стекло иллюминатора вниз. Там лежали белые Гималаи. А в распадке тянулись
черной вереницей люди. Они шли в сторону, обратную той, куда сейчас летел
Шурка, они шли на юг, они шли - в Индию...
Глава вторая
ОНИ ШЛИ БЫСТРО, ОГИБАЯ НАСЕЛЕННЫЕ ПУНКТЫ И НЕ ВСТУПАЯ В КОНТАКТ С
МЕСТНЫМ НАСЕЛЕНИЕМ. О ТОМ, ЧТО ДВЕНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ ДВЕСТИ ПЯТЬДЕСЯТ САБЕЛЬ,
НЕ СЧИТАЯ ДРУГОЙ, СОПУТСТВУЮЩЕЙ КАВАЛЕРИИ ЖИВОЙ СИЛЫ И ТЕХНИКИ, УЖЕ
ПЕРЕСЕКЛИ ГРАНИЦУ ИНДИИ И УПОРНО ДВИЖУТСЯ НА ЮГ, ЕЩЕ НЕ ЗНАЛИ ДАЖЕ В
КРЕМЛЕ.
Густое синее небо, голубой снег, зеленый рифленый лед. Среди гряды
покрытых вечным снегом вершин выделялась одна - ее пик растворялся в
невидимой вышине на фоне маленького, но ослепляюще белого солнца. В
шинелях, в буденовках с застегнутыми клапанами на укрытых попонами лошадях
сидели изрядно замерзшие, красноносые комиссар Брускин и бывший комэск
Новиков. Рукой в вязаной шерстяной варежке комиссар указывал на горы и
увлеченно рассказывал:
- Эта группа гор называется Кадринатх-Бадринатх. Там берет свое начало
великий Ганг. А это знаменитая гора Нандадеви...
- Манда деви? - удивился Новиков, дуя на свои красные, как лапы гуся,
ладони.
- Нандадеви, - поморщилс Брускин. - Ее вершина видна из любой точки
Индии. Между прочим, существуют свидетельства, что в ее пещерах скрывается
людоедское племя хетти, живущее еще в каменном веке. Разумеется, это не
более чем миф.
Новик смотрел на комиссара с бесконечным уважением.
- Гляжу я на тебя, Григорий Наумович, и диву даюсь! Вроде голова не
такая большая... И как это в ней все помещается!
Брускин смущенно усмехнулся.
- В гимназии моим любимым предметом была география. Думаю, если бы я не
стал революционером, то наверняка был бы географом, путешественником. В
этих профессиях много общего. И те и другие - первопроходцы! Вы не
находите, товарищ Новиков?
- Да я в этом ни хрена не понимаю! - искренне признался Новик. - Вот ты
мне сейчас говорил-говорил, а я уже ни-чего-шеньки не помню! Я, Григорь
Наумыч, страсть как учитьс не любил. Мне легче руку себе отрубить, чем
слово какое написать...
Брускин нахмурился.
- Это плохо! Учиться надо, Иван Васильевич. Учиться, учиться и
учиться... Вот освободим Индию - и засажу я вас за парту.
Новик проводил внимательным мужским взглядом сидящую верхом на белой
кобыле Наталью.
- Взять-то мы ее возьмем, да только прежде яйца б не поморозить... А то
и останется тогда - учиться и учиться, - задумчиво проговорил Иван.
Брускин вновь поморщился и, решив сменить тему, указал на другую
вершину.
- А это...
Но вдруг Новиков обеими руками выбил из седла комиссара и сам полетел
следом в девственно белый снег. В следующее мгновение кусок синего льда
там, где только что была голова Брускина, вдруг взорвался фейерверком, и
прощально визгнула улетающа от рикошета пуля. И только потом прозвучал
звук выстрела, он рос, множился, гуляя эхом среди гор, и красноармейцы
стали крутить головами, высматривая, откуда стреляли, а главное - в кого.
Осаженна на всем скаку белая кобыла остановилась рядом. Наталья хотела
соскочить, но зацепилась сапогом за стремя и полетела в снег до кучи, и
теперь они барахтались в снегу втроем.
- Живы? Оба живы?
- спрашивала Наталья.
- А что? Что такое? - крутил головой ничего не понявший Брускин.
- Стреляли в тебя, Григорь Наумыч, - объяснил, поднимаясь, Иван.-
Аккурат с твоего умного котелка крышку бы и сняли.
- А как же вы поняли, что в меня? - На лице комиссара совсем не было
страха, было одно удивление.
- Выстрел-то я увидел.
Во-он там. А что в тебя - почуял, - объяснил Иван.
- Шесть человек сегодня, - со вздохом сказала Наталья, помога Брускину
подняться.
- Ишь ты, как за комиссаром ухаживаешь, - щурясь насмешливо,
прокомментировал Иван.
Наталья хотела что-то ответить, но замерла. У одного из кавалеристов
вдруг слетела с головы и полетела кувырком буденовка, плотно наполненна
чем-то розовым. Сам верховой стал валиться набок и упал в снег лицом.
И только потом услышали выстрел.
- А вот и седьмой, - мрачно сказал Брускин.
- Ох поймаю я того стрелка, распанахаю его от темечка до самого
копчика, - играя желваками, пообещал Иван.
Мерцали угли в очаге, устроенном посреди горского домика, в котором
спали на полу вповалку красноармейцы и страшно, будто соревнуясь, храпели.
Иван не спал. Он прикурил самокрутку и поднес горящую спичку к розовой
палочке благовоний у домашнего алтаря. Палочка загорелась и задымила,
осветив местного бога. Бог был небольшой, медный, голый -
мальчик-подросток с монголоидным типом лица. Иван внимательно смотрел на
него.
Сидящий рядом повел носом и открыл глаза.
- Ну и вонь. Ты чего не спишь, Иван?
- Храпите, черти, - объяснил Иван, не отводя взгляда от бога.
- Гляди, барин, - пробурчал красноармеец и повернулся на другой бок.
В приоткрывшуюся дверь втиснулс часовой с винтовкой.
- Новик, ты здесь, что ль? - спросил он громко.
- Не ори, народ разбудишь, - отозвался Иван.
- Тебя Лапиньш вызывает, срочно!
Иван не двигался, продолжая курить, и все смотрел на медную фигурку.
- Слышь, что ль, срочно!
- Я ему нужен, вот пусть и подождет...
- проворчал Иван и стал подниматься.
Над самым большим из домов повис в безветрии красный флаг. Это был
местный храм. Алтарь здесь был большим и бог, тот самый мальчик из меди,
тоже большим, в человеческий рост. Вокруг него и расположились отцы
командиры.
- Що це за чоловики? - возмущенно кричал Ведмеденко.
- Хочь бы побачити... В мэнэ у эскадрони троих вже повбывало...
- У артиллеристов шестнадцать человек убили, - мрачно сказал начштаба
Шведов.
- Да три пушки вместе с лошадьми в пропасть ухнули, - прибавил командир
артполка пучеглазый Михей Зюзин.
- Мы поставлены в дурацкое положение, когда совершенно невозможно вести
агитационную и пропагандистскую работу, - возбужденно зачастил Брускин. -
Мы их ищем, мы оставляем им в каждом селении агитлитературу и продукты, а
в ответ - стреляют, стреляют, стреляют!
- А что скажет товарищ Курочкин? - спросил лежащий на спине бледный
Лапиньш.
Все посмотрели на усатого, в кожаном шлеме авиатора.
- Ежели мотор заведется, то взлететь я, конечно, взлечу. - Курочкин был
очень серьезен. - С горочки столкнуть - и аэроплан на крыло встанет. Увижу
их сверху, могу. Могу и бомбу бросить. Ну а сесть, извините, некуда...
- Красноармеец Новиков по вашему приказанию явился, - доложил Новиков,
пристально и серьезно глядя в глаза Лапиньша.
Тот криво, одной половинкой рта улыбнулся.
- Скажите, красноармеет Новиков, потему вы смеялись токта, на суте?
Иван улыбнулся.
- Смешно стало. Думаю, как это вы меня расстреляете, если мне до ста
одного года суждено прожить и своей смертью помереть.
Все удивленно смотрели на Новика.
- Это что еще за предрассудки, Иван Васильевич? - добродушно спросил
Брускин.
- А мне бабка-повитуха, когда я двенадцатым, последним из мамки
выскочил, сразу про то сказала.
- Вы это помните? - Лапиньш даже приподнял голову.
- То-то и оно что помню. Да я сперва и сам не верил, а потом, как
германцы меня стреляли, да не застрелили, а потом белые - и тоже никак...
Вот мне и смешно стало...
- Скажите спасипо комиссару, - жестко сказал Лапиньш.
Иван кивнул.
- Вот я и говорю, конфуз бы случился...
- Новиков! - оборвал его Лапиньш. - Нато взять языка. Токо, кто
стреляет. Возьмете - полутите эскатрон снова. Сможете?
- Ясное дело, смогу, - уверенно ответил Иван.
- Перите сепе кого хотите...
- Да никого мне не надо...
- Потему?
Иван улыбнулся лукаво.
- А я славой не люблю делиться.
Все, кроме Лапиньша, засмеялись.
Останавливая их, Иван сказал деловито:
- Значит, как этот гад стрельнет, бейте со всех стволов, чтоб шуму
больше было.
Только чтоб без артиллерии, понял, Михей?..
Возвращаясь к себе, Иван встретил Наталью. Она шла по натоптанной
хрупкой тропке.
- Чего не спится, замком? - весело спросил Иван.
- Не спится, - отозвалась Наталья.
- У комиссара рукавички хороши - уже не ты ль связала? - приближаясь
вплотную, спросил Иван.
- Я... - тихо и смущенно ответила Наталья.
- Мне б связала. А то завтра языка пойду брать, отморожу руки - и не
обнять тебя потом... - Иван прихватил Наталью за талию и притягивал к себе.
- Тебе вязала... - прошептала Наталья, не поднимая глаз.
- А ему отдала?.. Ну и ладно, не нужны они мне, это я так...
- Ты там поберегись, Иван Васильевич...
- А ты поцелуй, тогда поберегусь, - пообещал Иван, ища своим лицом ее
лицо, но Наталья вывернулась и побежала к одному из домишек.
Иван удовлетворенно смотрел ей вслед.
- Эх, Наталья, нам бы только до теплых земель добраться.
А то, боюсь, простужу тебя на снегу... - сказал он негромко и очень
серьезно.
Иван дышал часто и сипло, как привязанный к телеге старый цыганский пес
в конце долгого перехода, и был мокрым, как церковная мышь, выбравшаяся на
край купели, в которую свалилась по неосторожности. Он сделал еще три шага
вверх и ткнулся обессиленно лицом в снег...
Внизу, в ущелье, вытянулась медленна колонна. Иван лежал за камнем и
разглядывал своих в бинокль. Ехали верхом рядом Брускин и Наталья. Он
что-то говорил ей быстро, рассказывал, а она рассеянно слушала и
посматривала вверх, на горы. Иван вздохнул.
Выстрел прозвучал, как всегда, неожиданно. Новик завертел головой и все
же успел увидеть легкий дымок, поднимающийся из-за камн слева и ниже.
- Что, забыли, черти! - процедил Иван сквозь зубы, и тут же снизу стали
часто бить винтовки, а чуть позже зататакали и пулеметы. Новик улыбнулся,
подоткнул полы шинели под ремень и, придерживая шашку, побежал туда - вниз
и влево.
В свисте летящих над головой пуль Иван вдруг услышал знакомый звук
ввинчивающегося в воздух снаряда, упал на камни и прикрыл голову руками.
Снаряд разорвался выше, Ивана присыпало каменной крошкой, а когда он
приподнял голову, какой-то припоздалый камешек больно тюкнул его в макушку.
- Михей, гад, убью! - в бешенстве пообещал Иван...
Когда стрельба прекратилась, Иван приложил к глазам бинокль и скоро
нашел того, кого искал. Он был совсем близко. Стрелок засыпал из рожка
порох в длинный ствол старого кремневого ружья и опустил в него большую
круглую пулю... Он уже выцелил кого-то внизу, но сделать выстрел не успел.
Что было сил Иван перетянул его нагайкой вдоль спины и выкрикнул зло и
торжествующе:
- А-а, суч-чонок!
От неожиданности и резкой боли стрелок прогнулся и перевернулся на
спину. Это был мальчик со смуглой кожей и монголоидным типом лица.
- Хай ме бхарата пули! - крикнул он неожиданно для своего положения
властно.
- Хай ме бхарата пули! - в очередной раз торжественно выпалил
таинственный стрелок и даже топнул ногой.
Комэск Ведмеденко почесал могучий загривок и заговорил задумчиво:
- Що це таке хай, то я разумею... Пули, воны пули и е... А що це
такемебхарата?
- Значит, думаешь, Микола, хлопчик не хохол? - спросил его усмешливо
комэск Колобков.
Ведмеденко еще раз пристально и изучающе посмотрел в лицо незнакомца и,
махнув рукой, подытожил:
- Та ни!..
Командиры захохотали. Не смеялись лишь Лапиньш и Новиков.
Иван смотрел на пацана внимательно и удивленно.
- А между прочим, товарищ Ведмеденко не так уж и не прав, - заговорил,
встава и протирая очки, Брускин. - Все языки мира делятся на группы и
подгруппы.
Так вот, я специально подсчитывал, в нашем корпусе присутствуют
представители всех групп и почти всех подгрупп. Этим мы, кстати,
опровергаем известный библейский миф о неудачном строительстве Вавилонской
башни...
- Претложения, товарищ Прускин, - прервал его Лапиньш.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг