
- Ну и!? - Лараф был вспыльчивым и нетерпеливым молодым человеком. Как ни
тщился он разыгрывать перед Хофлумом бывалого и опытного распорядителя, а
мальчишеское любопытство брало верх.
- И вернулись назад. Ничего нет, говорят, только борозда в снегу. Весь
покров прошла, до самой земли. И по левому скату ущелья вверх уходит. Нет
никого впереди, короче. Стали понукать лошадей - те вроде как идут. Едем
дальше. И трехсот саженей не проехали - новый морок. Вроде оружие бряцает
по сторонам. Не видать ни зги, ветер воет - и позвякиванье кругом это
дурацкое. Кони, однако же, идут, не останавливаются. Только вздрагивают
эдак, словно их оводы или другая гнусь на ужин пользует. Так еще саженей
двести прошли. И тут вдруг камни забормотали и треск впереди пошел. Как
будто камнепад. А мне ж говорили, что обвалов как раз можно не бояться,
ущелье-то лесом поросло. А только рокочет что-то впереди и по сторонам -
все ближе и ближе. Сани мои опять стали, достал я шестопер, кликнул
охрану, и с нею сам вперед пошел. Два факела у нас было. И вижу я, что
перед самым моим носом камни катятся. Поперек ущелья. Сами катятся,
шилолова погибель! И вроде как закатываются потом вверх по левому скату
ущелья. Тут у меня сердце совсем в пятки ушло, чего греха таить. Надо
было, думаю, во всем офицера слушать и ворочаться.
Тонкие губы Ларафа неожиданно разошлись в ухмылке:
- А-а, это катунцы. От катунцов вреда людям не бывает. Если, конечно,
прямо под них не лезть - тогда задавят. Тот офи... человек вас с потрохами
купил, почтенный Хофлум. Просто вытянул из вас денежки, ясно? Знал ведь,
что катунцы пойдут, вот и "предупредил", добрая душа. И пропустил,
конечно, вперед - жалко ему, что ли?
Неожиданно заржал Перга:
- И точно, барин! Нашел чем подивить! А про чтой-то там такое в четыре
человеческих роста - и вовсе брехня.
- Вам, может, и брехня, - пробурчал Хофлум. - Да только у меня двое людей
ночью умерли и несколько лошадей пали. И на всех - полно малых красных
точечек, будто их слепни искусали. Только не кусают слепни насмерть, и нет
зимой никаких слепней.
2
День прошел в хлопотах.
У Хофлума действительно были жертвы. Пока санный поезд стоял перед
беспричинно и неспешно катящимися камнями, вокруг саней и лошадей успело
намести так, что двигаться они уже не могли.
У двоих возниц не выдержали нервы и они с воплями, по брюхо в снегу,
побежали обратно в Сурки. Потом их нашли мертвыми, они не пробежали и
пол-лиги.
Отец Ларафа, скрепя сердце, освободил всех рабочих мануфактуры и послал их
откапывать санный поезд. В конце концов, поставщикам, хоть они и сорвали
сроки, надо было помочь. (Уж больно сладкая, по правде сказать, сложилась
цена; Имерт окс Гашалла не хотел терять таких выгодных торговых
партнеров.)
Оказалось, что за один день там не управиться. Поэтому тюки с самыми
срочными материалами, без которых работа стояла, вывезли на двух
мануфактурских волокушах.
Надо всем этим Лараф надзирал. То есть без особой надобности ковылял от
одних саней к другим, мерз, отходил погреться у костра, покрикивал на
рабочих, разговаривал с доходяжными конягами, присматривал за
изготовлением обеда.
О дивных (и не очень) событиях, рассказанных Хофлумом, Лараф старался не
думать. Не думал он о них и вечером, когда наконец вернулся домой.
Ларафу шел двадцать второй год. Он жил вместе с отцом, мачехой и двумя ее
дочерями. Старшую звали Анагела, младшую - Тенлиль. В нее-то и был влюблен
Лараф, поскольку влюбляться в Казенном Посаде было больше не в кого.
Два брата Ларафа уже давно покинули это малоприятное место. Как положено
уважающим себя дворянам, они служили Князю и Истине и получали за свою
службу солидное жалованье.
Один брат был палубным исчислителем на флагманском корабле Южного флота и
успешно применял продукцию отцовской мануфактуры по назначению. За взятие
Багряного Порта он, как и все другие старшие офицеры - к слову сказать,
ничего путного в ту кампанию не сделавшие - получил в канун юбилея
Сиятельной Княгини листья трилистника к "Звезде морей". Весьма почетный
знак отличия, весьма.
Карьера другого славного отпрыска семейства Гашалла была поскромнее. Он
уже восьмой год служил в тяжелой кавалерии, но по-прежнему ходил в нижних
чинах. Однако последнее его письмо, достигшее Казенного Посада в конце
осени, заканчивалось весьма интригующе: "У нас появились двое новеньких.
Нет нужды объяснять, что означает появление в армии людей с клинками в
ножнах из акульей кожи."
Нужды объяснять и впрямь не было. Речь, конечно же, шла об эмиссарах
Свода. А когда в армейских частях появляются, не таясь, люди из Свода -
значит, эти части вот-вот могут быть использованы в каком-то горячем деле.
То есть в таком, которое представляет волнующую возможность отличиться.
Ларафа не очень-то радовали новые перспективы, открывшиеся его брату. Он,
Лараф, получил лишний повод для зависти, и больше ничего.
Сам Лараф, когда ему было семнадцать лет и он уже вовсю грезил службой в
"Голубом Лососе", имел неосторожность попасть под камень-катунец.
Разумеется, ни отцу в свое время, ни Хофлуму сегодня он в этом не
признался. Как не признался и офицеру Свода, когда тот неожиданно пришел
справиться о его здоровье и порасспросить о том-сем под видом инспекции
мануфактуры.
Потому что тогда возник бы правомерный вопрос "как?" Как весьма прыткий и
неплохо сложенный юноша, находясь в здравом размышлении, смог попасть под
медлительный камень? Только мертвецки пьяный человек, заснувший где-то
посреди дороги, мог стать жертвой редкого каменного потока.
Но о том, как случилось с ним это несчастье, Лараф всеми силами пытался
забыть. Хватало и того что случилось: нога была сломана, срослась
неправильно и он охромел. Похоже, на всю жизнь.
- Лараф, ты снова ничего не ешь, - укоризненно покачала головой мачеха. -
Целый день на морозе суетился, а аппетита так и не нагулял.
- Спасибо, я сыт... мама, - выдавил Лараф. - Мы с господином Хофлумом
неплохо закусили за обедом.
Господин Хофлум не перечил. В доме семейства Гашалла кормили как на убой.
Приказчик, изголодавшийся за две недели перехода через пол-Варана,
старался не пропустить ни одного блюда.
Лараф сам не понимал, отчего он так холоден к еде. Обедал он под открытым
небом на скорую руку, похлебал супа из сушеного гороха с солониной,
отщипнул хлеба - и все. Аппетита не было.
- Ну ты бы хоть ножку индюшачью погрыз, я даже не знаю... А то придется
все слугам отдать.
- Ну так и отдайте, - пожал плечами Лараф.
За ужином в доме Имерта окс Гашаллы говорили о двух вещах: о работе и о
еде. Гораздо реже - о деньгах. Дворянам не пристало обсуждать такие
неблагородные темы. О мужьях для Анагелы и Тенлиль за столом вообще
никогда не говорили. Об этом Имерт и его новая жена перешептывались
наедине.
Хофлум был не очень-то воспитанным человеком. Но льстецом-самородком был
преизрядным.
- Индюшатина у вас в Казенном Посаде отменная. Отменнейшая! - сказал
Хофлум, обращаясь к мачехе Ларафа.
- Эй, милая, подбавь-ка мне еще мясца и лисичек, - это уже в адрес
служанки.
Лараф часто думал о том, что он сделал бы, если б от него все зависело.
Например, если бы он был одним из тех, которых в крепости учат убивать
врагов Князя и Истины.
Первым делом - и это понятно - он взял бы в жены Тенлиль (Лараф не
принимал в расчет, что офицерам Свода браки запрещены). Вторым делом - и
это тоже понятно - разыскал бы самого лучшего лекаря (то есть запрещенного
мага, конечно же), и тот сделал бы так, что его нога срослась бы правильно
и Лараф, наконец, перестал бы хромать. Ну а третьим делом...
Лараф не знал. Пожалуй, предложил бы Опоре Благонравия указ, запрещающий
непрестанно обсуждать за едой еду. Ибо это несносно!!!
Лараф подошел к мачехе и поцеловал ей руку.
- Благодарю вас. Желаю всем приятных сновидений, - откланялся Лараф и
вышел прочь. Тенлиль, как обычно, даже и не посмотрела в его сторону.
3
Единственными "привилегиями", которых Лараф добился на свое несчастливое
совершеннолетие, была комната с отдельным выходом на улицу, своя
собственная служанка, право запираться на ключ когда ему заблагорассудится
и не отвечать на стук в дверь даже отцу.
Всеми этими привилегиями, как хорошо помнил Лараф, обладал его брат, пока
не отбыл на службу в кавалерию. А потому и комната, и даже служанка
достались ему в наследство от брата.
Несмотря на то, что он был давно уже не мальчик и по идее никто (кроме
офицеров Свода, Шилол их побери) не имел права копаться в его вещах, Лараф
хранил все свои сокровища в потайном местечке, а не в сундуке и не в узкой
платяной стойке.
Тайник тоже перешел к Ларафу по наследству. Теперешний грозный воин с
трехсаженным бревноподобным копьем и сворой любовниц из числа смешливых
трагических актрис Урталаргиса во время оно хранил в тайнике "магический"
амулет в виде веера из семи цветных дощечек, статуэтку обнаженной барышни,
якобы вырезанную из бивня Магдорнского Тритона, эротические вирши
собственного сочинения и несколько старинных ассигнаций с профилем Занга
окс Саггора.
Отправляясь служить, брат вирши сжег. Амулет и статуэтку он прихватил с
собой, а местоположение тайника великодушно открыл Ларафу.
"Будешь в нем держать всякие вещички, - обтекаемо пояснил брат. - Ну,
чтобы отец не цеплялся лишний раз. А это тебе, чтобы деньги водились". В
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг