брючные костюмы из материала, напоминающего мокрый бархат. Одна из них
сейчас зло пялилась на нее. Дашуня пригляделась. Мать моя женщина! В этой
злобной сучке она узнала одну из тех тварей, что так самозабвенно поливали
ее грязью тогда, шесть лет назад, когда она впервые переступила порог
своего института. Бог ты мой, неужели она запомнила ее с того времени?
Девица, заметив, что их разглядывают, скривила губы в брезгливой гримасе и
снова громко прошипела:
- Ну вот, ни одного приличного места в Москве не осталось. Везде эта
лимита нагадила.
Еще три года назад Дашуня, услышав эти слова, только втянула бы голову в
плечи и попыталась побыстрее удалиться, но то было три года назад... А
сейчас она развернулась к вошедшим и мило улыбнулась, а затем сделала
приглашающий жест. И сам поворот, и приглашающий жест очень сильно
напоминали движение кошки, когда она потягивается со сна. Все это чепуха,
что мужчины западают на длинные волосы или ноги, попку орешком или высокую
грудь, главное - как женщина двигается. Нет, если у тебя красота есть - на
здоровье, при прочих равных шансах ты сможешь зацепить любого, но если
рядом с тобой вдруг окажется замарашка, которая умеет двигаться... Дашуня
овладела этим искусством в совершенстве, так что у мальчиков с Кавказа при
взгляде на нее тут же заблестели глазки. Девица это тоже заметила, и ее
кукольное личико пошло пятнами. Она тут же развернулась к одному из
мальчиков, тому, который был повыше, и произнесла этаким
капризно-раздраженным тоном:
- Акмаль, мне здесь не нравится, пошли отсюда!
Парень заколебался. Но Дашуня еще раз молча улыбнулась и слегка изменила
положение ног. Это оказалось последней каплей. Парень насупился и зло
бросил:
- Заткнись, и так уже третий клуб тебе не катит. Здесь останемся.
Он обошел ее и двинулся в сторону столика, за которым сидела Дашуня. Вслед
за ним потянулись еще двое. Девица скривилась и несколько мгновений
оставалась на месте, потом нехотя пошла за ними.
Усевшись за столик, Акмаль вытащил из кармана своего черного пиджака (как
эти дикие мальчики с гор обожают черный цвет) объемистое черное же
портмоне, демонстративно раскрыл, позаботившись, чтобы Дашуня увидела
пачки стодолларовых купюр и российских тысячных, занимавшие два отделения
портмоне, поднял руку и небрежно щелкнул пальцами. За его спиной тут же
нарисовался официант:
- Что желаете заказать?
Акмаль важно оттопырил губу:
- Коньяк, французский, мясо и, это, фрукты, киви там, бананы и все такое.
- Он повернулся к Дашуне: - Что будешь, я угощаю.
Дашуня улыбнулась и, слегка опустив подбородок, так, чтобы на веки упали
тени и глаза загадочно поблескивали из-под ресниц, особым образом покачала
головой. И тут же сбоку послышалось шипение крашеной блондинки:
- Ты что, Акмаль? Кормить эту тварь...
Акмаль побагровел:
- Заткнись!
Но ту уже понесло:
- Ну уж нет! Сначала ты тащишь нас за стол с этой лимитой, затем
собираешься... - Ее тирада была прервана хлесткой затрещиной. Голова
блондинки дернулась, а зубы клацнули так, что Дашуня удивилась, как это
она не прикусила язык. Акмаль зло прорычал:
- Дура, - и, повернувшись к Дашуне, криво усмехнулся: - Не обижайся, у нее
язык, как у змеи. Я ее выгоню.
Блондинка, на щеке которой расплывался красный отпечаток мужской пятерни,
судорожно всхлипнула и, вскочив на ноги, ринулась к выходу. Акмаль
качнулся было в ее сторону, но не встал, а лишь презрительно вздернул
верхнюю губу и откинулся на стуле.
- Э-э, пусть идет, завтра все равно прибежит. - Он повернулся к Дашуне: -
Ладно, тебя как зовут?
Дашуня одарила его одной из своих самых загадочных улыбок, но история уже
потеряла для нее всякий интерес, поэтому она, словно не слыша вопроса,
неожиданно спросила:
- Акмаль, а что это у вас за часы?
- Это, - Акмаль с гордостью задрал манжету, - золотые, "Ролекс", пятьсот
долларов стоят, у друга купил. И кошелек, хороший, большой, за триста.
Настоящая кожа.
Дашуня снова улыбнулась, но на этот раз в ее улыбке сквозила ирония.
- Извините, Акмаль, но вас, похоже, обманули. Вот смотрите. - Она
протянула руку и, мягко обхватив пальчиками его запястье, развернула часы
циферблатом вверх. - Здесь написано "Ролекс", но вот видите, на стрелочках
колечки, а это фирменный знак совершенно другой часовой фирмы - "Брегет".
По-видимому, там, где делали эти часы, их производство поставлено на поток
и данная конструкция разрабатывалась именно под "Брегет", но в России эта
марка гораздо менее известна и потому непрестижна, так что специально для
нас на циферблат налепили другое название. К тому же, - ее улыбка стала
еще снисходительнее, - золотой "Ролекс" никакие может стоить пятьсот
долларов. Да и вашему портмоне красная цена рублей сто пятьдесят. - Дашуня
сочувственно вздохнула. - Не сердитесь, но, чтобы покупать по-настоящему
достойные и престижные вещи, надо в этом хоть немного разбираться, а не
просто заиметь достаточно большие деньги.
После чего Дашуня подхватила сумочку, мило улыбнулась и со словами:
"Простите, мне уже пора" покинула зал ресторана, напоследок поймав
довольный взгляд метрдотеля и его тайком оттопыренный большой палец.
В "Савой" она еле успела. То есть она вылезла из такси еще за десять минут
до указанного в приглашении часа. Но за время работы в Службе Дашуня уже
успела привыкнуть, что на любом мероприятии она должна появиться как
минимум за час-полтора до Его Высочества, чтобы успеть ознакомиться с
расположением помещений, узнать, где находятся запасные выходы и пути к
ним, познакомиться или хотя бы, как у них было принята говорить, "пощупать
глазами" персонал, в общем, выполнить ставший уже привычным набор неких
стандартных действий, называемый "подготовка к прибытию Его Высочества". И
хотя на этот раз она была как бы "приглашенной стороной", ее все время не
покидало ощущение, что она страшно опаздывает.
Когда она быстрой, тренированно-элегантной походкой вошла в зал, ей
навстречу шагнул метрдотель. Его она не знала (еще бы - в "Савое" она была
только один раз, два года назад, на прощальной вечеринке одной из
девчонок, уходившей из Службы), но он, как оказалось, узнал ее сразу.
Метрдотель вежливо улыбнулся и сообщил:
- Вас ждут во втором кабинете.
- Меня?
Улыбка на лице метрдотеля стала несколько надменной.
- Его Высочество был крайне точен в описании.
Когда Дашуня отворила дверь и шагнула в нежный полумрак кабинета, ее вдруг
охватила странная робость. Но тут раздался знакомый негромкий голос:
- Проходи... Дашуня. Присаживайся.
У Дашуни замерло сердце. До сих пор никто в Службе ее так не называл. Да
что там в Службе - никто так ее не называл с тех самых пор, как она уехала
из дома. Все эти пять с лишним лет в Москве. Если, конечно, не считать
редких звонков маме. Более того, она не помнила, чтобы кому-нибудь
рассказывала о том, как ее звали дома... Дашуня скользнула на свое место и
робко пролепетала:
- Спасибо, Ваше Высочество.
Ярославичев улыбнулся:
- Дашуня, давдй договоримся, сегодня я для тебя - просто Дмитрий Иванович.
У Дашуни от изумления глаза раскрылись так широко, насколько это вообще
было возможно. Вот это да! Обращение "Его Высочество" было едва ли не
единственным условием, которое всегда соблюдалось неукоснительно, кто бы
ни допускался к общению с главой "Фонда Рюрика". Даже лидеру КПРФ пришлось
выдавить сквозь зубы сие обращение, когда он по традиции встречался (порой
просто напрашиваясь на такую встречу) с наиболее заметными фигурами
Российского государства во время кампании перед очередными президентскими
выборами, которые он, кстати, все по той же традиции проиграл.
- Хорошо, Ва... Дмитрий Иванович.
Когда она уселась, Ярославичев наклонился и, взяв бутылку своего любимого
"Richard Hennessy", наполнил ее бокал. Дашуня помнила, как на одной
встрече, на которой она присутствовала, он объяснял собеседнику, почему
ему нравится эта марка. Он тогда сказал: "В состав этого коньяка входят
коньячные спирты двухсотлетней выдержки, и такое... оригинальное
соотношение наших с ним возрастов придает коньяку совершенно особый
привкус". Она, правда, не поняла, почему Его Высочество употребил слова
"оригинальное соотношение возрастов", говоря о двухсотлетнем коньяке и о
себе самом - молодом мужчине, которому не больше тридцати, но, возможно,
это имело смысл в контексте всего их разговора, а она слышала только его
часть.
- Ну, давай за нашу встречу. Она, конечно, не первая, но, если можно так
сказать, в приватной обстановке мы встречаемся все-таки впервые.
Их бокалы коснулись друг друга, добавив в окружающую прохладу кабинета
тонкий, звенящий звук настоящего хрусталя.
- Не удивляйся, что я назвал тебя так, - заговорил Дмитрий Иванович, когда
они, отпив по глотку, поставили бокалы на стол. - Миссия, которая тебе
предстоит, очень важна для меня. И я постарался узнать о тебе немного
побольше. Впрочем, все, что я узнал, было мнением других людей, а меня
очень интересует, как ты оцениваешь себя сама. - Он легонько коснулся
пальцами ее руки. - Расскажи мне о себе, Дашуня.
- Я-а? - растерянно пробормотала девушка. Ярославичев кивнул:
- Да. - Он ободряюще улыбнулся.
О деле заговорили лишь через полтора часа, когда легкое опьянение от
великолепного коньяка уже ушло, оставив в теле и голове только приятную
легкость и обостренную восприимчивость. Ярославичев, до того момента
выступавший в роли галантного кавалера, развлекающего даму, посерьезнел:
- Ты должна понять одно, Дашуня: это - самое важное из всего, что до сих
пор тебе поручалось. Причем критерии отбора будут довольно необычными. Нас
не так уж и интересует уровень базовой подготовки, то есть знания по
основным школьным предметам. Конечно, круглых двоечников мы брать не
будем, потому что двойка по школьной программе - это показатель не столько
уровня знаний, сколько уровня трудолюбия. А лентяи нам не нужны. Но иногда
слабый уровень знаний объясняется вполне объективными факторами. -
Ярославичев слегка развел руками. - Сама знаешь, учителя, как и врачи, в
нашей стране пока находятся среди самых низкооплачиваемых категорий. Так
что некомплект предметников в провинциальных школах скорее правило, чем
исключение. Так вот, главное для нас - необходимый набор моральных
качеств. Те, кого будет выпускать мой университет, - будущая элита
страны... а возможно, и мира. И в их число должны попасть только люди с
определенными жизненными принципами, моральными установками.
Дашуня торопливо кивнула:
- Да, я понимаю, не убий, не укради... - Она запнулась, увидев, что
Ярославичев с улыбкой качает головой.
- Нет, не так. Во-первых, ТАКИХ тебе вряд ли удастся отыскать. Да и,
скажем откровенно, если подобные люди отыщутся, то им скорее место
где-нибудь в монастыре, в затерянном в лесах скиту или пещере отшельника.
Людям, твердо исповедующим божьи заповеди, в реальном мире делать нечего.
Твоя задача будет несколько проще и... сложнее. Поскольку многие из тех,
кого ты отыщешь, будут, как бы это выразиться, "на грани". Почти. И тебе
придется принять на свои плечи тяжкий груз выбора. Этих - взять, а тех -
нет. - Ярославичев умолк, глядя в глаза Дашуне и словно проверяя, понимает
ли она его, потом заговорил снова: - Ты должна будешь отыскать молодых
ребят, желательно из глубинки, поскольку у молодежи из крупных городов
сегодня гораздо больше шансов утвердиться в жизни, а я хочу дать шанс
сколь возможно большему числу молодых людей. К тому же, как мне
представляется, именно в глубинке присутствует наибольший процент людей,
соответствующих нашим требованиям. Недаром американцы считают нравственным
резервом нации именно фермеров. И именно поэтому они прилагают столько
усилий для сохранения этой социальной группы. "Материальные", так сказать,
требования к будущим абитуриентам просты: во-первых, это устойчивая
психика, во-вторых, отсутствие серьезных проблем со здоровьем. Что
касается моральных установок, здесь сложнее.
Ярославичев с минуту размышлял, глядя перед собой. Наверное, подыскивал
ясные формулировки. Потом вновь поднял взгляд на Дашуню:
- Знаешь, это довольно сложно однозначно объяснить, но я попытаюсь. Вот,
скажем, ты - талантливый и обаятельный человек, обладающий довольно
серьезными амбициями, но при этом ты - человек команды. Я думаю, ты
никогда особо не задумывалась над этим, но для тебя личный успех никогда
не отделялся от успеха тех, кого ты считаешь своей командой. - Ярославичев
улыбнулся: - И все мы просто счастливы, что последние пять лет "твоей"
командой была именно Служба эскорта. Так вот, первое требование к
кандидатам - это именно подобное самоотождествление себя с командой.
Второе - эти люди не должны испытывать удовольствия от насилия. Это не
означает, что они должны испытывать неодолимое отвращение к нему. К
сожалению, сегодня насилие - неотъемлемая часть современной жизни, но вот
удовольствие от него - это уже патология. Третье - эти люди не должны быть
отравлены никакой идеологией. Национализм или шовинизм столь же
неприемлемы, как, скажем, сионизм или, наоборот, антисемитизм. Лучше
всего, если дело обстоит так, как говорят американцы: "I don't know much
about it" ("Я не слишком много знаю об этом"). К счастью, в глубинке еще
достаточно много таких, даже среди молодежи. Затем, они должны уже иметь
некоторый опыт заботы о других, причем не в смысле получения прибыли, то
есть, скажем, выращивание на продажу поросят или бройлеров - это не тот
опыт, который нам нужен... И этот опыт заботы о других не должен вызывать
у них отвращения. Ну и совсем хорошо будет, если кандидаты окажутся,
скажем так, несколько одиноки. Это могут быть старшие дети в многодетных
семьях, которым родители уже давно не могут уделять достаточного внимания,
или слишком занятые помощью по хозяйству, либо просто стесняющиеся своего,
мягко говоря, излишне скромного достатка и потому избегающие близкого
общения со сверстниками. - Дмитрий Иванович испытующе посмотрел на Дашуню.
- Ты поняла, что я имею в виду?
Дашуня задумчиво кивнула:
- По-моему, да, но... Это довольно сложное задание. Мне еще никогда не
приходилось решать чью-то судьбу.
Они покинули "Савой" только в два часа ночи, а на следующий день Дашуня
уехала домой. Она не знала, что подобной приватной беседы с Его
Высочеством наедине или в узком кругу в три-пять человек уже удостоились
семнадцать сотрудниц Службы эскорта и членов Общества молодых
интеллектуалов. А еще почти двум сотням эти беседы предстояли. Впрочем,
даже если она об этом и узнала, то это вряд ли как-то ухудшило ее
настроение. В конце концов, на ИХ встрече в "Савое" он был с ней один на
один.
Дед уходит! Когда эта ошеломляющая новость прокатилась по Управлению,
Виктор как раз только вернулся из командировки в Чечню. Он был там уже в
седьмой раз и каждый раз по возвращении долго отходил, потихоньку
освобождаясь от того странного чувства подспудной злости, задавленного,
загнанного вглубь страха и тоскливой безысходности, которое охватывает
человека, когда он забирается в не очень чистое брюхо транспортного
"Ил-76" в подмосковной Кубинке, и затем уже не оставляет до самого конца.
Что правда то правда - через неделю-другую они как будто стираются,
заслоняются повседневностью и словно исчезают вовсе. Но это не так.
Вспомним людей, живущих рядом с железной дорогой. Они со временем
привыкают к грохоту поездов за окном и прекрасно спят, тогда как
непривычные к этому люди каждую минуту просыпаются и испуганно вскакивают.
Вот точно так и все, кто находится в Чечне, просто свыкаются с этими
гнетущими ощущениями и словно не замечают их. То, что это не так,
выясняется, лишь когда ты вновь выбираешься на бетонку аэродрома и
вдыхаешь московский воздух, который и пахнет-то как-то иначе, не так, как
в этих проклятых горах, и не так, как ты это запомнил, когда уезжал, и тут
тебя наконец начинает отпускать. И ты осознаешь, что ЭТО жило в тебе все
то время, пока ты был ТАМ (конечно, если ты уже не залился водкой по самую
макушку еще в брюхе "Ила"). Но там все это через неделю действительно
становится неощутимым. Просто все гораздо чаще, чем обычно, дают
измученной психике короткий отдых с помощью водки или взбадривают
измочаленные нервы каким-нибудь вполне обычным здесь безумством типа
русской рулетки на трофейном нагане или жонглирования гранатами с
разогнутыми и наполовину вытащенными чеками до того момента, пока чека
одной из них не выскочит окончательно, и тогда надо тут же поймать
остальные, отложить в сторону, подхватить взведенную и успеть откинуть
подальше, пока она не взорвалась. А замедлитель горит всего три-четыре
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг